Солнце нырнуло в воду. Тёмно-синее покрывало ночи опустилось на обрыв. Костёр догорал, щедро делясь с чернильной темнотой остатками янтарного света. Лёля собирала посуду. Она планировала ехать всю ночь.

Егор боялся пошевелиться – так удобно и хорошо ему было. И вдруг он сообразил, что тётины слова исполнились. Он дождался тишины, но разговаривать с мамой уже не хотелось.

– Здорово! Правда? Остаться бы тут навсегда! Встречать рассветы и провожать закаты, – Лёля присела на траву рядом с племянником и погладила его по кучерявой макушке. – Во время летних каникул дедушка часто брал меня на ночной выпас лошадей. В жару животинкам невмоготу было находиться на улице, да ещё и насекомые беспокоили. Деревенские мужики разжигали костры и жарили хлеб с салом. Только представь: ночь, фырканье лошадей, тявканье собак и ленивые разговоры о всякой всячине. Воздух пропитан запахом отварных яиц и зелёного лука. Я лежу у дедушки на коленях и дремлю. Борюсь со сном, охота же послушать разные истории из деревенской жизни. С первыми сумерками возвращались домой. Дед нёс меня на спине. Я уже и ходить не могла от усталости. Потом он перекладывал меня на кровать, на перину из гусиного пуха. Как же сладко спалось ранним утром после выпаса! Самое счастливое время! Бабушка моя была строгой, могла и тумаков надавать, а вот дед… Добрее человека я не встречала!

– А мои дедушка и бабушка? Какие они? – спросил Егор.

Лёля одарила чернильный мрак светлой улыбкой:

– О-о-о! Твой дед умер рано, но оставил прекрасный след после себя. Он был моим лучшим другом. А бабушка? Ну… Она… кажется угрюмой на первый взгляд, но на самом деле в её сердце много нежности.

– Почему я чувствую, что меня обокрали? – проворчал Егор. – У меня никогда не будет таких детских воспоминаний, как у вас.

– А мы создадим новые! Вот прямо сейчас! Запечатлей в памяти, как ты сидишь на обрыве, кушаешь японский суп и болтаешь с тётушкой под приятный треск хвороста. А завтра будут новые впечатления. Ладно?

Егор что-то невнятно буркнул. Откуда-то донёсся голос Семёна:

– Всё готово! Радомир, туши огонь! В путь!

Сквозь сон Егор слышал дребезжание, грохот, хлопанье дверцами и бодрый тётушкин голос. Приоткрыл глаза. Первые лучи солнца едва тронули небосвод. Тело нестерпимо болело. Хотелось вытянуться в полный рост, укутаться в пуховое одеяло и провалиться в глубокую сладкую дрёму. Но лучше вовсе не спать, чем вот так: на переднем сидении допотопного фургона.

Егор со страдальческим стоном выбрался наружу и едва не грохнулся на колени от охватившей мышцы судороги. Однако увиденное заставило забыть про все недомогания. На городской площади возвышался громадный полосатый шатёр: красно-синие полоски, острые пики-башенки и фиолетовый флаг, тревожной птицей трепещущий на серо-голубом небе. Угрюмый Радомир молотом вбивал в землю металлические колья, и тканевые полотнища постепенно натягивались и лишались глубоких морщин. На яркой, подсвеченной лампочками вывеске сияло незнакомое для Егора слово – ПАНОПТИКУМ. Открытие в 10.00.

А вокруг просыпался город. Сонные дворники шкрябали вениками тротуары, редкие автомобили разрезали утренний туман фарами, а где-то очень далеко лязгали контейнерами мусоровозы. Лёля чем-то громыхала внутри покрытого тентом кузова грузовика и одновременно ругалась с Семёном.

Егор нерешительно потоптался на месте и наконец нырнул внутрь шатра. Он запутался в складках пыльной ткани, наступил на какой-то предмет, споткнулся и, отчаянно чертыхаясь и проклиная всё на свете, на четвереньках выполз в слабоосвещенное помещение.

– Эй, кто-нибудь! Я ничего не вижу! – всё больше раздражался Егор. Он вытянул руки вперёд и сделал несколько осторожных шагов. – Прекрасная Япония, говорили они! Что это за помойка?

Внезапно ладони уткнулись во что-то твёрдое. Егор испуганно отскочил и почувствовал, как мощной волной накатывает панический ужас, а тут ещё глаза, привыкшие в темноте, разглядели высоченное существо с бугристыми мышцами, тёмной кожей и лысой непропорциональной головой.

– А-а-а! – заорал Егор, попятился назад и опрокинул то ли стеллаж, то ли скульптуру. И с каким-то первобытным страхом обнаружил, что прямо к его ботинкам прикатилась человеческая голова с рыжими волнистыми волосами.

– Да вы издеваетесь! – ещё громче завопил Егор, ринулся к выходу, но вновь запутался в полотнищах ткани. Лихорадочно высвобождаясь от мягких оков, он выскочил в небольшую светлую каморку. Там Львёнок перебирал щётки для подметания пола и бренчал металлическими вёдрами.

– Там… монстр мускулистый… голова с рыжими волосами… помогите… – с жутким перекошенным ртом тыкал рукой в неопределённом направлении Егор. Львёнок только пожал плечами:

– Мускулистый? Хм, наверное, это Скала.

– Какая ещё скала?

– Не какая, а какой. Актёр Дуэйн «Скала» Джонсон. А голова Аллы Пугачёвой. Постоянно отваливается, шея потому что слабая, – монотонно ворчал Львёнок, поправляя черенок щётки.

Егор ощущал, как по щекам текли ручейки пота, а зубы громко отбивали чечётку. В этом момент хотелось налететь на Львёнка и оттаскать того за уши.

– Что ты такое несёшь?! Какая ещё Пугачёва?!

– За мной! – Львёнок схватил Егора за локоть и куда-то потащил. Опять эти полотнища, затхлое облако пыли, кружева паутины. И вдруг – щёлк! Просторное помещение заискрилось от света электрических лампочек. Егор изумлённо ахнул. Тут действительно стояли и Пугачёва, и Наполеон Бонапарт, и Альберт Эйнштейн, и Дуэйн Джонсон, которого совсем недавно обозвали монстром. Актёры, политики, учёные, певцы, одним словом, всем известные личности. Только вот все они были восковыми фигурами, выполненными искусной рукой, так что издалека вполне походили на настоящих людей.

– Добро пожаловать в паноптикум! – заученно проговорил Львёнок и всучил Егору щётку. – Тут нужно подмести! Работай!

– Эй-эй! И что всё это значит?

Львёнок, тощий, по-подростковому неуклюжий, раздражённо процедил:

– Чего прицепился? Бизнес у Лёли такой. Паноптикум, или музей восковых фигур. Возит его из города в город и заколачивает деньги. Семён и Радомир помогают.

– А ты тёте кто? – спросил Егор.

– Динозавр в пальто, – ответил Львёнок, снял с макушки ошмётки паутины и вышел из шатра. Всё-таки он уродец, решил Егор. Наверняка в этой маске невыносимо душно и жарко, так что должна была быть веская причина, чтобы носить её.

***

При детальном рассмотрении восковые фигуры оказались пошарпанными, в ветхой одежде и со сбитыми в паклю волосами. У царицы Клеопатры не хватало нескольких пальцев, а у Антона Чехова в очках отсутствовали линзы. Егор ещё немного поглазел на статуи и принялся подметать. Эта монотонная работа успокаивала. Правда, он несколько раз порывался вернуться к фургону и отыскать телефон, чтобы позвонить маме. Пусть приедет и заберёт его! Никакой Японии не будет! Наверняка, тёте просто понадобились лишние рабочие руки. Мотаться с дурацкими куклами по городам не выглядело увлекательным приключением, к тому же…

– Здесь досадная ошибка. Наполеон Бонапарт умер на острове Святой Елены, а не Марии.

Егор от неожиданности вздрогнул и обернулся. Длинноволосая девушка указывала на табличку с информацией, установленную возле знаменитого императора в зелёном мундире и двуугольной шляпе. Девушке было лет шестнадцать-семнадцать. Простое ситцевое платье, поверх него – шерстяной старомодный кардиган. Русые волосы рассыпались по плечам, на лице – ноль косметики. У Егора промелькнула мысль, что учись она в его школе, то частенько слышала бы издёвки в свой адрес за такой несовременный образ.

– Этот… как его… паронптикум… патроктикум… Короче говоря, открытие в десять часов. Приходи позже, – заявил Егор.

– Прости. Я такая рассеянная, не заметила время работы. Мы ехали с отцом на машине мимо шатра. Мне стало любопытно, – голос у незнакомки был нежным и мелодичным. Такими голосами озвучивают принцесс в мультфильмах. Да и сама она такая светлая, милая, грациозная, с большими задумчивыми глазами.