– Что? Причём тут?! Почему красная?

От удивления Костя даже остановился, но Хэд ничего не ответил и шага не сбавил. Беседа не клеилась, идти предстояло ещё неизвестно сколько, а занять себя было совершенно нечем. Чтобы чуть отвлечься от распаляющегося солнца и мучительных мыслей Костя принялся считать в уме. Вначале шаги, потом и вовсе просто так.

Один, два, три. Двенадцать, тринадцать, четырнадцать. Тридцать восемь, тридцать девять, сорок. Сто четыре, сто пять. Двести двадцать восемь, двести двадцать девять. Триста два, триста три. Пятьсот семнадцать, пятьсот восемнадцать.

Хэд по-прежнему невозмутимо шёл впереди, отмеряя по песку метровые, «цапельные» шаги. А Костя по-прежнему едва поспевал, потел, пыхтел и злился всё сильнее.

– Девятьсот девяносто девять, тысяча, – сердито буркнул он вслух.

– Попробуй считать в обратную сторону, – мягко предложил Хэд.

– Зачем это?

– Как знать – может, когда дойдёшь до нуля, что-то произойдёт.

– А со скольки считать?

– Со скольки хочешь.

– Бред какой-то! – фыркнул Костя и, чуть подумав, стал считать с тысячи.

Девятьсот девяносто девять, девятьсот девяносто восемь, девятьсот девяносто семь.

На восьмой сотне впереди начало что-то темнеть, а на седьмой удалось разглядеть несколько палаточных шатров.

– Лагерь кочевников, – сообщил инструктор.

– Что мы здесь забыли? – не понял Костя. – Мы же шли в Нефтезаводск.

– Штаны, – напомнил Хэд и добавил: – А ты считай, считай.

– Ладно, – Костя пожал плечами и забормотал: – Шестьсот тридцать семь, шестьсот тридцать шесть.

Три одинаковых коричневых шатра стояли посреди песчаной равнины треугольником, входами друг к другу. Рядом спали шесть верблюдов. Четыре – на боку, два – на животе с поджатыми под себя ногами, кажется, способные вскочить в любую секунду. Тем более что лучи поднимающегося над шатрами солнца уже вовсю щекотали верблюжьи горбы.

Костя с Хэдом остановились метрах в пятидесяти от лагеря, и инструктор шепнул:

– Стой здесь, – он кивнул в сторону животных. – А то испугаешь.

– А ты не испугаешь? – огрызнулся Костя.

– Я – нет, – Хэд невозмутимо зашагал в сторону шатров и бросил через плечо: – Считай, считай.

Пятьсот семьдесят четыре, пятьсот семьдесят три, пятьсот семьдесят два.

Инструктор тем временем преспокойно прошёл мимо верблюдов, даже не повернув головы в их сторону. Присел у одного из шатров, сунул руку под стенку и, будто заправский фокусник, выудил штаны, после чего так же невозмутимо вернулся.

– Выглядят так себе, но пустыня не супермаркет.

С этими словами он протянул штаны Косте. Засаленные, заношенные, неопределённого цвета и размера.

– Нет, Хэд. Я так не могу. Ты же их украл.

Костя попятился от протянутых штанов и почувствовал, как под кроссовком что-то вдруг сердито зашипело. От неожиданности вскрикнул, и в ту же секунду один из верблюдов проснулся и, вскакивая на ноги, замычал. Именно замычал – громко, протяжно, как корова.

– Бежим, – коротко скомандовал Хэд.

Он намертво вцепился Косте в руку и потащил за собой. А за их спинами мычание теперь уже всех шести верблюдов слилось в нечто похожее на раскатистый вой сирены. Донеслись крики людей. Вначале сонные, растерянные, потом злые, разъярённые.

– Влево, – шепнул Хэд.

Он дёрнул Костю в сторону, и в ту же секунду прогремел выстрел.

– Теперь вправо.

Инструктор снова дёрнул руку, и под грохот ещё одного выстрела они с Костей нырнули вниз с бархана. Вскочили на ноги, побежали, а вслед донёсся наполненный бессильным гневом крик. Целая тирада на незнакомом языке прозвучала, как замысловатое проклятье.

– Хэд, а они не погонятся за нами?

– Верблюды не лошади. Быстро не раскочегаришь. Особенно перепуганных. А мы пока заметём следы, – инструктор махнул рукой в сторону испещрённой трещинами низины и усмехнулся: – Через такыр. Как ты любишь.

Бежали, казалось, целую вечность, а когда стало совсем невмоготу, Костя рухнул наземь и бросил опостылевший плащ. Немного отдышавшись и придя в себя, глянул на Хэда с любопытством. Тот стоял рядом, нависая сверху, и выглядел так, словно и не было изнурительной беготни. Бледный, спокойный, он ни капли не запыхался, дышал неслышно и незаметно. Надевая плащ, одобрительно заметил:

– Хорошо, что не потерял. Лишние круги на воде нам ни к чему.

– Круги на воде? – переспросил Костя. – Хэд, долго ты собираешься говорить загадками?!

– А  ты долго собираешься ходить в труселях? – парировал инструктор.

Украденные штаны при внимательном осмотре оказались ещё и жутко грязными, но Костя, поколебавшись, всё же их надел. Затянул на поясе, а потом удивлённо покачал головой:

– И за это нас пытались подстрелить?

– Мусульмане суровы к ворам, – пояснил Хэд.

– Ну да, – согласился Костя. – Готовы их убить или проклясть. Интересно, что он кричал нам вслед.

– Нет, он не проклинал. Скорее жаловался. Кричал, что угораздило же его в такой большой пустыне нарваться на похитителей штанов.

Несколько секунд Хэд с Костей молчали, затем одновременно захохотали. Смеялись долго, громко и заразительно, будто не в силах остановиться. Потом Хэд вдруг резко замолчал и как бы мимоходом поинтересовался:

– А до скольки ты досчитал?

– Что? – не понял Костя, всё ещё по инерции посмеиваясь.

– До скольки ты досчитал, прежде чем наступил на змею?

– До пятисот с чем-то. Не помню.

– Плохо, – покачал головой инструктор, но тут же добавил, словно подбадривая: – Ну ничего, мы к этому вернёмся.

– Погоди, – Костя взглянул на Хэда с нарастающим подозрением. – Ты что, заранее знал, что всё будет именно так?

– Сколько ещё повторять, что я знаю всё?

– Да, но… Я думал, что это, ну… Как бы сказать? В теории.

– Что ж, теперь ты удостоверился на практике, – в голосе Хэда мелькнули довольные нотки. – Наглядная демонстрация всегда убедительней слов. Лучше один раз увидеть.

– Демонстрация?! – переспросил Костя, чувствуя, как внутри закипает злость. – Меня чуть не пристрелили, а ты… Да ты… Ты… Пошёл ты! – рассерженно закончил он и отвернулся.

– А чем ты, собственно, недоволен? Ты потерял штаны – я раздобыл новые. Ты перебудил верблюдов – я помог сбежать от кочевников. Ты заблудился в пустыне – я почти вывел тебя в Нефтезаводск.

При этих словах горячие тонкие пальцы вдруг легли на Костины виски и мягко повернули лохматую голову вправо.

– Эй, отвяжись!

Возмущённый таким обращением, он дёрнулся, пытаясь высвободиться, как вдруг зацепился взглядом за нечто знакомое, а ещё через пару секунд сообразил, что видит вдали опоры линий электропередачи – ЛЭП. Отсюда они походили на куцые, сухие ёлки и казались совсем маленькими, а протянутые поверху могучие, толстые провода так и вовсе – тонкими, едва заметными паутинками.

Шли теперь веселее. Точнее говоря, Хэд шёл так же, как и раньше, – впереди и не оглядываясь. А вот Костя – веселее. Несмотря на то, что вездесущее солнце снова припекало голову, а пить хотелось просто неимоверно. Опоры ЛЭП уже поднялись над песчаными склонами во всю свою десятиметровую высоту, а значит, до цивилизации оставалось всего ничего. Костя и представить не мог, что так обрадуется этим столбам. Этому обыденному и, казалось бы, ничего не значащему элементу привычного мира. Но после бесконечного океана песка каждую из этих опор хотелось обнять, как старого друга.

– Сколько до Нефтезаводска, Хэд?

– Двадцать семь километров четыреста семьдесят пять метров.

– Так ты правда знаешь всё?  Ну то есть вообще всё?

Казалось, сейчас инструктор бросит что-нибудь высокомерное, но Хэд вдруг заметно сник и  даже шаг сбавил.

– Не совсем, – признал он и, немного помолчав, продолжил: – Я не знаю Сдвига.

– Ты ведь говорил, что знаешь всё?

– Да, но Сдвиг происходит поверх всего. И начинает менять это всё. Путать, разветвлять. В общем, тебе не понять?

– Ну почему не понять? – Костя неприятно усмехнулся. – Я понял, что ты просто знаешь не всё. Потому что не бывает всего и поверх него ещё что-то. Это как если бы я сказал, что знаю математику, но только не тригонометрию. Потому что она поверх математики.