Она пропустила тот момент, когда зародилась эта взаимная неприязнь, обещающая весьма неприятные последствия. Вот уже год, когда ей отписывали дело, Соня ловила на себе задумчивый взгляд начальника, стоит ли, закончит ли она его или дело вернётся назад со списком прокурорских пометок. Показатели Сони стремительно падали по сравнению с коллегами в отделе, потому что её дела подвергались более тщательному анализу. Чересчур. Соответственно, наиболее перспективные материалы уходили к её коллегам. Всё просто. Слабые умирают первыми. Помимо сомнения, в глазах руководства читался вопрос: «Что ты сделала, чтобы так произошло?». Если бы Соня знала, как на него ответить…К сожалению, мы не всегда знаем всю цепочку событий, которые приводят нас туда, где мы оказываемся.

Вернувшись в отдел, Соня словила вопрос инспектора Даши, выглядывающей из-за стойки с кипами прошитых материалов: «Ну как, нормально?».

Кислое: «Сойдет».

Даша спряталась в пизанских башнях бумаг, отвечая на несмолкающий телефон, и Соня последовала ее примеру. Махнув рукой коллеге в соседнем кабинете, чья редеющая шевелюра дружелюбно кивнула ей в ответ, Соня закрыла за собой дверь.

Во сне дом на краю посёлка покосился ещё сильнее, чем она помнила. Соня дошла по серой гравийной насыпи до небольшой заросшей тропинки, которая спускаясь, упиралась прямо в примявший желтую траву забор. Единственный в городе частный домик был прилеплен к подножию сопки, которая была выкрашена осенью в бордовый, а местами в цвет крепко заваренного чайного листа. Крыльцо почти провалилось в ржавое болото, но до него ещё можно было дойти по узкому настилу. Стекло на веранде разбито, внутри уже не раз побывали любопытные дети, а может быть и неприкаянные взрослые. Соня знала, что не обязательно лезть в окно, ключ был спрятан сверху над дверью, она нащупала его и удивилась, как же он так долго сохранился. Рыжая фанера на полу внутри дома глухо поскрипывала от шагов, пахло старой влажной мебелью, хотя обе комнаты были пусты, лишь в углу остались разбросанными старые выпуски комиксов. На почерневшем от пыли развороте Человек-Паук спускался с огромного небоскрёба. Соня аккуратно прошлась по комнатам. Она никогда здесь не бывала до той поры, пока Анна не оставила этот дом навсегда. Соня помнила лишь, что они всегда играли во дворе или убегали через насыпь к морю, где в который раз изучали побережье, усыпанное обломками панцирей и гладким стёклами, залезали в старые лодки с облупившейся краской на боках и такой же катер. Разворачиваясь вдоль сопки и опоясывая её, побережье упиралось в заброшенный посёлок, а выше в городское кладбище, но туда Соня во время своих прогулок никогда не доходила. Она не знала, доходила ли Анна. Помимо Сони у Анны была какая-то другая жизнь, в которой ей не было места: строгий отчим со светло-рыжей бородой, который умел оглушающе свистеть. Как-то раз он вырезал Анне корабль из куска дерева, прикрепил к нему металлический киль и парус и дал запустить в море. А потом свистнул в два пальца так, что у Сони заложило уши. Сколько потом они с Анной не пытались повторить, ничего не выходило: так, один писк. Соня помнит, что корабль сразу взял курс на горизонт, и они не успели оглянуться, как был уже в паре метров от берега. Они пытались вернуть его, швыряя камни потяжелее, в надежде, что образовавшиеся волны подтолкнут корабль обратно, но это не помогло, и белый просвечивающий парус превратился сначала в маленькое пятно, потом в точку, а затем просто исчез.

Соня вышла на улицу и обогнула здание. На заднем дворе стояли качели. Дождь и солнце оставили рыжие подпалины на металлических подвесах, приятно теплых на ощупь. Соня слегка откинулась и прикрыла глаза. «Это моя качеля», – у неё над ухом прозвучал насупленный голос. Соня повернула голову. «Сейчас придёт мой старший брат и заставит тебя слезть», – сквозь неё смотрела худая загорелая девочка с тёмными, цвета переспелой черешни глазами. Темно-каштановые волосы собраны в конский хвост. «Ну и что, у меня тоже есть брат!». Вторая девчонка раскачивалась на качелях, лёжа животом на теплом сиденье и подметая пыль ровно стриженным каре. Черешневые глаза недоверчиво прищурились: «ты врёшь!». «Ты тоже», – девочка с каре остановилась и встала. Мир перевернулся и небо заняло привычное место, взгляды скрестились: серо-голубые против карих.

«Анна!», – девочки синхронно оглянулись в сторону дома, конский хвост взметнулся и растаял в направлении женского голоса. Вторая фигурка напряжённо застыла, вглядываясь в чёрные провалы окон.

Отдел, где работала Соня был небольшой. В первые два года своего существования он занимал всего один этаж, на котором соседствовали два следователя, два их начальника, один делопроизводитель и один криминалист на всех. С течением времени, как водится в юных организациях, разрастался лишь административный аппарат, постепенно превратившийся в огромное многофункциональное чудовище, но её городской отдел так и оставался крепкой крохотной командой единомышленников. Соня приехала в город после института с разбитыми надеждами, представляя, как её однокурсники преуспевают в следственных отделах крупного мегаполиса, расследуют громкие дела, сюжеты которых ложатся в криминальные хроники, шагают по карьерной лестнице в то время, как она будет годами сшивать одноклеточные материалы в районном захолустье. Но материальное положение её семьи не позволяло принять другое решение, более того Соня с трудом убедила родителей дать ей возможность поработать хотя бы в региональном центре. Спустя четыре месяца её работы в отделе на общественных началах, кем-то в виде стажёра, Соне позвонил отец. Внутренним чутьём она поняла, что рядом с ним или недалеко стоит расстроенная мама.

«Мы не можем тебя больше поддерживать деньгами, ты должна это понять, – по голосу было слышно, как отец сдерживает раздражённый тон, – возвращайся домой и устраивайся на нормальную работу».

«Нормальную?» – бесцветно переспросила Соня.

«Здесь есть место юриста в администрации, в конце концов, у меня нет сил и здоровья работать на твое содержание!». Гудки.

Соня мрачно посмотрела на дешевую мобильную раскладушку, которую держала в руках. Она сидела, скрестив ноги на полу в пустой съемной квартире, где ей дал временное прибежище брат, и обиднее всего было, что ей не дали полностью использовать свой шанс. Стажировка занимала почти все её время. Устроиться на другую, оплачиваемую, работу значило лишиться преимущества перед другими кандидатами, ведь рабочих мест следователя в небольшом городе тогда было только два. Еще совсем молодая, она не сдержалась и заплакала, моментально возненавидев своё будущее, в котором ей виделись полы с продавленным линолеумом и советский шкаф с поцарапанным лаком, а за окном привычный пейзаж пустынных улиц. Эти признаки полного краха. Всю жизнь она завидовала счастливчикам, кто выбрался на большую землю, жил, не оглядываясь, без чувства, что ты балансируешь на кривой табуретке, одно неверное движение и полетишь вниз. Котируемый институт, диплом – это был билет в мир, где мужчины не возвращаются домой в грязных берцах с сумкой, в которой гремят инструменты. Где женщину с тряпкой и ведром в школьных коридорах не зовут «техничкой». Это был мир белых воротничков, стремительной жизни, ну и пусть работа бы занимала три четверти суток, зато она была интересная, интеллектуальная, захватывающая, вызывающая уважение. Та профессия, называя которую, ты видишь, как в глазах людей загорается любопытный огонёк. Но теперь вернуться туда! Работать специалистом в администрации, кто это вообще. Солёная вода на щеках высохла.

Соня почувствовала усталость, тот её сорт, который приходит не от физического изнеможения, а крайней степени разочарования. Той, когда взамен страстного желания получить мечту приходит опустошение и смирение с горькой неудачей. Ну повезло один раз, когда она выхватила направление на учёбу за государственный счёт, и хватит. Она со вздохом осмотрела комнату, прикидывая, сколько ей надо собрать с собой для того, чтобы снова переехать.