Дамиан шевельнулся, и волшебный огонь исчез. Каримир вздохнул, возвращаясь откуда-то из неведомых далей, и открыл глаза. Все молчали. Дамиан сел и потрогал место ушиба. Волосы были в засохшей крови, но свежая уже не текла. Он посмотрел на друга. Каримир дёрнул плечом, словно говоря: «Что сделано, то сделано», и помог ему подняться.

– Что ж, теперь вы знаете нашу тайну, – спокойно сказал Капитан.

Первым опомнился Роска.

– Дамиан… я… я не хотел…

– Просто поклянись, что не выдашь нас, – оборвал его Пардус.

– Я клянусь. Жизнью клянусь. Никогда!

– И я клянусь. Если кто-то окажется предателем, я сам его убью, – тяжело промолвил Коняга и посмотрел на других.

И все по очереди поклялись, что никогда и ни за что не выдадут страшную тайну.

Ночью Ника долго не могла уснуть. Сегодня она увидела настоящую магию Владык. Ту самую, которая творила и разрушала прекрасные города, исцеляла и убивала. И которая может дать могущество, а может привести на костёр. Чистый Отис будет брызгать слюной от радости, если узнает… Ну нет! Гнилую грушу он получит, а не Капитана! И не Пардуса! Эти двое и раньше были для Ники недосягаемыми, почти идеальными, а теперь стали и вовсе полубогами.

– Но Вы точно уверены в этом?

– К превеликой моей скорби, да, благородная яра.

– Откуда?

– Чтобы бороться с врагом, нужно как следует его изучить. Посему у нас имеется… подопытное животное. В день пречистой братии оно оказалось очень близко и… почуяло нечистую кровь.

– И второй?

– О да.

– Но слова этого Вашего… животного мы не можем использовать.

– Благородная яра, как всегда, права.

– Что же делать? Я уверена, в Вашей мудрой голове уже созрел план. Да?

– Мальчишки определённо знают.

– Это тоже Ваше животное почуяло?

– Оно умеет не только чуять. Оно умеет заставить говорить. Коготки – ещё не Когти, они легко ломаются.

– Когда?

– Как только представится случай, благородная яра.

Чистый Отис проводил яру Антонию и вернулся к чистым братьям.

– Антония на нашей стороне? – спросил один из них.

– Антония на стороне тех, кто сделает Энриса наследником, – с усмешкой ответил Отис. – И здесь наши пути сходятся. Но большего от неё ждать не нужно. Только мы с вами, братья, можем спасти Лугорию. Двести лет наше братство борется со скверной. Двести долгих лет… Но расслабляться нельзя ни на миг. Только ты решишь, что победил, как зло нанесёт удар со спины. Мы отправляем братьев очищать Лотию и Улгай, а скверна вдруг проросла здесь, в самом сердце Лугории. В семье Великого яра. Свиртянские изменники подсунули ему порченую невесту, и она произвела на свет порченый плод. Великий яр в сетях предателей, его разум опутан этим келеагоновым отродьем. Наш с вами священный долг – вырубить заразу под корень. Антония и её сын – вот наше знамя, надежда на очищение. Когда начинает гнить палец – его отсекают, чтобы остальное тело продолжило жить. Мы – то лезвие, что отсечёт скверну от тела Лугории. Лезвие очищения!

– Лезвие очищения, – повторили братья.

Дамиан прочитал послание от отца и досадливо поморщился.

– Что? – спросил Каримир.

– У одного из бывших Когтей сын родился. Отец едет к нему на чистины и меня с собой берёт.

– Далеко это?

– В Лотии, аж за Торговым путём.

– Если праздники затянутся, вернёшься нескоро.

– Думаю, они затянутся. Вопли Антонии уже за городской стеной слышно.

Каримир покачал головой, но промолчал. Все знали, что Антония скоро подарит Великому яру очередного отпрыска. Эгрис был очень рад этому, а ещё больше он был рад улизнуть на время хоть куда-нибудь, например, к старому боевому другу в лотийские отроги.

Великий яр с наследником уехали в сопровождении Когтей Пардуса. Жизнь в доме улгайского яра шла своим чередом, но без хозяина: Каримир-старший срочно уехал в Соколиную башню разбираться с ченударами, угнавшими табун лошадей вместе с пастухами.

– Капитану младшей агемы от пречистого Вонифатия Второго! – вестовой протянул свиток и вышел. Каримир взломал печать и развернул послание.

– Чего этот чистюля хочет? – настороженно спросил Гиран.

– Чтобы мы завтра явились в храм на службу в честь павших за чистоту воинов.

– Мы пойдём? – спросил Звездочёт.

– Придётся. Но будем настороже. Все помнят про паука?

Коготки согласно загалдели. Недавно они решили, что Тайному Еретическому Обществу, как они себя теперь называли в память о том летнем переполохе, нужны тайные символы и сигналы. Рыжий Нил предложил в случае тревоги кричать «Паук!», и все согласились.

На следующее утро, надев выходные туники и знаменитые плащи с застёжками в виде когтей, младшая агема явилась на службу. Храм сиял белоснежной чистотой. Прихожане благоговейно слушали песнопения о славных героях прошлого, отдавших жизнь за чистоту и процветание Лугории.

По окончании службы пречистый подозвал к себе Каримира и ласково сказал:

– Какие все красавцы. Вижу, что воины из вас выйдут славные. А давно ли вы, дети мои, исповедовались?

Этот вопрос застал Каримира врасплох. Считалось, что коготков исповедует улгайский священник, живший в их доме, но тот уехал вместе с Каримиром-старшим.

– Как только чистый Сона вернётся…

– Зачем же ждать? В такой светлый день самое время очиститься ото всех грехов.

– Пречистый, сегодня так много людей, все исповедники заняты…

– Не волнуйся, дитя моё. В моей келье вас уже ждёт мой личный исповедник. Ступайте, ступайте. Чистому телу – чистый дух.

Каримир решил пойти на исповедь первым и узнать, что кроется за этим внезапным предложением. Но, пока он говорил с пречистым, коготков уже увели в другой конец храма. Пробираясь сквозь толпу, он с ужасом увидел, как внезапно открылась тяжёлая дверь, и храмовники почти втолкнули внутрь кого-то из них. Дверь захлопнулась, два послушника встали безмолвными стражами около неё. Затевать драку в храме?.. Коготки растерялись.

– Кто там? – зло спросил капитан.

Все осмотрелись, и кто-то ответил:

– Святоша…

Когда Нику резко толкнули в спину, вынудив шагнуть в темноту кельи, она потянулась за кинжалом… Но его не было. Входящие в храм оставляли оружие в специальном притворе, ибо зачем чистым орудия убийства в обиталище богов?

Выпрямившись, она огляделась. За маленьким столом сидели двое в белоснежных рясах. И одним из них был чистый Отис, а второй… второй вызывал даже большее отвращение: зеленовато-бледный, с сухой шелушащейся кожей и красными белками глаз, он был словно порождение чьего-то дурного сна.

Отис приторно улыбнулся:

– Ты пришёл исповедаться, сын мой? Подойди, не бойся. Это благое намерение. В чистоте должны содержать мы и тело своё, и дух.

Ника осторожно подошла. В конце концов, что могут сделать эти два немощных старика? За дверью стоят верные коготки во главе с отважным Капитаном. И она не будет бояться, просто соврёт что-нибудь и спокойно выйдет отсюда.

– Сядь, вот сюда. Тебя исповедует чистый Хига.

Ника села, не поднимая глаз на этого мерзкого типа. Она ждала вопросов о содеянных грехах, но вдруг заметила, что Хига подался вперёд и тянет к ней свою руку. Она в ужасе отшатнулась, стул под ней качнулся, их глаза встретились. Но это были уже не глаза, а омуты, они втягивали, поглощали, повелевали… Она безвольно откинулась на спинку стула, и тот стал падать. Жуткие омуты исчезли, и, уже в падении, Ника жутко заорала:

– Паук!!!

Стул опрокинулся, она больно ударилась головой. Но ещё за мгновение до этого дверь распахнулась, и в комнату влетел разъярённый Капитан с повисшими на нём храмовниками, а следом пытались прорваться и другие коготки. Хига опустил капюшон на лицо. Отис встал, изображая оскорблённое негодование.

– Кто смеет прерывать тайну исповеди? Я наложу на вас епитимью!