Литмир - Электронная Библиотека

Всё происходит так стремительно. Горло горит, будто глотнула лимонного сока при ангине, и кислота раздражает слизистую. Хочу, чтобы рядом была мама. Я пытаюсь открыть глаза и найти Хавьера, но не получается.

Пронзительный вой воздуха, как в пылесосе, наполняет уши. Жар пробегает по лицу сверху вниз, словно уколы кактусовых колючек.

Кто-то ахает.

– Что это?

– Болезнь. Земная. Может, её изолировать?

Спокойный звенящий, словно перезвон китайских колокольчиков на ветру, голос говорит:

– Прошу не упоминать это слово в их присутствии.

– Простите, Канцлер.

Я размышляю о Коллективе из новостей. Стереть боль прошлого. Как далеко они зашли? Но учёные и врачи на нашем корабле, как мама и папа, не потерпят ассимиляции. Они будут помнить. Должны.

– Веснушки.

Палец трёт мне переносицу.

– Вредное влияние их солнца на кожу, – говорит Канцлер. – Без защитных фильтров случается такой вид физической аномалии.

По щекам течёт тёплая вода. Потом всасывание. В лицо бьёт прохладный воздух.

Пылесос добирается до моих ушей, и ватная глухота вдруг полностью исчезает. Слабые гудки взрываются рёвом сирен.

Голос робота у меня в голове повторяет слова, но слабее, как отдалённое эхо.

«Я Зетта-один, эксперт по ботанике и геологии. Я служу Коллективу».

Сколько лет эта запись крутится у меня в голове? Я повторяю правду. Меня зовут Петра Пенья. Мы покинули Землю 28 июля 2061 года.

Если это сообщение было записано на мой ког, и я всё равно помню, кто я… может, то, что делал Бен, сработало. Может, и истории, которые он записал, где-то остались.

– Дефибрилляция Зетты-два. Разряд, – говорит кто-то у капсулы рядом с моей.

– Положите Зетту-два на бок. – Голос Канцлера так близко. – Скажите, кто вы.

Кто-то кашляет.

– Я Зетта-два… – говорит Сума и снова кашляет.

– Какая у вас роль, Зетта-два?

– Я эксперт… Я… – Она пытается говорить. – Мне… мне холодно. – запинается Сума.

– Программа не сработала? – спрашивает мужчина.

Сквозь мои закрытые веки проникает свет. Я медленно делаю вдох. Мне нельзя привлекать внимание. Но я заставляю себя открыть глаза. Они горят, словно я случайно потёрла их пальцами, которыми чистила от семян перец хабанеро. Яркий свет режет глаза, и слёзы сами текут по щекам. Вижу всё, как в тумане: пять человек окружили Суму. Они стоят ко мне спиной с головы до ног в защитных костюмах. Я смотрю в сторону окна, надеясь увидеть небо или звёзды, но окно заварено листом металла. Комната, в которой было три ряда капсул, выстроенных, как картонная упаковка с яйцами, почти пуста. Я быстро ищу Хавьера. В комнате толкутся неясные фигуры по крайней мере восьми человек, маленьких среди них нет.

Люди в перчатках поднимают Суму. Её тело шлёпается на стол между нашими капсулами. Гель капает на пол. Сума лениво открывает глаза и вздрагивает.

– Мама? – говорит она дрожащим голосом. – Бен?

– Полное разочарование, – ледяным голосом говорит Канцлер и бросает ког Сумы в чашку. Ког звякает.

– От этой избавляемся, Канцлер?

Я не знаю, как помочь Суме. Людей слишком много. Их не побороть. Неожиданно желудок напоминает о себе. Что-то подкатывает к горлу. Только не тошнота. Только не это!

Канцлер держит новенький блестящий чёрный шарик.

– В этом нет нужды. Положите её назад, в капсулу. С новой усовершенствованной загрузкой…

Она наклоняется к экрану.

– …Сума Агарваль будет Зеттой-два всю оставшуюся жизнь.

Суму поднимают и возвращают в капсулу. Она вяло извивается у них в руках, словно умирающая рыба.

Канцлер наклоняется над ней, неподвижно зависая, как палочник.

– Жаль. Перепрограммирование отнимает драгоценное время. Можно было бы использовать её способности в первом задании.

Она кладёт усовершенствованный ког в инсталлятор и нажимает кнопку активации. Потом ведёт мерцающий ког до ямки на шее Сумы и поворачивается к остальным.

– На этот раз от прежней жизни не должно остаться ничего.

Наши родители их в порошок сотрут… надеюсь. Я едва вижу слабое свечение шарика, он словно тает у Сумы в позвоночнике. Она морщится, всхлипывает и затихает. Не говоря ни слова, капсулу заливают гелем. Сума погружается в него.

У меня так сильно колотится сердце, что его наверняка слышат все.

Один из них поворачивается, и я закрываю глаза. Я не дам им себя перезагрузить! Какие там были строки? Я Зетта-один…

Меня снова поливают водой: грудь, живот, ноги. Тело поднимают и кладут на более мягкую поверхность. Заворачивают в одеяло.

– Сканирование мозга.

В черепе появляется жужжание, тихие гудки перемещаются с одной стороны головы на другую.

Боюсь открыть глаза. Что же так сильно напугало Суму? Что может быть таким страшным? Они просто люди.

– Капсула двенадцать, детский сектор. Расскажите о своей роли, – говорит Канцлер так близко, что я чувствую её дыхание, сладкий запах гиацинта.

Я бы не ответила, даже если бы очень хотелось. Я дышать не могу, не то что разговаривать. Надо что-то делать, чтобы не подумали, что я «сплошное разочарование», как Сума. Канцлер кладёт руку мне на щёку.

– Зетта-один, откройте глаза.

Я открываю глаза и едва сдерживаюсь, чтобы не ахнуть.

Под прозрачной кожей Канцлера вьются кровеносные сосуды и сухожилия, похожие на взлётные полосы. Он гладит бледными болезненными руками мой лоб. Только не реагировать.

Я сглатываю. Существо передо мной мало похоже на человека. Больше на креветку-призрак, какую я однажды видела в аквариуме Альбукерке.

Как и креветка, она и прекрасна и ужасна одновременно, под бледной кожей мерцают красным и голубым вены. Тёмные скулы слишком высоко находятся на лице, бросая тень на линию челюсти, синюшные губы слишком полные. У неё такие светлые глаза, что за радужкой проступает паутина капилляров. Она улыбается.

Тёплая вода капает мне на лоб и в рот. Я смотрю в сторону, где должна стоять капсула Хавьера. Её нет, как и многих остальных.

Слова отца хлещут меня, словно он сейчас здесь.

«В их целях ничего страшного нет, а вот в том, как они собираются их достичь, – да».

Сума плавает у двери в мерцающем зелёном геле. Как до этого дошло?

Что бы ни представлял из себя Коллектив, придётся довольно долго убеждать их, что я соответствую их стандартам. «Зетта-один, эксперт по ботанике и геологии. Служу Коллективу».

Всё будет хорошо, только бы найти родителей и Хавьера. И кто бы ни были эти люди, они не заставят меня забыть.

Меня зовут Петра Пенья. Мы покинули Землю 28 июля 2061 года. Сейчас 2441-й, мы прибыли на Саган.

Я разыщу свою семью во что бы то ни стало.

Глава одиннадцатая

Мама распутывает последний узел моих волос.

– Ты назвала меня греческим словом, которое означает «камень», – говорю я.

Мама смеётся.

– Вообще-то, имя предложил папа. Но я подумала, что звучит красиво. – Вижу в зеркале, как она качает головой и улыбается.

– Он не говорил, что оно значит, пока я не согласилась.

– Камень, – повторяю я. – Моё имя означает «старый грязный камень».

– У тебя красивое имя, Петра. Как ты сама.

Из маминой косы до талии выбиваются пряди. Её зелёные глаза под лучами солнца приобретают синеватый оттенок с золотистыми искорками. На носу веснушки. Мне никогда не стать такой симпатичной, как она, но, судя по её взгляду, она думает иначе.

– И это имя тебе очень идёт. Ты сильная.

Я поднимаю голову и вижу, что её глаза полны слёз.

– Однажды ты начнёшь по-настоящему великое дело.

Я закатываю глаза.

«Ты не разрешаешь мне заниматься тем, что мне нравится». Я даже не пытаюсь озвучивать то, что всегда остаётся за кадром. Своё мнение.

Но как тут можно что-нибудь основать, если она не даёт даже попробовать. Или всегда подталкивает меня к ботанике, вместо того что я по-настоящему люблю? Я бы могла стать сказочницей.

Теперь всё портят нейросети. Я сразу вижу: человеком написана книга или бездушной программой. А я лишь хочу, чтобы истории были жизненными.

11
{"b":"835785","o":1}