Тост, друзья, ваш я принимаю
Тореадор солдатам друг и брат.
Храбрость солдата я уважаю;
Он, как мы, в бой вступить всегда очень рад[62].
И далее в куплетах без особенных изменений оставлен текст Лишина:
Лишин
Уж полон цирк. Ждут представленья.
Толпа кишит - куда ни глянь.
Народ в каком-то упоеньи:
Молва и крик, и спор, и брань.
Клавир 1981 г.
Цирк полн, и ждут представления!
Толпа кипит, куда ни глянь!
И весь народ в страшном волненье,
Говор и крик, а подчас и споры, и брань![63]
Однако на титульном листе клавира указано: «Перевод А. Горчаковой в литературной обработке Е. Геркена». И хотя «обработка» почти повсеместно сведена к находкам Лишина, его имя даже не упомянуто! Справедливости ради отметим, что популярные начальные строчки хабанеры «У любви, как у пташки крылья» принадлежат именно Горчаковой, отказавшейся от неудачного варианта Лишина с нарушением просодии («Любовь птичка, но не ручная / И приручить ее нельзя»). Впрочем, начиная от слов «Любовь свободна, мир чаруя...», - вновь почти дословное совпадение, с сохранением всех найденных Лишиным рифм[64].
Аналогична история с переводом «Мефистофеля» А. Бойто. Изданный в 1886 г. (т.е. еще при жизни Лишина) перевод Горчаковой кое-где в точности, кое-где с изменениями (в худшую сторону) повторяет текст Лишина, напечатанный под его собственной фамилией шестью годами ранее. Для примера сравним знаменитый монолог Мефистофеля в двух версиях:
Лишин
Я - тот дух, что отрицает
Все - и даже солнца луч.
Злобный смех мой досаждает
Даже тем, кто так могуч.
Низвержение созданья,
Разрушение всего -
Цель стремленья моего.
Грех - мой мир. Мое дыханье -
Смерть и зло.
Если б слить я мог
Свет
Весь в единый слог:
«Нет!»
И покрыть все голосистым
Свистом, свистом, свистом![65]
Горчакова
Я тот дух, что отрицает
Все - луч солнца и звезду,
Часто смех мой досаждает
Властелину и Творцу;
Я желаю низверженья,
Разрушения всего;
Цель стремленья моего
Грех и мира распаденье,
Смерть и Зло!
Ха! Я смеюся и твержу одно:
«Нет!»
Злюся в бешенстве кричу свое:
«Нет»!
И ношуся
С злобным адским, голосистым
Свистом, свистом![66]
Много находок имеется в лишинских переводах немецких текстов. В 1899 г, например, «Русская Музыкальная Газета» проводила сравнение нескольких вариантов перевода романса Вольфрама из «Тангейзера» Вагнера. Сопоставляя их с немецким оригиналом, редакторы справедливо выделили перевод Лишина - по точности, по качеству текста (и, добавлю от себя, удобству для пения - Л. 3.). В этом фрагменте Лишин поднялся даже выше К. Званцова, одного из тогдашних лучших переводчиков Вагнера, в чем может убедить следующее сопоставление:
Лишин
Тебя с любовью я всегда
Встречаю, чудная звезда!
Ей передай ты мой привет,
От сердца, где измены нет,
Когда душа ее святая
Направит путь к селеньям рая![67]
Званцов
О ты, вечерняя звезда!
Ты мне мила везде, всегда!
Неси ей вздох души родной,
Когда она здесь пред тобой,
Оставя мир, промчится мимо,
Как ясный призрак херувима[68].
Однако при всех достоинствах дать однозначную оценку оперным переводам Лишина трудно. Как и все в его творчестве, они неровны, хорошие идеи соседствуют с неудачными каламбурами, плохими рифмами, иногда откровенной балаганщиной. Так, сознательно или незаметно для себя (в силу «излишней» литературной эрудиции), он вводил в некоторые тексты хрестоматийно известные цитаты. Например, в хоре из «Риенци» Вагнера (кроме Лишина, это либретто никем не переводилось), сохранившем пафос, витиеватость и торжественную тяжеловесность оригинала, неожиданным диссонансом выглядит явно спародированное «Ложится в поле мрак ночной» из «Руслана и Людмилы» Пушкина - Глинки:
Проснись, о мирном сне забудь
И вести радостной внемли:
Вступает Рим на славы путь,
Которым свято предки шли,
Бежит пред солнцем мрак ночной
Лучом палящим он гоним;
Позор свой сбросив вековой,
Зарей свободы блещет Рим[69].
А в уста одного из персонажей «Жана де Нивеля» Делиба (действие относится к эпохе правления Людовика XI и Филиппа Доброго) вложены ни больше, ни меньше как бессмертные грибоедовские строки:
...Я их увижу под венцом...
Что за комиссия - Создатель! -
Быть взрослой дочери отцом!..