Результатом всего этого хаоса был «Собор примире­ния» 1549 года. Он привел к власти Правительство ком­промисса — с мандатом навести порядок, удовлетворить по возможности всех обиженных и примирить ожесточив­шиеся друг против друга социальные силы.

ЗАГАДКА «ИЗБРАННОЙ РАДЫ»

Разумеется, Правительство компромисса — название позднейшее, появившееся потому, что надо же было исто­рикам как-то его обозначить. До недавнего времени оно отождествлялось с Избранной радой, упоминаемой Курб­ским в его «Истории Ивана IV»: «И нарицались тогда оные советници у него избранная рада. Воистину по делом и на­речение имели, понеж все избранное и нарочитое советы своими производили, сиречь: суд праведный, нелицеприя­тен яко богатому, так и убогому еже бывает во царстве на- илепшее»¹. Термин надолго прижился в классической ис­ториографии.

Некоторые историки приводили даже списки членов Из­бранной Рады, хотя Курбский никаких имен, кроме прото­попа Сильвестра, окольничего Алексея Адашева и митропо­лита Макария, не сообщает. Например, известный знаток истории русского права В.И. Сергеевич составил список, в который, кроме упомянутых имен, вошли князь Дмитрий Курлятьев (боярин с 1549 г.), князь Семен Ростовский, трое Морозовых — Михаил (боярин с 1549 г.), Владимир (околь­ничий с 1550 г.) и Лев (окольничий с 1553 г.) — и, наконец, естественно, сам князь Андрей Курбский (боярин с 1556 г.). М.В. Довнар-Запольский включил в Избранную Раду еще и Максима Грека, доживавшего последние годы в монасты­ре, епископа Кассиана и игумена Артемия, т. е. всех лидеров тогдашнего нестяжательства, общим числом шестнадцать². С.В. Бахрушин, в свою очередь, ревизовал в 1954-м и этот список, отождествив Избранную Раду с царской Ближней думой³. В 1958-м И.И. Смирнов вообще усомнился в ее су­ществовании. По его мнению, речь шла всего лишь о круж­ке «политических друзей» Курбского, которых Смирнов считал «боярской партией»⁴. Проблема остается дискусси­онной и по сию пору. Есть, однако, факты бесспорные.

На протяжении 1550-х в России существовало прави­тельство, во главе которого стояли Адашев и Сильвестр.

Курбский, если и не входил в него формально, разде­лял его позиции и планы реформ. Помимо его отзывов, о деятельности этого правительства можно судить по этим реформам.

Из этих бесспорных фактов мы и будем здесь исходить, а термин Правительство компромисса поможет нам избе­жать двусмысленности, связанной с проблематичностью Избранной рады.

ВЕЛИКАЯ РЕФОРМА

Чтоб войти в курс дела, вспомним, как управлялась рус­ская земля до реформы 1550-х. Она делилась на области, носившие название уездов. Внутри каждого уезда были две категории владений, каждая со своим особым управ­лением. Имениями крупных лендлордов — церкви и бояр­ства — управляли, как и повсюду в Европе, они сами — на основании иммунитетов (в Москве их называли по-татар­ски «тарханами»). Центральная власть была бессильна их контролировать. Ее агенты по традиции «не въезжали ни во что», т. е. не имели права вмешиваться. И потому пра­вили здесь не столько законы, сколько знакомая нам «старина».

Другую половину уезда составляли земли крестьянские и помещичьи. Здесь всем распоряжалась центральная власть в лице своих наместников, в просторечии «корм­ленщиков». Эти присылались из Москвы, обычно на год или на два. Они обеспечивали порядок, судили и собира­ли налоги при помощи своей частной администрации, слуг, которых возили они с собою из уезда в уезд. Свой «корм», т. е. содержание, они тоже собирали сами, прави­тельство им ничего не платило.

Знатнейшие семьи жестоко конкурировали между со­бою за «кормления»: если наместник попадал в богатый уезд, то за какой-нибудь год вполне мог сделать состоя­ние. Не столько за счет лимитированных сверху «кор­мов», сколько путем злоупотреблений. Гражданские дела в уезде выигрывал обычно тот, кто давал наместнику большую взятку. Самые бессовестные из наместников ве­ли себя еще непристойнее. Подбрасывали, например, труп во двор крестьянина побогаче, а потом разоряли его судебными издержками. Несколько сфабрикованных дел давали больше дохода, чем весь «корм». А надзор за тор­говлей! А таможенный контроль!

Легко представить себе, каков был порядок в уездах, если кормленщики, можно сказать, жили беспорядком. И больше всех страдали, конечно, те, у кого было что ото­брать — «лутчие люди» русской деревни. Само собой, крестьяне не молчали. Едва наместники «съезжали с кормления», их сопровождали в Москву тучи жалобщи­ков. Московские суды были завалены исками. Еще со вре­мен Ивана III правительство старалось обуздать кормлен­щиков. Было, как мы помним, введено обязательное учас­тие в суде выборных «целовальников». Но помогало это, видимо, слабо. Во всяком случае, как свидетельствует ле­топись, «многие грады и волости пусты учинили наместни­ки и волостели. Из многых лет презрев страх Божий и го- сударские уставы, и много злокозненных дел на них учи- ниша. Не быша им пастыри и учители, но сотвориша им гонители и разорители»⁵.

Парадокс! Государство крепло, расходы его росли: разветвлялась столичная бюрократия, началось форми­рование регулярной армии, неотъемлемой частью войска становилась артиллерия. За все это надо было платить. И деньги были — страна переживала бурный экономичес­кий подъем, люди богатели. Только правительству от это­го проку было мало. Одна половина земель была «отарха- нена» и налогов, стало быть, не платила, а другую «пусты учинили» кормленщики. Короче, традиционная админист­ративная система стала безнадежным анахронизмом. Все соглашались, что нужна радикальная реформа. Но какая?

Перед только что пришедшим к власти Правительством компромисса открывались две возможности. Первая вполне соответствовала бы природе «гарнизонного госу­дарства». Почему бы, в самом деле, не заменить люби­тельскую и временную администрацию кормленщиков профессиональной и постоянной администрацией губер­наторов (или воевод, как их именовали в Москве XVI века) и содержать этот аппарат за счет казны?

Вторая возможность была прямо противоположна пер­вой. Состояла она в том, чтобы логически развить тради­цию Ивана III, превратив «целовальников» из простых присяжных заседателей в наместничьих судах в полно­правных судей. Более того, в «земские», т. е. выборные, правительства, поручив им все управление уездами, вклю­чая сбор государственных налогов.

То был решающий тест для определения природы Мос­ковского государства XVI века. Пойди административное преобразование по земской линии, оно вполне, я думаю, заслуживало бы имя Великой Реформы. В условиях XVI ве­ка, когда крестьянство еще было свободно, а цензура от­сутствовала, это название пристало бы ей куда больше, нежели реформе 1860-х. Ведь суть ее в XIX веке, собст­венно, и заключалась, кроме освобождения крестьян и отмены цензуры, во введении местного земского само­управления и суда присяжных. В XVI веке то был бы поис­тине гигантский шаг вперед от архаической «старины». Ибо из всех социальных страт выигрывали от такой ре­формы вовсе не малочисленные тогда помещики, как три столетия спустя, но именно «лутчие люди» русской дерев­ни и городов, больше всех страдавшие от наместничьего произвола.

И что же? Именно по этому пути и пошло Правительст­во компромисса. Только сделать его необратимым оно не успело. Сменившее его опричное правительство разруши­ло эту возмутительно либеральную форму правления до­тла. Оно восстановило кормления. Постепенно, сначала на окраинах, а затем и на всем пространстве России заме­нялись кормленщики воеводами.

Конечно, при известном усилии воображения можно усмотреть прямое родство и между земским самоуправле­нием и воеводской бюрократией. Считал же, как мы по­мним, Джером Блэм, что закрепощение крестьян было ло­гическим продолжением Юрьева дня. На самом деле эти формы администрации, конечно, отрицали одна другую на­прочь. Во всяком случае, само московское население пони­мало это именно так. И долго еще — многие десятиле­тия — вспоминало оно эту краткую драматическую паузу между кормленщиками и воеводами, как волшебный сон.