Литмир - Электронная Библиотека

«Такую мямлю еще поискать».

Когда она вернулась, то постаралась следователя больше не злить.

— Я пошла к соседке, к Юлии... не знаю ее фамилии.

— Джураева. Профессор Джураева.

— Вы помните всех свидетелей по этому делу? — удивилась Кира.

— По этому? — следователь улыбнулся — легко, свободно, и так же легко себя внезапно почувствовала и Кира. — Надеюсь, вы не всерьез. Дело вашего сына у меня в производстве далеко не единственное. Да, помню.

— Юлия сказала, что слышала крики. Понимаете, наша квартира находится посередине, комната Лени — там, где живет старуха... Настасья Сергеевна. А комната Юлии в любом случае далеко от комнаты Лени. Она слышала крики, но была занята. Она сама так сказала. Потом пришла ста... Настасья Сергеевна. Она сказала, что ей колотят в стенку. «Убивают, там убивают». И Юлия позвонила в полицию. Сказала, что у соседей, то есть у нас, серьезная драка, что девушка сильно кричит. А еще... Настасья Сергеевна хотела сама позвонить, но не знала, как это сделать.

Кира выдержала паузу, отпила сок.

— Почему «убивают»? Вы не думали, почему «убивают»?

— Если я правильно помню, то потерпевшая не звала на помощь, — заметил следователь. Он не спускал с Киры глаз, а она отметила, что неожиданно ей это нравится. — Она просто кричала. И — «отпусти», «прекрати», «мне больно». Какие выводы сделала Зеленина? Какие смогла. А потерпевшая не собиралась привлекать посторонних.

— И вам не кажется это подозрительным?

Лицо следователя чуть дернулось, он на секунду отвел взгляд.

— По разным оценкам, чтобы вы понимали, насколько они приблизительны, с заявлениями об изнасиловании обращаются семь-десять процентов всех потерпевших. Общественное порицание — страшная вещь, и она их пугает.

Кира захлопала глазами. Девяносто три процента, быстро пересчитала она, и у нее похолодело в груди от осознания, как ничтожно мал был у Лени шанс оказаться преступником.

— Тот, кто сможет переломить эту статистику, будет достоен Нобелевской премии, если ее за такое дают. Девяносто процентов преступлений, в которых в глазах общества виновата жертва. По другим оценкам, насильник редко останавливается даже в том случае, если однажды за подобное осужден. Шесть рецидивов, опять же статистика только по зарегистрированным случаям. Шесть преступлений на одного насильника. Сорок два — по заявлениям. Пятьсот пятьдесят восемь — о которых никто никогда не узнает.

— Зачем вы мне все это говорите? — вспылила Кира. Следователь будто читал лекцию или доклад. — Мой...

— Чтобы вы понимали, — голос следователя был ровным и необыкновенно жестким. — Эти девочки молчат, потому что их — их! — могут обвинить в чем угодно. Им страшно, больно и стыдно.

— Погодите, — Кира снова чувствовала себя сильной. — Что же стучало? Ее голова? Да девчонка осталась жива и здорова. Если бы полиция не приехала... И вообще, Леня открыл им дверь. Он открыл бы, если бы совершил преступление? А она? Она даже не смыла... ну... — Но смущаться Кира не собиралась. — Она не подмылась. И сразу сказала: меня изнасиловали. Вы в это верите? Вы с ней говорили?

Мимо прошла какая-то парочка, пристально посмотрела на них, переглянулась. Кира тряхнула головой.

— А кровь с головы она смыла. И ссадины успела заклеить.

Следователь молчал, только все так же постукивал пальцами. Кира отметила, что на его руке не было кольца.

«Жить с занудой невыносимо», — подумала она. И еще одна мысль внезапно пришла ей в голову.

— У этой девочки хватило сил сказать, что случилось. Не перебивайте, я вас выслушал. Вы не сказали мне ничего из того, чего бы я не знал. Свидетели? Я надеюсь, что еще доживу до того момента, когда свидетельские показания исключат из всех кодексов. Нет ничего субъективней, чем мнения людей. Быстро — медленно, высокий — низкий. Но в данном случае нет никаких разночтений. Есть еще экспертиза, — следователь поднял руку, не давая Кире вставить и слова. — И с ней не поспоришь. Ваш сын, — Кире показалось, что он выделил эти слова, — действовал хрестоматийно. Вполне вероятно, лет через несколько материал попадет в учебники. Разумеется, без имен. Вас я понимаю, сразу скажу, что я не считаю свое время потерянным.

Следователь поднялся. Он почти один в один повторил слова адвоката, потрясенная Кира сидела, в очередной раз растеряв свой запал, и смотрела на его руки.

— До свидания, — пробормотала она. А потом, сама не понимая, как и зачем, спросила: — Почему?

— Я выяснил, что у вас никакой информации нет, а вы, я надеюсь, поймете, что я делаю свою работу. И не стараюсь никого «упечь», как вы, вероятно подумали. — И он опять улыбнулся.

«Какого черта! — завопила про себя Кира. — Он издевается. Тварь!»

Она ощутила, как по лицу покатились слезы, и отвернулась, а когда покосилась на проход возле стола, то там уже было пусто.

— Мы скоро закрываемся, — напомнила сотрудница кафе, проходя мимо. — Спасибо, что провели с нами вечер.

«Я выведу тебя на чистую воду», — подумала Кира и подняла на девушку злые, заплаканные глаза. Та выдавила из себя нечто похожее на улыбку и исчезла. Злобу Киры она вряд ли приняла на свой счет, но, несомненно, не хотела, чтобы так закончилась ее смена.

У Киры не осталось сомнений.

С нее не требовали денег. Она вообще была никому не нужна и даже не интересна. Деньги заплатили те, кто почему-то хотел подставить Леню.

И Кира знала, что должна этому помешать.

Глава восьмая

Кира проснулась от навязчивого звона, далекого и надоедливого, и не сразу поняла, что это трепыхается под подушкой мобильник. Она наощупь переставила будильник на повтор, перевернулась на спину и вытянулась под одеялом.

Она прислушалась — было тихо. Леня, наверное, опять поменялся сменами: когда она приехала вчера домой, он как раз был в ванной, потом сразу ушел спать. Кира вспомнила, что он пошел работать на лето именно с целью — хотел съездить перед началом учебного года в Анапу. Теперь не судьба...

Она заплакала. Беззвучно, обиженно. Глупо...

Лишенная любви мужчины, она отдавала сыну все. Свободное время, лучший кусок. Леня не то чтобы не ценил, но, казалось, не понимал, каких жертв это стоило его матери. Учился довольно средне — на четверки, и не помогали ни крики, ни сравнения с другими детьми, ни мольбы; потом уже Кира поняла, что в школе ему просто неинтересно, но пробуждать интерес к математике в этот момент было уже поздновато. Дружил с теми, кого одобряла Кира, правильнее сказать — общался, но ровно и без драк. Не курил, не употреблял спиртное, не лез ни в какие политические группы, даже в социальных сетях, насколько Кира знала, сидел только в группах по своей специальности: гиды, отели, кафешки и прочие туристически привлекательные места. К двенадцати годам он сделался слишком похожим на отца — что внешне, что по характеру, и Кира, подозревая, что через десять лет он сделает несчастной еще одну такую же дурочку, как она, попыталась хоть что-нибудь в нем изменить.

Но Леня не читал книги, даже телевизор почти не смотрел. Все, что он приносил в дом, — «Нэшнл Джеографик», «Вокруг света», и передачи смотрел такие же, как будто бородатый мужик в лодке посреди океана мог подсказать ему, как стать хорошим отцом и мужем. Первая и последняя большая прочитанная Леней книга, если не считать школьной программы, была «Графиня де Монсоро», но, когда Кира спросила, на кого из героев он хотел бы быть похожим, ответил — на Реми. И, пока Кира хлопала глазами, пояснил: «Ну он дельный, врач, а остальные дебилы какие-то».

Может быть, Кира не дала ему главное — ориентиров. Леня рос без отца, но и Виктор вряд ли обозначил бы перед сыном те вехи, которые отличают мужчину от мужлана. Когда ты не хам, а просто настойчив. Когда ты видишь грань между романтиком и подкаблучником. Когда ты делаешь что-то во благо женщины, которую любишь. Виктору эти вехи были и самому незнакомы.

Телефон запищал снова, Кира вздохнула и выключила его. Встала, пошла на кухню, уже твердо зная, что позвонит на работу и скажет, что больна.

7
{"b":"835971","o":1}