Хотелось встряхнуть её хорошенько. Чтоб ей тоже было плохо, как и мне. Отдать частичку боли ей. Если бы это помогло разжать те тиски, которые стянули мои внутренности…
Но я остался сидеть истуканом, наблюдая, как бывшая жена медленным шагом, стуча каблуками направляется вон из моей жизни.
— Я подписала все документы по расторжению брака, — она помолчала минуту, почему-то не решаясь уйти. — Ты любишь её.
— Кого?
— Тебе лучше знать…
— С чего ты взяла?
— Все беды в жизни от женщин. Войны разжигались из-за женщин. Убийства совершались по одному щелчку женских пальчиков. И ты думаешь я такая глупая?
Она мягко рассмеялась. Наверное, впервые я увидел не холодную куклу, папенькину дочку, а просто женщину, у которой оказывается мягкая улыбка. Видимо, её изменило наличие рядом подходящего именно ей мужчины. Она нашла свой «пазл». Своего человека. Как ни странно, я был рад за неё. Был рад и завидовал одновременно.
— Можешь не отвечать. Я видела уже этот взгляд, опустившего руки мужчины, когда мы познакомились. Ты не такой. Ты никогда не сдавался. Так почему же сейчас в твоих глазах поражение?
— Пытаешься залезть мне в душу? Зачем, Оль? — я попытался вложить в свой голос максимум презрения и грубости, вышел усталый сухой голос, на что она лишь улыбнулась.
— Быть может потому, что когда человек счастлив, он хочет видеть вокруг лишь счастливых. Открою для тебя тайну. Я никогда не желала тебе зла… Борись за неё…
— Она выходит замуж, — проклятье. Это я сказал? Видимо пришла стадия развязанного языка. Пора бы заткнуться, выпроводить гостью и лечь спать. Или хотя бы попытаться.
— И что? Тот Дима, которого я знала, всегда шёл напролом. Или это касается лишь бизнеса? Борись. Докажи ей, что ты лучше. Женщины порой сами не знают чего хотят, — она игриво подмигнула, скрываясь за дверью. — Удачи, Сокольский.
Удачи, Сокольский. Удача мне точно понадобится, если я захочу вернуть её. А если не надо? Если она его любит? Вдруг ей лучше быть с ним? Он сделает её счастливой по-настоящему. Не оборачиваясь на прошлое и все нюансы в виде обрушившегося родства. Что если я делаю только хуже ей, отираясь рядом? Да и что я могу ей дать?
Любовь и заключается в том, чтобы даже во вред себе делать человека счастливым. Отпустить, зная, что она нашла свой «пазл».
Глава 38. Маша
Тишину зимнего вечера в родном посёлке нарушал только собачий лай беспородной Альмы, собаки бабы Насти с соседней улицы. Хруст снега под моими сапогами и пар от горячего дыхания, напоминали о далеком детстве. Когда я, не зная забот, лепила кривых снеговиков или рыла в сугробе берлогу.
В большом городе этого очень не хватало. Именно такой зимы. Без слякоти, грязного снега от копоти и вечной суеты.
Эта тишина должна бы успокаивать, восстанавливать душевное тепло. Но мелькавшие картинки от воспоминаний прошедшего детства, вносили лишь раздрай. Скребущую нервозность.
В этом каком-то могильном безмолвии в голове начинали крутиться сотни мыслей, жужжащих словно взбесившиеся мухи.
Тем-то мне и нравился огромный город. За кучей дел и суматохой дни пролетали в мгновение ока. Чувствовалась жизнь. Движение. Нужность и полезность этому миру.
Сейчас же, приезжая в эту глухомань, явственно ощущалась огромная разница. Здесь вечно царил сон. Особенно зимой, когда снег заметал огороды. Казалось, жители подобно колючим ёжикам залегали в спячку. Лишь дымящиеся трубы на макушках домов выдавали наличие здесь людей.
Переступив порог родного старенького дома, меня окутало тепло истопленной печи и запах куриного супчика, который я терпеть не могла в детстве. Мягкий скупой свет от одинокой лампочки в коридоре после темноты улицы ослеплял.
— Машка? Ты чего? — мама выглянула из кухни, вытирая руки полотенцем.
— Привет, мам, — я попыталась улыбнуться, скрывая тяжесть в груди.
— Ты чего не предупредила, что приедешь? Случилось чего?
— Просто соскучилась.
Женщина в обычном домашнем халате с цветами начала мельтешить по маленькой кухоньке, собирая на стол и обеспокоенно посматривая в мою сторону.
Как странно. С годами наш дом становился всё меньше. Или это я уже не та, что была, выросла. Старенькая мебель времён СССР, цветная клеёнка со стёртым кое-где рисунками, тюль с листочками на окнах и допотопный телевизор, который так любила смотреть бабуля. Ничто не изменилось с годами. Лишь я.
Глядя на такую привычную с детства обстановку, тоска начала ощущаться ещё острее. Она переполняла меня, грозилась разорвать и оставить только внешнюю оболочку. Хотелось развернуться и уехать обратно.
— Точно?
— Точно ничего не случилось. Просто решила проведать тебя. Разве мне нужен повод? — я улыбнулась, пододвигая к себе тарелку, заботливо приготовленного матерью супа.
— Ой, а у нас дядя Коля помер. Ну тот, у которого сломал забор прошлым летом алкаш «Композитор». Сестра его из города приехала и нашла.
— Жуть какая…
— Ага. А Анька с Костиком третьего родили.
— Что прям оба и родили?
— Ага. Ну то есть Анька. Да тьфу на тебя. Смеётся она сидит, — мама беззлобно шлёпнула меня полотенцем по плечу, вызывая непрошенные воспоминания. — У тебя что там с работой? Всё хорошо?
— Угу.
— Ну и славно, — мама с теплотой смотрела на меня. Каждый раз после долгого отсутствия, я замечала на её лице всё больше морщин. Седина проскакивала уже не только одиночными волосинками, но кое где целыми прядками. После смерти бабули улыбка на её лице стала таким же редким гостем, как и я теперь.
Я каждый раз давала обещание и ей, и себе приезжать почаще. И каждый раз нарушала его. Всегда находились оправдания. В большом городе совсем нет свободного времени. Там время течёт по-иному. Не успеваешь оглянуться, а уже прошёл год. А в редкие выходные хотелось лежать таким же хладным трупом, как дядя Коля.
Но время так скоротечно. Никогда не знаешь, когда видишься в последний раз. В особо депрессивные моменты хотелось бросить всё и поехать сюда. В то место, которое я могла по праву называть своим домом. Выращивать картошку да морковку в огороде, топить печь в холодные морозные вечера. Здесь единственным стрессом мог оказаться лишь алкаш «Композитор», оглашающий всю округу своим репертуаром под старую гармонь.
И что меня останавливало? Здесь воспоминания становились ещё ярче. Каждое деревце, каждая лавочка скрывали в себе прошлое, от которого я пыталась убежать.
— Мам, а как вы с папой познакомились? — не знаю почему, но тема моего отца всегда оставалась закрытой в моей семье. Нет, мама не запрещала о нем говорить. Просто мы старались не затрагивать эту тему. Мне казалось, что ей до сих пор тяжело без него. Поэтому старалась оберегать её от воспоминаний.
— Чего это ты вдруг? Вы чего с Пашкой поругались?
— Нет-нет… Всё хорошо. Просто. Ты никогда не рассказывала, — я замялась уже сама жалея о начатом разговоре.
— Аа. Ну и слава богу. Он хороший парень. Будет заботливым мужем. Да и детей пора уже заводить, — в воцарившемся молчании я уже было решила, что ответа не будет. — Мы с Зиновием познакомились ещё в шестом классе. Он с родителями переехал из города. Мне всегда казалось, что он слишком деловой. Что ты… Парень из города. Новенькие кроссовки. Тетради с какими-то машинками на обложке. Водился только со взрослыми парнями, — взгляд мамы блуждал по выкрашенной побелкой печи. Было видно, что она погрузилась в воспоминания, замолчав на какое-то время.
— Все местные девчонки вились вокруг него. Наверно, их привлекал его статус. Меня же привлекло его вечно серьёзное выражение конопушчатого лица. Он не был похож на других. Когда одноклассники шли воровать яблоки у местных, то он, хмыкнув, шёл к пруду, не желая участвовать и быть среди хулиганов. Он предпочитал больше времени проводить сам с собой. Тебе передалось это от него. Всегда в своём мире каком-то, — мама покрутила ладонью у виска. — Так мы однажды и познакомились. У пруда. Ой чего я только не выслушала от завистливых соперниц… Но я понимала, что если хочу быть с ним, то вытерплю всё.