театральной студии из Архангельска. Вот уже месяц как они разыгрывали свое занимательное и веселое

представление в рамках фестиваля в Авиньоне.

С опозданием мы вошли в темный зал, спектакль уже начался. Зал, рассчитанный примерно на сотню

зрителей, был полупуст. Мы без труда нашли три места около импровизированных подмостков.

Представление в форме частушек озорно повествовало о деревенской жизни страны, с которой нас

связывает не только язык. У актеров был целый набор реквизита, в том числе, самодельные «музыкальные

инструменты».

Большая деревянная доска с надписью Yamaha, регулярно в конце строфы падавшая на пол, громоздилась

рядом с поющей пилой и создавала если не драматические, то, по крайней мере, акустические акценты.

В конце — ко всеобщему изумлению — актеры направились к нам. В их намерения, судя по всему, входило

познакомить зрителей с жизнью деревни на практике. Высокий актер решительно взял меня за руку и

потянул за собою к сцене. Не подозревая, что я его понимаю, он подбодрил меня словами: 128

«Давай, давай, сейчас Ростроповичем будешь». После чего сунул мне в руки две металлические трубы и

показал, как ими пользоваться. Никому не пожелаю еще раз услышать произведенный мною грохот, ритмически поддержавший самодеятельный оркестр.

У Александры, с энтузиазмом овладевавшей профессией фотографа, был, к счастью, с собой фотоаппарат.

Так что с недавних пор мой скрипичный футляр украшает и снимок, запечатлевший мое выступление в

качестве (мечта моего детства) ударника...

Спектакль, кстати, назывался: «Не любо — не слушай».

При дворе

Публика не всегда состоит только из меломанов и коллег. Туристы, посетившие город, тоже ненароком

оказываются в зале, а иногда - разумеется, реже — принцессы и принцы, королевы и короли. Коронованные

особы не всегда отличаются любовью к музыке и музыкантам. Времена Елизаветы, королевы Бельгии, игравшей на скрипке и бравшей уроки у виртуозов — от Изаи до Ойстраха — остались в прошлом. Хотя

еще совсем недавно владение, по крайней мере, одним музыкальным инструментом было частью

придворного этикета. От этой традиции осталась лишь светская привычка время от времени ненадолго

посвящать себя культуре. Конечно, среди коронованных персон бывают и исключения. Королева Фабиола и

король Бодуэн, например, продолжили традицию музыкальных конкурсов в Брюсселе; королева Испании

София постоянно поддерживает музыкантов. Великая герцогиня Люксембургская, внучка короле-130

вы Елизаветы Бельгийской, которая хорошо помнит свою бабушку-скрипачку, лично выразила мне свою

любовь к скрипичной музыке от Мендельсона до Канчели.

Мои соприкосновения с придворной жизнью были скорее редки. Перечислить их очень легко, хотя короли, князья, первые леди, главы государств, премьер-министры и высокопоставленнные служители церкви

нередко оказывались в числе моих слушателей. Время от времени мне приходилось сидеть с ними за одним

столом, и, разделив ужин, отвечать на стандартные вопросы или рассказывать забавные истории. Что и

говорить, некоторые артисты поддерживают контакты с двором с большим рвением и удовольствием.

Констатирую этот факт вполне объективно, не оценивая его. Случается, такого рода общение бывает даже

приятным, но в целом опыт показывает — все ограничивается непринужденной и поверхностной беседой.

То, что называется small talk, разумеется, на самом великосветском уровне.

Правда, одно происшествие во время такой встречи сохранилось в моей памяти. Случилось оно во время

концерта, посвященного Леонарду Бернстайну в Лондоне. Юбилей композитора почтили своим

присутствием королева Елизавета с супругом, принцем-консортом Филиппом, герцогом Эдинбургским. Нас, музыкантов, после выступления представили высоким гостям. Что к королевской чете следует обращаться

«Ваше Величество», объяснили нам всем, в том числе и милому взволнованному английскому подростку-певцу, солиро-

131

вавшему в Chichester Songs Бернстайна. Появление коронованных особ сопровождалось напряженной

тишиной и вспышками фотокамер. Герцог Филипп и королева шествовали, удостаивая каждого руко-пожатием. «Thank you, Majesty»*. Около юного певца герцог остановился и спросил: «Сколько же тебе

лет?» — «Четырнадцать, your Majesty». «Ну тогда твоя карьера скоро окончится!» Мальчик в замеша-тельстве покраснел, не найдясь с ответом. Королева не слишком улучшила ситуацию, пожелав ему, несмотря на это, всего наилучшего. Высокородным супругам конный спорт был, видимо, ближе, чем

музыка. Для лошади четырнадцать лет, несомненно, более критический возраст, чем для певца.

* Спасибо, Ваше Величество (англ.)

О словах и понятиях

Eстъ известная закономерность в том, что в Америке, стране, называющей вещи своими именами, искусство

— живопись, кино, музыку — относят к разряду «досуг» или «развлечение». Американцы, в отличие от

уроженцев Европы, не стеснены традициями в словоупотреблении. Поэтому информацию об искусстве

американские газеты помещают в раздел «Art and Entertainment»*. В моей японской визе меня уже много лет

называют «Entertainer» (развлекатель). Большая часть поп— и рокпредставлений или бродвейских шоу

идеально подходит под упомянутые рубрики. Тем не менее, примечательно, что в стране, гордящейся

лидерством в области информатики, классическая и современная музыка, как и труд исполнителей, попада-ют в графу «Развлечение».

Чтобы немного прояснить эти рассуждения, хочу подробнее остановиться на понятии «шоу». «То

* Искусство и развлечение (англ.)

133

show» означает «показывать». Для американца «show-off» — «выделиться», «to show off» — «показать себя

в выгодном свете», «удачно продать». Сочетание это нередко используют как выражение восхищения кем-нибудь: «Не really showed off».

То же самое, правда, может оказаться и критическим замечанием в случае неудачи. Оба значения имеют

устойчивое место в разговорной речи. Не заражены ли и мы, представители Старого Света, той же

болезнью? Мы только искуснее скрываем собственную жажду зрелищ и развлечений.

Как-то раз в Аспене (Колорадо) мы выступали в церкви. Плакат, написанный от руки, оповещал, что после

мессы все желающие приглашаются на кофе с пончиками. Мы собирались исполнить гениальный квартет

Йозефа Гайдна «Семь последних слов Спасителя на кресте». Местный организатор, подошедший перед

началом выступления, простодушно поинтересовался: «Guys! When is your show over?»*

* Ребята, когда вы окончите свое шоу? (англ.)

Два мира

В декабре 1975 года я приехал в Таллин. Был канун Рождества. Но не это обстоятельство послужило

причиной моего приезда в прибалтийский город, еще окутанный атмосферой прошлого. Я здесь часто бывал

в гостях, просто любил таллинский воздух и охотно возвращался в этот город, так похожий на мою родную

Ригу. Поводом — как обычно — оказалась моя профессия. Может быть, это звучит слишком официально, потому что немалую роль играла еще и дружба.

Первая симфония Альфреда Шнитке исполнялась во второй раз; как потом оказалось, на ближайшие десять

лет — в последний. Незадолго до описываемых событий эту симфонию партийные чиновники в Горьком

заклеймили как безыдейное сочинение, — на типично советский манер исполнение ее было запрещено.

Эри Клас, наш добрый товарищ и талантливый дирижер, рискнул вставить произведение в программу. В

Эстонии иногда оказывалось возможно то, что в Москве было совершенно безнадежно. По

135

замыслу Альфреда в первом отделении должна была исполняться «Прощальная симфония» Гайдна, — в

качестве, так сказать, Happening'a, напоминания о прошлом. В финале своего сочинения Шнитке, используя