На бейджике переливается имя Светлана, и я пользуюсь моментом.

- Светлана, мы столько не успели с ним обсудить, сходить на настоящее свидание, и я уверена, что этого уже никогда не случиться. Дайте мне хотя бы маленькую надежду, что он пройдет всё это с другой девушкой?

Сестра вздыхает и, осмотревшись по профессиональной привычке, говорит:

- Парнишке совсем худо, детка. Он смешал наркотики с алкоголем и находится в коме.

- Кома? – мои веки плавно опускаются и мокрые дорожки, обрываются на подбородке. Я провожу рукавом толстовки по лицу, и растираю слезы, текущие без остановки.

- У него начальная стадия комы и доктор приложит все усилия, чтобы вернуть чувствительность зрачков, рефлексы сухожилий, и тому подобное. Главное, что температура, давление и дыхание находятся в пределах физиологической нормы.

- Я не понимаю, зачем,…почему…я…

Мои ладони оставляют влажные следы на белом дереве, и Светлана протягивает коробку с салфетками. Я хватаю не меньше десятка за раз и высмаркиваясь, выбрасываю в ближайшую урну, пропитавшуюся болью бумагу.

- Спасибо. Я вам очень благодарна.

- Приходи завтра, не сомневаюсь, что он очнется к тому времени.

- Да, конечно. - Я фальшиво лгу и разворачиваюсь, чтобы уйти.

- Стой! – Светлана ставит на стойку черную коробочку. – Это было при нем. Думаю, содержимое предназначается тебе. Невероятно красивая вещица.

Я беру подарок и открываю, не отходя и на метр. Внутри, на черном поролоне, лежит серебряная подвеска с двумя боксерскими перчатками. Боже, я прижимаю цепочку к груди и стремительно убегаю. Крик администратора эхом путается позади меня.

***

Всю ночь, я сижу на крыльце, куда без труда пробираюсь из своей комнаты и рассматриваю кулон в лунном свете. Безупречное творение. Падающая звезда, ненадолго ловит мой взгляд, вынуждая загадать простое желание – Руслан должен быть здоров. До сего дня, я и не предполагала, что так привязалась к нему. Боль, что осадком оседает в моем сердце по вине Марата, вновь взбалтывается, как просроченное молоко. Я плачу и не представляю, что меня ждет дальше.

- Плакса, есть плакса. – Сева садится рядом, обнимая за плечи.

- «Надежда» закрыта до выяснения всех обстоятельств.

- Менты думают, что он хотел свести счеты с жизнью из-за лагеря? Или из-за кого-то в лагере?

- Не знаю, сестренка. Идет расследование.

- Только он сможет всё рассказать, но он…

- Так, никаких слез! Минагаров не сдастся. Он же не твой плюшевый Маратик. – Хмыкает брат и я улыбаюсь от этой шутки.

- Марат козел.

- Как ты вообще с ним могла встречаться?

- Так же, как и ты с Акуловой.

Странный звук из глубины его широкой груди, дает мне понять, что там не так прозрачно, как кажется на самом деле.

- Только не говори, что ты влюбился в восемнадцатилетнюю стерву.

- Ну, - он кривит рот и потирает отросшую щетину. – Ничего не отрицаю, но и…

- Сев, она же Реджина «Королевская пчела»*!!!

- Кто?! – брови брата своевольно прыгают, и я мысленно сравниваю их с неподражаемой мимикой Руслана.

- Долго объяснять, просто поверь, что хорошей девочкой она не станет. Даже если ее переедет автобус.

- Не будем забегать наперед, плакса. Лучше, поделись, что в планах и что за ураган в твоей умной головке сейчас?

Я впитываю тепло Севы и ловлю на небосклоне еще одну падающую искру.

- Хочу пойти в Пироговку. Лечить спортсменов. До конца лета, буду дома.

- Идеи супер, а тренировки? Неужели забросишь бокс?

- Ни за что! Если всё сложится удачно, и я поступлю в универ, то постараюсь совмещать одно с другим.

- Отлично. А у меня осенью начнется интернатура. Планирую, осесть в городе.

- Мы будем редко видеться?

- Я врач, сестренка. Мало ем, мало сплю и не вижу, как стареют мои родители, растут дети и появляются седые волосы в паре с импотенцией.

- Севка! – я кусаю брата за плечо, он смеется, усиливая объятия. – Ты невыносим!

- Говорю, как есть. Но ты не кисни, возьми с собой в Москву подружку.

- Аня итак, едет со мной. Только будет учиться в другом конце города. Она мечтает выбиться в политики и править миром!

- Да я о другой девчонке. Той, что названивает с самого обеда.

- Маша! Черт, я же не позвонила ей. Прости, я пойду и успокою ее. Ладно?

- Конечно, и не плачь больше. Молнии не пускают слезы. Две грозы за раз, сродни апокалипсису.

Я чмокаю брата в щеку и тороплюсь в дом, где понимаю, что замерзла, как крот.

***

Недели через две после случившегося с Русланом, я встречаю Федю в ТЦ, и он технично и ловко маневрирует на кассу, не желая со мной болтать. Ублюдок! Естественно, я уже в курсе, что Руслан в полном здравии и родители определили его в частную клинику, базирующуюся где-то в Подмосковье. А он, видимо, решил, что я стану изводить его расспросами и сбежал. Подавись своей злобой, трусливый гавнюк!

- Милая, папа нас ждет на парковке, – растрясает меня мама, и я беру в руки пакеты с покупками. – Май?

- Да, идем. Нам же еще нужно заехать в антикварную лавку и посмотреть ту классную лампу, что украсит мою комнату в общаге.

- Да, только сначала отпустим папу, а то он не даст нам насладиться покупками.

- Ага, я согласна.

Мама так нежно улыбается, что я таю. А когда она поглаживает меня по голове, я превращаюсь в слепого котенка - крошечный комочек милоты.

***

В августе, проведя целый месяц с семьей в загородном доме бабушки и дедушки, я еду в Москву. Прощальный ужин, проходит в душевной компании. Даже физиономия Алены, нисколько не раздражает. Без ее глупых пакостей, мы отлично ладим. Папа произносит торжественную речь, отчего, меня переполняет гордость. А мама, подкладывает пасту с пармезаном в мою тарелку и тоскливо хмурится. Только Севка ведет себя, как здравомыслящий человек, говоря, что меня нельзя сломить и столкнуть с намеченного пути. И что университет такого уровня, будет для меня лишь трамплином. Тепло, что исходит от всех них, вполне может согреть небольшую африканскую деревушку, и за это я их люблю. Чтобы не случилось в моей жизни, я знаю, что всегда смогу вернуться домой.

Двадцать четыре месяца назад…

Руки тяжелые и неподъемные. Я дергаю ими, но они прикованы к кровати кожаными ремнями. Что, черт побери, происходит! С упорством наведя фокус на медсестру у капельницы, спрашиваю:

- Почему я не могу пошевелиться?!

- Очнулся, наконец. Рада познакомиться, «Безумный Макс». Как ты себя чувствуешь?

- Что на хрен творится?

Улыбка на наигранно милом лице сестры исчезает, и она сама ретируется в дверь. Твою мать! Я бьюсь в истерике, распятый и ничего не понимаю. На мои крики в палате возникает мама и он, Альберт Минагаров. Я вспоминаю всё, словно на меня льется ледяной водопад, с мелкими осколками льда, что впиваются в тело и куски мяса, слайсами соскальзывают с костей.

- Пошел вон вонючий кусок дерьма! Проваливай!!!

- Сынок, - мямлит мама и испуганно смотрит на меня в белом больничном одеянии с пеной у рта. – Мы с папой волнуемся за тебя.

- Я сказал, выметайся! – ору на папашу и он, послав мне колючий, ядовитый взгляд, уходит.

- Господи, милый, чего ты наглотался? Я тебя не узнаю. – Мама подходит к изножью кровати и поглаживает мои ноги под голубым покрывалом.

- Я все тот же мам, а его, я больше никогда не хочу видеть!

- Да что же ты такое говоришь? Знаешь, как ему было плохо? Он ночевал в коридоре и…

- Насрать! У меня нет отца и в моем присутствии ни слова о нем. Ясно?!!!

Мама кивает и бледнеет, балансируя на краю обморока. Чудесным образом, появившийся доктор, не дает ей упасть и усаживает на стул. А затем переключается на меня и совершает кучу нелепых действий.

- Адекватная реакция на тесты, плюс значительное уменьшение мышечных спазмов. Поздравляю, Руслан, ты будешь жить.

- Лучше б я сдох, чем… - я отворачиваюсь, и насколько позволяют оковы, жмусь лицом в подушку. Рыдания мамы, только усугубляют мое хреновое состояние. Я снова на пороге нашего дома, снова иду за пивом на кухню и…