– Был. Они же огню поклонялись! Язычок пламени, аккуратный такой язычок. Священный неугасимый огонь. Вайделоты добывали его, как то повелось с глубокой древности, путем трения меж двух дощечек. И берегли его как самое святое. Не уследил, погасло пламя – и тогда смерть вайделоту.

Альберт Иванович и сам потом удивлялся, как сумел буквально на ходу изобрести символ, который, придет срок, украсит флаги и взовьется над оккупированными голядскими землями, призывая молодежь к борьбе за свободу и честь народа, за святое право быть хозяевами страны Галиндии.

– А огонек – это ведь фирменный знак газовиков! – вспомнил Мишка. – У компании, которая много всего спонсирует…

– Иди ты! – отмахнулся Сева. Глаза его загорелись, как два тех самых огня, что горели на алтарях и в сердцах голяди. – Это то, что надо! Классная штука, я теперь везде его рисовать буду. Голядский огонь!

Альберт Иванович добродушно потрепал его по щеке. Мишка и Венька потом, привычно подкалывая приятеля, вспоминали сцену из документального фильма: там фюрер так же хлопал по щеке мальчика из фольксштурма, который, быть может, в тот же день погиб от русской пули.

– Дурацкий у вас юмор, пацаны, – без обиды отозвался он на подковырку, достал из кармана коробок спичек и чиркнул. Крохотный огонек охватил серную головку. «Да здравствует великая голядь!» – пацаны дружно ударили кулаками в область сердца…

– Здравствуйте, мы к вам, – Костя вежливо предложил Диане войти первой, затем переступил порог, протянул краеведу широкую ладонь. Тот сперва галантно поцеловал руку девушке, потом пожал руку парню. Диана не сразу согласилась на предложение бойфренда пойти в гости к странному старику, но Костя умел убеждать. Да и чего бояться: в присутствии Кости этот странный тип не станет распускать руки.

– Проходите, молодые люди! – Альберт Иванович был сама любезность. Он помог Диане снять пальто, взял у Кости спортивную сумку.

– Нет, нет, не разувайтесь. В моей холостяцкой квартире, прошу прощения, царит мерзость запустения. Просто вытрите обувь о половичок.

Студент и гимназистка прошли в гостиную. Альберт Иванович жил в доме, построенном вскоре после войны, кажется, в короткий период междуцарствия – между эпохой Сталина и эпохой Хрущева. Потому здесь был непривычно высокий потолок, комната была просторной, светлой, балкон выходил на набережную.

– Много лет здесь живу. Унаследовал от покойной супруги, – признался он, расставляя на столе чашки, вазочки с печеньем, конфетами и вареньем, корзинку с яблоками. – Угощайтесь, не смущайтесь! У меня редко кто гостит, всегда рад новым знакомствам, новым лицам. – Кстати, я пью исключительно собственноручно заваренный чай, никаких пакетиков.

– Я тоже! – Диана помешивала песок в чашке. – Терпеть не могу эти «портянки с хвостиками». Мама их так называет.

– У меня чай не простой, с травами. Иван-чай, тимьян, брусничный лист, ягоды шиповника, мята, малина – короче, всевозможные дары леса и сада.

Альберт Иванович протянул Диане яблочко, предварительно разрезав на аккуратные дольки. Девушка с удовольствием съела несколько аппетитных, сочных, тающих во рту кусочков. «Без ГМО, свои, садовые!» – подчеркнул хозяин квартиры. Диана предложила пол-яблока другу.

– Спасибо, дорогая, но я сыт под завязку, – добродушно рассмеялся Костя.

Они общались часа три, выдув всё содержимое чайника (хозяину пришлось заваривать душистый чай еще раз) и опустошив запасы конфет. Альберт Иванович с жаром рассказывал о древней голяди, выказывая обширные познания в археологии края. При этом из его рассказов выходило, что голядь могла бы создать собственную самобытную цивилизацию, если бы не русские завоеватели, жестоко обошедшиеся с коренными жителями.

Костя слушал с неподдельным интересом. Об аборигенах, говоривших на древнем балтийском языке, он имел самое смутное представление, и многое из того, что рассказывал ему этот странный человек, было в диковинку. Одно смущало юношу: неужели его предки занимались на этой территории геноцидом тех, что обитали здесь прежде них? Он был потомком стрельцов засечной линии, некогда насмерть стоявших здесь, отражая набеги хищных крымцев и воинственных ляхов-литвинов. Неужели их предки веке в тринадцатом-пятнадцатом были такими жуткими головорезами? Он учился на историческом факультете и знал, что русская колонизация евразийских пространств происходила отнюдь не в белых перчатках. Русские землепроходцы в Сибири действовали не только убеждением, но и мечом, брали в заложники сыновей туземных князьков. Русские генералы расстреливали из пушек мятежные аулы на Кавказе. Русские промышленники жестоко подавили восстание алеутов, спровоцированное бесцеремонным обращением пришельцев с местными женщинами. Были периодические замирения Польши. Но все эти малоприятные страницы отечественной истории не шли ни в какое сравнение с тем, как покоряли новообретенные земли испанцы, французы, голландцы и особенно англосаксы, превратившие американские прерии в кладбище народов и племен, охотившиеся на австралийских аборигенов, как на кенгуру, отравлявшие опиумом население Китая… Ничем таким русские «похвастаться» не могли. Американским национальным героем считался экологический преступник Буффало Билл, истреблявший бизонов из спортивного азарта. Русское отношение к природе воплощал дедушка Мазай. Поморы-зверобои не шли ни в какое сравнение с Жаком Картье по масштабам и жестокости уничтожения ластоногих. Обо всём этом ему хотелось говорить и спорить с хозяином квартиры, ибо истина рождается в спорах. Но он из прирожденной деликатности, не желая обидеть гостеприимного хозяина, произнес лишь:

– Всё это очень интересно, но…

– Но непривычно, – тут же откликнулся краевед и улыбнулся. – Вы ведь уже побывали на моей странице в Интернете?

– Да, почитал на досуге. Жаль, что у вас мало ссылок на источники.

– Просто потому, что часть источников, раскрывающих правду о нашей истории, была изъята из архивов и уничтожена. Другие тщательно скрывают от ищущих и мыслящих людей. Таких, как вы. Вам подлить чайку?

– Совсем немножко, четвертой чашки мне не осилить. Я так-то больше кофе предпочитаю. А вот Ди любит чаек.

Он частенько называл подругу «леди Ди», на что девушка поначалу обижалась: «Накаркаешь еще!» – но скоро привыкла. Сейчас она с неподдельным любопытством внимала рассказам странного человека: говорил он страстно, эмоционально, а именно накал, горячность, обращение не столько к сознанию, сколько к живым чувствам так увлекают женщин, особенно юных. В то время как ее друга одолевали сомнения, Диана проникалась всё большим уважением к их новому знакомому, который уже не казался назойливым чудаком, тем более городским сумасшедшим.

– Хорошо бы создать общество голядской культуры, – заявил вдруг Костя. – Чтобы попытаться возродить ее из тех осколков и фрагментов, которые дошли до наших дней. Именно культуры – без всякой примеси политики.

– Создавайте! – радостно откликнулся хозяин. – Организуйте. Я готов вам помочь, чем только могу. Хотя членом организации едва ли стану. Знаете, у меня в молодости отбили охоту к общественной инициативе. Еще в школе требовали записываться во всевозможные организации: в пионеры, в ОСВОД, в общества охраны природы, охраны памятников, в книголюбы. А я с детства не любил принудиловки. Никогда ни в какой партии не состоял. Но я готов вас, так сказать, консультировать во всём, что касается истории голядского народа.

Глаза у Дианы загорелись живыми огоньками.

– Обществу нужен этот… флаг, что ли, эмблема… – произнесла она.

– Символ! – воскликнул Альберт Иванович. – Я давно думал над этим. Огонь вайделотов вас устроит? Язычок огня.

– А если его с тем крестом соединить? – неожиданно спросила Ди.

– С Аустрой? – подсказал краевед. – А, помню, помню. Вы его больше не носите? Кто-то отговорил? Или запрещают?

– Никто мне не запрещает. Просто дома оставила. Забыла. Он на другой куртке – той, в которой я тогда на фестивале…