© Владимир Минайлов, текст, 2023

© Издательство «Четыре», 2023

Они встретились в городе любви и грёз.

Он – офицер французской армии и в недалёком прошлом казак-эмигрант, она – дочь секретаря посольства СССР. Любовь их соединила, а долг перед Родиной сделал единомышленниками…

Москва, 1980 год. По Красной площади не спеша прогуливался в экскурсионной группе статный пожилой буржуа.

Несмотря на убелённую сединой голову, выглядел этот господин прекрасно, по его выправке можно было определить, что он бывший военный.

Иностранный гость смотрел по сторонам и удивлялся тому, как изменилась Москва с тех пор, когда он был тут в последний раз.

Вдруг в толпе людей, шедших навстречу, он увидел троицу – пожилую даму в сопровождении офицера и девушки. Лишь скользнув по ним взглядом, иностранец осознал, что голубо-серые очи дамы до боли ему знакомы, и в тот же миг память перенесла его в прошлое…

Париж, осень 1938 года. Офицер брёл по улицам города, и, хотя был среди людей, по взгляду было видно, что он далеко.

Перед глазами то разрушенные дома Севильи, то бесконечные барханы. В ушах то взрывы снарядов, то грохот разрывов, и, хоть к этому он привык давно, всё же отучить себя бояться глупой смерти так и не смог.

К своим тридцати четырём офицер прошёл Гражданскую в России, и вот теперь Испания. Когда же этот хаос войн закончится?

Он родился на Дону в семье есаула Всевеликого войска Донского. Отец, Матвей Дмитриевич Самойлов, участник Русско-японской, вернулся в родную станицу, что на Маныче, оттого так и называется – Манычевская, с двумя Георгиями на груди и печалью в сердце. Есаул был верен своему Отечеству, но после поражения в войне приуныл. Столько товарищей потерял на маньчжурских сопках под Ляояном! Однако веру в силу русского оружия сохранил.

Возвратившись, он женился на Елене Александровне Гринёвой, первой красавице станицы. Ух, сколько было соперников, и всё же Елена отдала предпочтение Матвею! В его осанке, манере держаться и обращении с окружающими, неважно, млад ты иль стар, – уважение. Мог Матвей шашкой махнуть, а мог и словом: знал нужные, оттого и понимали его. Играл он на гитаре и тальянке. Во время войны есаул разучил много романсов и пел их на удовольствие своё и товарищей. Голос у него был мягкий баритон. Если к этому при исполнении очередного романса присовокупить ещё и томный взгляд – это как казачья лава в бою, быстрая и безжалостная. Многие слабохарактерные падали в обморок.

Самойловы завсегда славились своими сыновьями. Бывало, что и с окрестных станиц приезжали невесты, дабы покорить отставного есаула. А тот как мальчишка робел и порой при исполнении вдруг замолкал, замечая лишь её глаза, видя в них себя. До других девушек ему не было дела. Сердце охватывала тоска. Женским вниманием Матвей не был обделён. Но… надо было уже обзаводиться семьёй. Пора, как говорится.

Елену он знал ещё с детства, и в юности они бегали друг к другу на свидания. Их отношения прервала война. Хотя Матвея официально не призвали, он сам вызвался воевать. Так и стал участником и свидетелем поражения России в этой войне…

Службу проходил в артиллерии 4-й Донской казачьей дивизии, которая входила в состав Западного отряда 2-й Маньчжурской армии, и вместе с ней принял боевое крещение у деревни Лидиутунь в 1904 году. Среди прочих был награждён Георгием IV степени за это дело.

Участвовал в рейдах и налётах на селения Хунхэ, Нючжуан, Инкоу. За последнее получил Георгия III степени. После наступления на Сандепу, в ходе которого казаки храбро дрались и отбили все атаки противника, его дивизия была отведена в тыл, а затем её отправили в Монголию бороться с японо-хунхузскими бандами.

Оттуда по ранению был уволен с действительной службы.

После женитьбы и рождения сына, казалось бы, вот оно, счастье…

Но после родов Елена Александровна начала понемногу чахнуть и угасать, после пяти лет совместной жизни совсем слегла и, несмотря на лечение, прописанное вызванными из Новочеркасска докторами, оставив Матвея с маленьким сыном Костей на руках, отошла в мир иной. Так Матвей овдовел. И хоть был вдовцом, но примерным слыл отцом.

Матвей занимался коневодством: всего их в конюшне было двадцать. Также была отара овец, пятнадцать голов. Кони самойловские славились на всю округу, занимали призовые места на различных ярмарках и соревнованиях! Жеребят покупал он у своих собратьев по коневодству.

Несмотря на столь богатое хозяйство, у Матвея Дмитриевича было время для воспитания сына. Нанятые экономы вели дела исправно.

Сызмальства Матвей приучал Костю к верховой езде и джигитовке, умению владеть шашкой. Нанятые учителя преподавали грамматику, чистописание и иностранные языки (французский, немецкий и английский), Божье слово. Таким образом, мальчик воспитывался разносторонне развитым. В дальнейшем именно знание языков помогло ему в эмиграции.

Впереди у Константина было кадетское, затем юнкерское училище: вот уже пять поколений Самойловых служили России верой и правдой, не щадя живота своего, и он не хотел быть исключением.

Матвей вместо сказок на ночь рассказывал сыну о героических подвигах донцов-удальцов и об их предках, которые славно били Наполеона. За это их фамилия была занесена в реестр войсковых старшин Всевеликого войска Донского и они имели право на поступление в военные училища Российской империи. За ревностное служение Родине и исключительную храбрость, проявленную во время Крымской кампании 1853–1856 годов, Самойловых возвели в дворянское сословие. Они и так не пасли задних, а тут ещё и это…

Также они участвовали во всех эпизодах Русско-турецкой войны 1877–1878 годов.

В таком духе воспитывался сам Матвей, а затем и Костя. Благо было кому сохранять традиции служения Отечеству. Дома хранились летописи воинской славы рода, да и деды с материнской и отцовской стороны вносили свою лепту в процесс.

Брат Матвея Василий служил в казачьем полку в самой Москве, там же женился, туда же звал и его самого.

Матвей ссылался на занятость в связи с воспитанием сына и хозяйством, а на самом деле попросту пытался забыться. Утрата любви всей его жизни подкосила есаула, и в просторах Дона его душила тоска по Елене, чьей ласки более не было. Порой, просыпаясь среди ночи в холодном поту, он слышал дыхание жены рядом. Её образ виделся во всём. Даже в ликах икон в церкви он видел её – ту, что была на сердце и душе.

Но надо было жить настоящим. Этим настоящим был сын Костя.

Летом 1914 года Матвей всё-таки поехал вместе с сыном в Москву к брату. Они гуляли по первопрестольной, Костя впервые после Новочеркасска был в большом городе. Для него всё оказалось в диковинку. Магазины, кондитерские, большое скопление народа, красиво одетые дамы в сопровождении господ – всё вызывало у него восторг.

А больше всего поразил дядя, статный и лихой, как отец, и тётя Вера, добрая и нежная. В их доме царило радушие и спокойствие. Казалось, они не покидали родной станицы Манычевской.

Иногда, когда все были уверены, что Костя спит, Матвей вместе с братом Василием напивался. Это случалось крайне редко, ибо негоже было вдовцу и хорошему родителю, да ещё казаку пить вино.

У есаула вырывались стоны души, он клял бездарность генералов, которые, позабыв про честь и верность присяге, предавали своих же.

Сколько ещё такого будет?