Сержант повернул голову и несколько метров бежал рядом с ученым, всматриваясь в его шлем-маску:

– Если не ускоритесь – умрете, – сказал он спокойно и ушел в отрыв.

Ему все же пришлось вернуться, так как два осла отстали безбожно. Первый груженый на механических ножках, второй следом, с джойстиком наперевес.

Фаза подхватил профессора под правую руку и потащил вперед.

– Да… Да, что ты себе позволяешь, – задыхался в гневе исследователь, попытался вырваться.

– Копать-хоронить, – прошипел сержант, крепче, словно тисками сжал хилое предплечье, – либо ты оставишь своего осла, ему все равно ничего не будет, либо останешься сам.

– Ты…, – профессор продолжал вырываться, но сержант не обращал внимания на слабые трепыхания и пёр. Фаза видел фигурки стрелков, которые карабкались на уцелевший кусок крыши. Рама сгибался и разгибался в пояснице, поочередно подсаживая людей.

«Вроде бы успеваем, – успокаивался Фаза. – А это откуда?!», – он опешил и едва не споткнулся. Зацепил кочку, засуетился ногами, но быстро восстановил равновесие. С дальней стороны коровника из-за разрушенной стены ему навстречу выбегали плоти. Две крупные, за ними одна чуть меньше и следом мелкий выводок.

Фаза крепче сжал рукоятку калашникова, палец лег на спусковой крючок. Скоро он понял, что мутанты бегут не к нему, а параллельным курсом в сторону леса. «Они что, того? Охренели?». Сержант обернулся. Все было еще хуже. Синька подобралась совсем близко. В каких-то ста метрах он различал сизые скользящие по траве букли.

Сбитый с толку, Фаза продолжал бежать прежним курсом и тянуть профессора. Тот уже не сопротивлялся, но все равно мешал тем, что постоянно хотел обернуться на мула, отчего шаг его делался приставным и заковыристым.

Потревоженные людьми мутанты плотной цепочкой пробежали мимо. Что с ними будет, сержанта не интересовало. Он изо всех сил спешил к коровнику. Когда оказался на месте, поднял профессора и передал в руки Чилиму. Тот лежал животом на крыше, свесившись по грудь, за ноги его удерживал Седой. Грубо, без деликатности спецназовец втянул ученого, затем помог забраться сержанту. Тихая смерть мягко ударилась синими волнами в кирпичные стены, остановилась, растеклась поволокой.

Через пять минут поле вокруг коровника затянуло. Останки совхозных построек, скелеты трактора, самосвала торчали ржавыми островками в перетекающей вяло колышущейся синей дымке.

В мертвой тишине слышалось ритмичное механическое жужжание: бжик – бжик, бжик – бжик. Скоро оно приблизилось и смолкло где-то под стеной.

Люди сидели на крыше, водили взглядами по мареву и поражались. Дальше, на полкилометра на запад, куда утекла основная волна, было заметно, как «синька» истончается и меняется в цвете. Не зная природы аномалии, можно было бы наслаждаться уникальной, завораживающей красотой и искать в этом вдохновение.

Но сержант прекрасно знал, как и его стрелки, что под умиротворяющим покровом, в этот самый момент происходят сотни умерщвлений. Газовая смесь заползает в норы, трещины, расселины и пожирает все живое. Почему так тихо? Да, очень просто. С первым же вдохом синька разъедает гортань, трахею, затекает в легкие…

– Синий туман похож на обман, – услышал сержант насмешливый голос, который прозвучал кощунственно в воцарившейся погребальной тишине. Фаза обернулся. Он не заметил, в какой момент профессор снял сферу М-12. Более того, ни в руках исследователя, ни поблизости ее не было видно.

– Чтоб ты сдох, – пробормотал сержант, а громко сказал, – Олег Юрьевич, где ваш шлем?!

Приходилось напрягать голосовые связки. Отряд рассредоточился по крыше, чтобы не создавать в одном месте излишнее напряжение, тем более провалами в шифере, гнилыми досками, треском, конструкция намекала на свою дряхлость.

– Я его куда-то положил, наверное, скатился, – профессор завертел головой, в поисках шлема. – Чуть не задохнулся. У него неполадки с фильтрацией, с каким-то клапаном проблема, наверное.

– Вы…  Я предупреждал…

– Да, да, предупреждал, – не спорил ученый, – но я выбрал жизнь, а не ваши правила. И, как видите, – он поднял руки, представляя себя целехонького на всеобщее обозрение, – не прогадал.

«Вот мудак, – думал Кишлак, недобро поглядывая на ученого, – сам чуть не сдох и сержанта не утянул». Когда Фаза схватил прилично отставшего исследователя под руку и поволок, снайпер уже был на крыше коровника и прекрасно видел, как синие струи, словно змеи, стремительно скользили в сухой траве и догоняли. «Если бы не плоть, корчиться им в страшных муках».

Напуганные шумом мутировавшие свиньи с выводком выскочили, словно черти из табакерки и бросились навстречу людям. Кишлак вскинул винторез и уже поймал первую в перекрестье, когда увидел промелькнувших мимо сержанта с профессором. Чилим его остановил, но он и сам уже передумал, во все глаза смотрел, как стайка мутантов бесстрашно погружается в синее облако. Плоти еще некоторое время бежали темными силуэтами в клубящейся гати, а затем беззвучно попадали, сначала мелкие, потом крупные.

На бегу левой рукой профессор расстегнул подбородочный ремень и сбросил шлем. Он его даже не пытался держать. Откинул в сторону, как что-то мешающееся. Через несколько метров сержант дотащил его до стены и передал Чилиму. Кроме того, Кишлак видел, как ноги Фазы пару секунд еще стояли по щиколотку в сизой паутине, прежде чем его вытянул спецназовец.

 «Он только мешал Фазе, – зло думал снайпер. – Минуту потерпеть не мог. Задыхался, блин… Все задыхаются, когда бегут в противогазе. Из-за этого барана сержант чуть не погиб. А он, сука, спасибо даже не сказал. Надо будет потом яйцеголовке продемонстрировать, что от плоти осталось».

«Синька» застелила поле вокруг и не собиралась растворяться. Картина была одновременно красивой, величественной, завораживающей и в то же время смертельно пугающей. Если не всматриваться в даль, то могло показаться, что коровник неимоверно высок и крыша находится над облаками.

Пижону становилось не по себе, когда он вытягивал шею и заглядывал в дыру. Видел под собой колышущуюся газовую взвесь и трудно сглатывал, представляя, что будет, если шифер не выдержит.

Перекусывать пришлось порознь на безопасном удалении друг от друга. Пользовали личные съестные запасы за исключением профессора и его помощника. Свои вещмешки они закрепили на самоходке. Раме, как ходячему НЗ, пришлось кидать упаковки с сублиматом и прочей снедью беспечным исследователям.

Олег Юрьевич сделал два шага по направлению раздатчика.

– Стоять! – вскрикнул Рама, упустив начало движения профессора. Все замерли и посмотрели в сторону статуи с протянутой рукой.

– Медленно опуститесь на четвереньки и отползайте на свое место, – отчетливо проговорил сержант.

Отступив, Олег Юрьевич аккуратно сел на волнистое, покрытое мхом, растрескавшееся, потерявшее прочность асбест-цементное изделие. У Малого худо-бедно получилось разогреть рис с курицей. Профессор же после нескольких неудачных попыток установить на склоне крыши горелку в сердцах смахнул ее вместе с едой вниз. В итоге довольствовался холодными консервами, да хлебцами и то одну пачку упустил. Она выскочила из рук и по шиферу соскользнула на землю. На ученого больно было смотреть, все он делал неловко, неумело, ронял, пачкался…

– Пальцами, яйцами в соль не лазать, – нравоучительно проговорил Седой, исключительно аккуратно намазывая печеночный паштет на галету. Малой замер, быстро взглянул на стрелка, затем вынул руку из контейнера, обтер о брюки, после чего пластиковой вилкой подцепил кусок курицы, понес ко рту. Еда сорвалась с трезубца, скользнул по губе, упал между ног на заскорузлый шифер. Малой  быстро схватил треклятую курицу, сунул в рот.

– Хорошо, что на бумажку, – проговорил Малому.

– Ага, – пробубнил Рама с набитым ртом, – причем на стерильную.

– Сам погибай, а товарища выручай.

Сказанные совсем не к месту слова заставили всех посмотреть на сидевшего с сигаретой в зубах медика. Он поел и запалил чадилку: