Сотворение мира
– Расскажи мне сказку, отец, – попросила Виноградная Гроздь.
Солнце умылось в море, расчесало огненные волосы, рыжие усы и длинную бороду частым гребнем – вершинами гор, уселось посреди виноградника и стало сказку сказывать:
– Давным-давно, когда мир был ещё юным и беспечным, неведомо откуда упали три семени. Они лежали на голой земле и медленно высыхали под моими палящими лучами.
А мир тем временем бегал по диким ущельям, выжженным пустыням, заглядывал в жерла вулканов, не смущаясь своей наготы. Он был один!
Тишина, словно ватное одеяло, накрывала землю с головой. Ни слова, ни звука, ни мысли.
Однажды мир остановился, точно споткнулся. Почувствовал, что, если сейчас что-то не произойдёт, он исчезнет. Закрыл глаза, и впервые за миллионы лет его сердце заговорило:
– Отец, душа во мне сжимается как кулак, и мне хочется умереть. Душа моя распахивается, как дыхание ветра, и я желаю невозможного, того, чего я никогда не видел, не касался, не ощущал. Помоги мне услышать самого себя!
Слёзы потекли по его лицу. Они пробились родниками, собрались в реки и заполнили пустые котловины, создав моря и океаны. Одна слеза упала на семя, лежащее у его ног. Треснула земля, и показался зелёный росток. Так родилась твоя прапрабабушка.
Шло время, и лоза подрастала, наливалась силой и сладостью. Я подарил ей свой свет. Первая виноградная гроздь и все её потомки стали живым воплощением солнца. Земля уже не была голой. Её покрывала буйная зелень.
В сердце мира вспыхнуло пламя, которое не сжигало и не разрушало. Оно было самой лаской и наслаждением. Пламя растворилось в густоте ночи, и наутро мир увидел на краю моря отпечатки ног. Он, чувствуя дрожь во всём теле, побежал по следу. И увидел…
Запрокинув голову с тяжёлым узлом волос, рядом с лозой стояла… любовь. Она родилась из грёз мира и легкомыслия солнца. Любовь – таково стало имя первой женщины, вкусившей сок винограда.
С тех пор они едины – мир и его улыбка. Второе семя, когда-то упавшее на землю и ожидающее своего часа, распустилось цветком в лоне женщины, переплелось лепестками с силой мира и породило тех, кого люди со временем прозвали асурами. Земля обрела крылья!
Третье семя молчало дольше всех.
Уже шумели леса и звучали голоса, но чего-то им не хватало.
Южный ветер подхватил семя и понёс среди раскатов грома и полыхания молний. Семя треснуло и упало с высоты на ладонь юноши. Упало флейтой, в которой звенела река на рассвете; смеялся ребёнок; любили друг друга мужчина и женщина; зрела виноградная гроздь; прижимались сердцами радость и время. Флейта – музыка души.
Теперь мир не был одинок. Он сотворил себя и множество иных миров – живущих, любящих, творящих.
Барабаны пустыни
Ветер придёт петь для тебя, если ты станешь песчинкой на его ладони.
Он сожмёт тебя сильными пальцами, а потом дунет, чтобы ты взлетела и стала косматыми барханами, по которым носится перекати-поле и хихикают лисички с большими зоркими ушами.
И ты запоёшь вместе с ветром – лучисто и огненно, пронизывающе и дерзко, засвистишь, завоешь, залаешь, зарычишь.
И снова ляжешь в его ладонь маленькой песчинкой – душой с гулко стучащим сердцем.
Там-там-там!
Слышишь, как гремит твоё сердце барабанами пустыни?
Слово
«Слово – пыль, что уносится ветром, —
Мне сказали вчера мудрецы, —
И песчинка, и зёрнышко кедра —
Всё безвременья слуги-гонцы».
Я же в слове увидела реку,
Что под слоем песчаным живёт,
И оазис, и в нём человека,
Что от жизни безвестного ждёт.
«Слово – запах, что вмиг исчезает, —
Мне сказали вчера мудрецы, —
Словно женщина, что зазывает,
А потом обрубает концы».
Аромат! В нём божественна сила
Увлеченья, знаменья, игры —
Тех, что женщина в сердце носила,
И какие рождала миры.
«Слово – вздор, что глупцы повторяют, —
Мне сказали вчера мудрецы, —
Словно псы, что прохожему лают,
Уравняв и шалаш, и дворцы».
Слово – блеск на «стреле» минарета
И улыбка в глазах гончара.
Сколько смыслов-рассветов «надето» —
Медный грош или счастья гора?..
Гордецы, замутившие мудрость,
Утоптавшие слово в навоз,
Вы оставьте поэзии «рудность»,
Глубину и бессмертие роз.
Не стучите клюкой по воротам,
За которыми песни поют,
Не равняйте творящего с мотом
В превращении пустоши в пруд.
А слова – это сажа и птицы,
Жар в тандыре, голодному – хлеб,
Шёлк халата, и добрые лица,
И горящая в небе Денеб.
А стихи – это горсти песчинок,
Из которых построили дом,
И смешенье лукавства-заминок
Перед самым «мудрёным» лицом.
Ключ, вставленный с другой стороны
Иногда случается так, что ты не можешь открыть «дверь» – привычную, надёжную, за которой тебя ждут дни, похожие друг на друга, как близнецы; чашки, из которых пили чай твои родители; блокноты, в которых уживаются старые рецепты и новые методы похудения, полюбившиеся афоризмы и бесконечные планы на жизнь; люди-вещи и вещи-люди, с которыми не знаешь, как договариваться, и поэтому примеряешь их «на себя», пытаясь понять – свободно ли дышится, не жмёт ли, не болтается ли. Ты вставляешь ключ, а замок делает вид, что не знаком. И сколько ни показывай паспорт, сколько ни стучи «от неудачи» по дереву, он держит «фигу в кармане» – второй ключ, вставленный кем-то с другой стороны.
Иногда случается так, что на твои мысли приходит ответ – ключ, не позволяющий тебе жить по-прежнему и заставляющий найти по-настоящему своё.
Иногда так случается по воле…
Реальность, как сквозняк, распахивает двери…
Реальность, как сквозняк, распахивает двери
В потёмки иль на свет – кому как повезёт.
Играют в нечет – чёт полуночные звери,
Решая, где пройдёт у жизни поворот.
И жмутся к их когтям король и королевич,
Растрясшие казну до пыльного мешка,
Философ-дальномер, и белый маг Сенкевич,
И в забытье актёр, испивший вновь лишка.
Вернуться иль уснуть? Избыть себя до крика?
Вломиться сквозь стекло, минуя турникет?
Чтоб чувствовать душой, не стёршейся до лика,
Порезы до крови как плату за билет.
Чтоб вылизать свой шрам до белотканой кожи
И отхлебнуть с ковша брусничный крепкий взвар,
И горечь возлюбить, как женщину, до дрожи,
И снова обежать – волнами – синий шар.
