— Что тебя так расстроило? — Спросил я, смеясь над его хмурым видом.

— Грим попросил меня найти специальную бутылку бурбона на сегодняшний вечер, а это как иголка в гребаном стоге сена. Здесь так много бутылок выпивки, что на это уйдут часы.

Прикусив губу, чтобы удержаться от смеха, я сумел достаточно протрезветь, чтобы спросить необходимую информацию, которая помогла бы найти бурбон.

— Какой бренд он хочет?

— Он сказал что-то о болезни Мичтера и о том, что ему 25 лет.

Мои глаза расширились.

— Это примерно 5000 долларов за бутылку.

— Ни хрена себе? Откуда ты это знаешь?

— Потому что однажды я видел, как Раэль пил с Папой. Они спорили о ее цене и рассматривали ее.

— Тогда какого хрена он положил ее обратно на склад?

— Скорее всего, он этого не делал, — невозмутимо ответил я.

Жаба приобрел легкий оттенок красного.

— Клянусь трахом, ему нравится издеваться надо мной. — Слова были искажены его глубоким, скрипучим тембром.

— Да, но ты воспринимаешь это как чемпион. Ему это в тебе нравится.

Жаба фыркнул.

— Конечно.

— Держу пари, бутылка за стойкой, если она не заперта в его комнате или офисе.

— Давай уберем это дерьмо, а потом возьмемся за него. Я хочу видеть его лицо, когда я отдам это ему. Бьюсь об заклад, он думал, что мне понадобится весь день, чтобы понять это.

Пятнадцать минут спустя я стоял рядом с Жабой, когда он постучал в дверь офиса. Грим был вовлечен в горячую дискуссию с Раэлем и кем-то еще, когда дверь открылась, и Мамонт уставился на нас сверху вниз. Он был вице-президентом и самым крупным парнем в клубе, и у него было по меньшей мере двести фунтов мускулов, превосходящих нас с Жабой.

— Какого хрена вы хотите? — Рявкнул он, заставив нас обоих подпрыгнуть.

Жаба поднял бутылку виски.

— Выпивка Грима.

Губы Мамонта дрогнули, когда он прочитал этикетку.

— Перспективный нашел твой бурбон, президент.

— Что ж, впусти их. Я хочу пить.

Мамонт отступил, закрывая за нами дверь, когда мы вошли внутрь. Ухмылка Грима стала шире, когда он указал на бутылку своего любимого ликера. Жаба с уверенной ухмылкой поставил бутылку на стол Грима.

— Бурбон, как просили.

Грим потянулся за бутылкой и достал пару стаканов из ящика справа от себя. Он налил по одному для Раэля и Мамонта, а затем откинул бутылку назад, сделав большой глоток. Жабу, казалось, это позабавило, но, когда я уловил краткую вспышку беспокойства на лице Раэля, я понял, что что-то не так. Напряжение в комнате ускользнуло от меня, когда мы только вошли, но теперь я мог сказать, что дискуссия была серьезной до нашего прибытия. Мамонт кивнул головой в сторону двери.

— Проваливайте. Мы напишем, когда вы нам понадобитесь.

Жаба не колебался. Он исчез, прежде чем я успел дважды моргнуть. Мой пристальный взгляд встретился с Раэлем, и он слегка покачал головой. Что бы ни происходило, это было не мое дело спрашивать об этом или беспокоиться об этом. Когда-нибудь, когда я исправлюсь, все это скрытное дерьмо закончится, и я не буду так часто чувствовать себя свободным.

Выйдя в коридор, я вытащил свой телефон, когда он завибрировал. Имя Стефани появилось вместе с текстом. Глупая ухмылка растянулась на моем лице, и я решил позвонить ей вместо того, чтобы ответить.

Набрав ее номер, я вышел на улицу, чтобы немного уединиться.

— Привет, Тень, — поприветствовала она тем шелковистым, сексуальным голосом, который я обожал.

— Привет, милая.

— Приятно слышать твой голос.

— И твой тоже. Это делает весь мой день. — Я даже отдаленно не шутил.

— Я должна заниматься весь вечер, — со вздохом призналась она. — Экзамен состоится позже на этой неделе перед рождественскими каникулами. Мне надо учиться.

— Ты беспокоишься, что я не пойму?

— Нет, — призналась она со вздохом. — Я просто хотела провести с тобой время, но я не могу.

— О, это заставляет меня улыбаться.

— Ты совсем не скучаешь по мне?

— Я всегда скучаю по тебе, детка. Каждую минуту дня, когда мы не вместе. — Это было чертовски слащаво, но не ложь.

— Ты напишешь мне позже?

— Конечно. Сегодня вечером в Перекрестке вечеринка, и она вот-вот станет сумасшедшей. Я, вероятно, буду всю ночь помогать пьяным участникам, разносить их по комнатам, убирать пустые бутылки из-под выпивки и делать кучу дерьмовой работы.

— Будь в безопасности.

— Всегда, — ответил я убежденно. — Если тебе станет скучно, или тебе понадобится ободряющая речь, или ты просто захочешь снова услышать мой голос, не стесняйся звонить или писать. Хорошо?

— Ты уверен, что не будешь слишком занят?

— Для тебя никогда не буду слишком занят. Обещаю.

— Тень?

— Да, милая?

— Лови поцелуй, который я посылаю тебе, ладно?

Протянув руку, я раскрыл ладонь, а затем сжал ее вокруг нежности, которую она послала мне.

— Я поймал его. Я хочу настоящий, когда увижу тебя в следующий раз.

— Ладно. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, моя прекрасная звездочка.

— Твоя звездочка? — Ее голос стал мягче, когда она переспросила, и я знал, что она, вероятно, покраснела.

— Мой яркий сияющий свет. Ты все, что мне нужно в этом мрачном мире.

— Ты мой плохой мальчик, — прошептала она, когда моя голова откинулась назад, и я громко рассмеялся над этим клише.

— Если бы ты знала, как сильно я хочу подкрасться прямо сейчас и покрыть поцелуями все твое тело, ты бы узнала, насколько я плох.

Ее хихиканье эхом отозвалось в моем телефоне.

— Пока, моя звезда.

— Пока, Тень.

Когда звонок закончился, я сунул телефон в карман и повернул обратно к Перекрестку. Следующие месяцы обещают стать адом, но оно того стоит. Ради Стефани я подожду столько, сколько нужно.

Тень

— Тень.

Крик Грима и твердая челюсть не предвещали ничего хорошего.

— Нам нужно поговорить.

Опять? Блядь. Кажется, я никогда не смогу передохнуть. Был канун Рождества, и все, чего я хотел, это встретиться со Стефани и обменяться подарками. Я почти не разговаривал с ней на прошлой неделе. Она была занята подготовкой к экзамену. Я держал дистанцию, как требовал Грим, но это отстой. Скучать по ней было само собой разумеющимся. Я чувствую тупую боль в груди из-за ее отсутствия. Это было неожиданно.

— Не смотри так уныло, малыш, — упрекнул он, закрывая за нами дверь после того, как мы вошли в его кабинет. — Я здесь не для того, чтобы насрать на тебя. Я знаю, что ты делал, все, как я просил.

Хорошо. Почему я тогда здесь?

— Я знаю, что ты хочешь увидеть ее, и я даю тебе разрешение.

— Ни хрена себе! — Сказал я, широко улыбаясь.

Он фыркнул от моего переизбытка чувств.

— При одном условии. Ты не должен переходить черту. Не позволяй своему члену командовать. Понял меня?

Нахмурившись, я собирался разозлиться во второй раз из-за всего этого разговора о сексе. Грим поднял руку.

— Ты должен понять, к чему я веду. Я не настолько стар, чтобы не понимать, насколько ты возбужден или насколько сумасшедшие у тебя гормоны и прочее дерьмо. Просто используй правильную голову, вот и все.

Моргнув, до меня внезапно дошло, что у него был такой же разговор, какой мог бы быть у отца с сыном. Если бы у меня был старик, которому было не наплевать на меня, или если бы я не скакал из дома в дом с детства, возможно, это не значило бы так много, как сейчас.

Моя рука поднялась и хлопнула себя по груди, когда приливная волна эмоций угрожала захлестнуть меня. Он заботился. Грим искренне хотел для меня самого лучшего, и он говорил то, что считал нужным, потому что это было важно для него. Он не хотел, чтобы я облажался, потому что он не хотел, чтобы я испытывал боль или сожаление. Не было слов, чтобы передать, насколько глубоко это повлияло на меня. Он был отцом, которого у меня никогда не было. Грим и Раэль, оба.