На ломаном французском мотоциклист с удивлением в голосе спросил:
– Говорить на немецкий?
– Да, не утруждайте себя.
– Хорошо.
Офицеру – он оказался лейтенантом – было на вид лет двадцать пять – двадцать семь. Эталон арийца – голубоглазый блондин с ослепительной белоснежной улыбкой.
– Итак, Мишель Контане, куда путь держим?
– Простите за мою наглость, с кем имею честь?..
– Командир мотоциклетного отряда четвёртой танковой армии.
– О, так мне выпала честь быть пленённым командиром этого подразделения…
От этих слов офицер расцвёл в улыбке:
– Дитрих Шроде. Ну что вы, вы ведь не военный с оружием в руках, действующий против победоносных сил вермахта.
– Даже если бы я им и был, то для меня всё равно было бы честью сдаться вам.
Эти слова ещё больше расположили немецкого офицера к Мишелю.
– Вы хорошо говорите по-немецки…
– Скажу больше, я владею ещё несколькими европейскими языками так же хорошо и, вдобавок, русским.
– Русским? Я думаю, нет, знаю, что в скором времени он пригодится, ведь, я уверен, фюрер не остановится на Европе.
– Вы думаете, это не конец?
– Всё только начинается, и было бы лучше для вас, – при этом немец двусмысленно улыбнулся, – если бы вы были с нами.
– Но ведь я гражданский человек!
– Это неправильно. Так куда же вы путь держите?
– В Париж, у меня там служба.
– Какого рода?
– Я служу секретарём в одной газете.
– Вы журналист?
– Можно и так сказать.
– Тогда нам с вами по пути.
– Вот как…
– Вы напишете, точнее, у вас есть возможность написать статью о победоносном шествии доблестных германских воинов четвёртой танковой дивизии генерала Эриха Гёпнера. До Парижа пока далеко, но я уверен, что вы туда с нами попадёте. Я предлагаю вам послужить нам.
– А что на это скажет ваше командование?
– Пусть это вас не тревожит. Эй, Курт, неси сюда трофейный фотоаппарат и найди блокнот с карандашом. Наш боевой путь теперь будет освещать корреспондент! – И немец задорно рассмеялся.
Мишелю пришлось присоединиться к наступавшим немецким танковым частям. С ними он дошёл до берегов Ла-Манша и наблюдал за расположившимся на пляже британским экспедиционным корпусом. Это был позор и унижение, по-другому нельзя было назвать происходившее. Только чудо могло спасти людей, находившихся на побережье, и оно случилось…
Когда Гейнц Гудериан сообщил Гитлеру о том, что французские войска и британский экспедиционный корпус попадают в зону досягаемости пушек немецких танков, фюрер снисходительно улыбнулся и сказал:
– Мой милый Гейнц, оставим их в покое и дадим им спокойно уйти. Явите им снисхождение победителя к побеждённому. Они (британцы) могут пригодиться в качестве союзников в грядущей войне (Крестовом походе) против большевизма.
С высоких берегов немецкие танкисты наблюдали за эвакуацией союзных войск на корабли, присланные за ними. Дело было в начале июня 1940 года. А уже 22 июня того же года в Компьенском лесу близ Парижа, в том самом вагоне, в котором в 1918 году тогдашняя кайзеровская Германия подписывала унизительный для себя мир, нынешняя Франция капитулировала перед гением фюрера. Это был реванш за годы унижений…
Так хотел Гитлер, и это произошло. К моменту подписания униженная и раздавленная кованым немецким сапогом Европа замерла в ожидании бури, и она была неизбежна. На юге Франции образовалось лояльное Гитлеру правительство Виши. Но тем не менее не всех это устраивало и не все французские войска сложили оружие и прекратили сопротивление. В Лондоне, в эмиграции, образовалось «правительство в изгнании», главой которого стал бригадный генерал Шарль де Голль. Он и возглавил армию, которая вела боевые действия в Северной Африке против Гитлера и его союзника – итальянского диктатора Бенито Муссолини.
С генералом де Голлем Мишель был знаком и не раз встречался.
После падения Парижа под натиском гитлеровских войск СССР перевёл своё представительство в столицу коллаборационистского режима в Южной Франции – город Виши, курортный город.
Олегу Вадимовичу, с той поры как Гитлер напал на Францию и оккупировал её, о судьбе Дарьи и Мишеля ничего не было известно. Его тревожила их дальнейшая судьба. Внутренне он надеялся, что Всевышний их уберёг. В Париже на нелегальном положении остался Филипп.
Под звуки торжественного марша Мишель в составе 16-го моторизованного корпуса 4-й танковой дивизии генерала Гёпнера въехал в столицу республики. Его сердце разрывалось на части, когда, проезжая на броне немецкого танка, он видел на фасадах домов флаги со свастикой. Париж пал. Горе побеждённых и радость победителей…
Во время остановки в Дюнкерке Мишеля представили лично генералу Гёпнеру:
– Господин генерал, позвольте представить вам летописца нашей доблестной дивизии, он из местных…
Эрих Гёпнер удивлённо воззрился на стоявшего перед ним Мишеля:
– Интересно, господин шпион, и как же вас угораздило к нам попасть?
Окружавшие генерала загалдели:
– На дыбу, в гестапо его! Смерть мерзавцу!
Мишеля стали окружать. А он, с присущим ему хладнокровием, и глазом не вёл, глядя в лицо неминуемой гибели.
– Позвольте, генерал, последнее слово.
– Слушаю вас.
– Вы, видно, по моей выправке определили, что я военный.
– Да.
– И это правда, не буду этого скрывать. Вернее, я им был и даже успел повоевать. Но это было давно и далеко отсюда.
– Даже так…
– В далёком двадцатом году я уходил из Крыма в составе казаков барона Врангеля.
Настала очередь генерала Гёпнера удивляться:
– Вы белогвардеец?
– Казак Всевеликого войска Донского. Мой отец, есаул в составе экспедиционного корпуса, в далёком тысяча девятьсот пятнадцатом году попал во Францию, а после февраля и октября семнадцатого наотрез отказался возвращаться в Россию. Я же после мыканий на Галлиполи тоже оказался в Франции и чудом его нашёл. Тогда мне было шестнадцать. С тех пор Франция стала для меня второй родиной.
– И вы с тех пор…
– Ненавижу большевиков, они отняли у меня всё, к тому же я дворянин. Моему прадеду пожаловали дворянскую грамоту за беспримерное мужество.
– Я отменяю свой приказ, но вы состоите при мне адъютантом. От меня ни на шаг. Разве что по девкам или в бой, и то может быть. С кем в Париже водили знакомства?
– С генералом Деникиным, был ему представлен, и со множеством других белых офицеров.
– Как вас звали в России?
– Константин Матвеевич Самойлов, – уже перейдя на русский, ответил Мишель.
– Я, с вашего позволения, – с иронией в голосе и взгляде сказал Гёпнер, – буду звать вас Мишель.
– Почту за честь, – щёлкнув каблуками сапог и вытянувшись во фрунт, отвечал казак.
Это понравилось Гёпнеру.
С тех пор и до вхождения в Париж Мишель был в подчинении генерала.
Несмотря на это, он доказал на поле брани своё геройство, так сказать выказал личную храбрость, чем заслужил Железный крест, который лично для него выхлопотал Гёпнер у Гудериана:
– Этот молодец спас мои танки от губительного огня артиллерии противника и повёл машины на уничтожение замаскированной батареи.
Во время торжественного приёма на Елисейских полях, устроенного в честь фюрера, Мишеля представили Гитлеру. Тот, взглянув Мишелю в глаза, задал один-единственный вопрос и ушёл, не дождавшись ответа:
– Значит, вы и есть тот самый казак? Интересно…
Мишель от растерянности не нашёлся, что и ответить.
С тех пор его передвижение по оккупированной Франции было неограниченным. Немецкие солдаты и офицеры отдавали ему воинское приветствие, даже если он был в штатском. А Мишелю это и надо было. Перво-наперво он нашёл адрес, где располагались служащие советского посольства. Но, увы, там никого не оказалось. Он стал искать Филиппа и спустя неделю всё-таки встретил его в Люксембургском саду.
Филипп сидел с отсутствующим видом и пил коньяк, когда к нему на лавочку подсел Мишель.
