Глава 16

ГИБЕЛЬ «ИЗВЕСТИЙ»

Вот как описывает двухлетие после победы Ельцина над коммунистами летописец реванша: «Если называть вещи своими именами, летом 1996 года в результате фальсификации выборов режим Ельцина удержался у власти и получил в глазах общественности что-то вроде легитимности. Оппозиция в лице Зюганова признала законность выборов и превратилась из непримиримой в «системную». Термин «оккупационный режим» периода конфронтации 1992-93 гг. исчез, стал неуместен в новых условиях… Кремль не препятствовал проведению региональных выборов, в которых громадные преимущества были у местных структур КПРФ. Политическая жизнь вступила в период апатии и скуки».

На самом деле время было ужасное (и уж менее всего скучное). Время, в частности, олигархического беспредела, когда, по словам Егора Гайдара, «некоторые олигархи решили, что крупный капитал должен управлять политикой». И что проще всего это сделать, приобретая собственные средства массовой информации. И приобретали, ни с чем не считаясь, во многих случаях безжалостно разрушая крепкие, сложившиеся журналистские коллективы. Так погибли Московские новости, мой дом в Москве между 1996 и 2002-м, так погибли Известия. Я говорю о самых старых и лучших в стране коллективах времен Перестройки. На примере гибели Известий я и попробую показать ужас этого беспредела.

Да и в политическом смысле нехорошее было время. Другим оно, впрочем, и не могло быть, поскольку, вопреки летописцу, ситуация 92–93 годов, по сути, повторилась: Дума, в которой доминировали только что разгромленные на президентских выборах коммунисты, оказалась столь же непримиримой и вступила в такую же конфронтацию с президентом, что и прежний Верховный Совет, сорвав, таким образом, программу реформ, выработанную для второго срока Ельцина (лавры достались раннему Путину).

Да, в отличие от Верховного Совета, Дума больше не претендовала на всевластие. Да, она больше не пыталась свергнуть Ельцина посредством вооруженного мятежа (хотя об импичменте, как мы еще увидим, напоследок и вспомнила). Но мечту о реванше, о восстановлении СССР, она не оставила. Какими были зю-гановцы летом 96-го, такими и остались. И девиз их «капитализм никогда не приживется в России» был прежним. Вот и делали все, что могли, чтоб он не прижился, только отныне-на парламентской и региональной аренах. И тут успех у них был впечатляющим.

Гекачепист Василий Стародубцев воцарился губернатором Тульской области, амнистированный вождь октябрьского мятежа Руцкой — в Курской, поддержавший ГКЧП Аман Тулеев-в Кемеровской, другой «попутчик» ГКЧП, Николай Кондратенко — в Краснодарском крае. Жириновец Евгений Михайлов стал губернатором Псковской области. В Орловской области дело дошло до курьеза: лишь один из членов местного законодательного собрания не был членом КПРФ. В Северной Осетии членами КПРФ были президент, премьер-министр и спикер республиканского парламента. Даже бывший «денщик», а ныне враг Ельцина Коржаков, и тот был избран в Думу. «Красный пояс» охватывал теперь Черноземье, Нижнее Поволжье, Северный Кавказ и степные области Сибири. Напоминало до боли знакомое из сталинского Краткого курса «триумфальное шествие Советской власти».

Наводит на некоторые размышления лишь неподдельный восторг летописца по поводу того, что «к красным относятся именно те регионы, которые были «черными» (то есть черносотенными) в 1906–1917 гг.» Фактически это имеет очень отдаленное отношение к истине (черносотенные погромщики свирепствовали, главным образом, все-таки в еврейской черте оседлости, т. е. западнее «красного пояса»), но сам факт радости коммунистов такому, пусть воображаемому, совпадению знаменателен, не правда ли?

Покажу на одном примере, как пользовались они своим региональным преимуществом, чтобы саботировать реформы. Остановить распространение частной собственности в городах было — после реформ начала 90-х-затруднительно, но земля… Она-то всегда была в представлении русского крестьянина «ничья», она от Бога. Это ведь Традиция с заглавной буквы, то, что всегда отличало Россию от ее всегдашнего врага, кощунствующего Запада, давно поправшего все традиции. Гигантская пропагандистская кампания была развернута против закона «Об обороте земель сельскохозяйственного значения». А в «красном поясе» он попросту игнорировался.

Так и не вступил, по сути, в жизнь этот закон при Ельцине, хотя смысл сопротивления ему очевиден: пусть лучше зарастет земля чертополохом, но в руки хозяина ее не отдадим. Это лишь частный случай того, как зюгановцы готовы были стоять, ну, не насмерть, конечно, но достаточно, чтобы побольше попортить крови реформаторам. Общий принцип их парламентской деятельности описал Гайдар в «Развилках новейшей истории России».

«Коммунисты, имевшие большинство в парламенте, стремились, — писал он, — повысить расходы за счет дефицита бюджета. На стадии формирования бюджета они выглядели как защитники интересов тружеников села, служащих социальной сферы, военно-промышленного комплекса и т. д., а на стадии выполнения (точнее, неизбежного невыполнения) этих расходов — как строгие критики провалов правительства» (выделено автором). Мне кажется очевидным, что КПРФ неспроста вгоняла правительство в ситуацию хронического дефицита и что зря толковали политику коммунистов как тривиальную демагогию, как попытку повысить свой рейтинг за счет правительства, набрать очки у населения. Все это, конечно, было, но стояла за этим и совершенно определенная стратегия, все тот же сформулированный Зюгановым в предвыборной книге «За горизонтом» тезис, что «капитализм не приживается и никогда не приживется в России».

По сути, коммунисты связали правительству руки. Да, оно могло прибегнуть к эмиссии, покрывать хронический дефицит, печатая деньги. Но боялось будить спящего льва, развязать едва утихомирившуюся инфляцию. Да, оно могло удерживать рубль, скупая рубли за счет валютных резервов, но резервы были тогда скудны, их не хватало. Приходилось придумывать замысловатые схемы, в том числе ГКО (государственные краткосрочные облигации). Но они были хороши, пока их покупали иностранные инвесторы. Это была своего рода пирамида: возвращали долги старым покупателям за счет новых. Первый же международный кризис мог отпугнуть инвесторов. И как тогда платить по старым долгам? На это и рассчитывала КПРФ.

И кризис, конечно, грянул, знаменитый «азиатский кризис» 1998 года, инвесторы стали выводить деньги из всех развивающихся стран, включая Россию. И 17 августа 98-го правительство Сергея Кириенко не смогло больше платить по долгам и вынуждено было объявить дефолт. Правда, международные финансовые структуры готовы были помочь, но тут встали стеной коммунисты. Гайдар свидетельствует: «Правительство выработало программу финансовой стабилизации с помощью мировых финансовых организаций. Но парламент отказался ее принять». Да и с какого, извините, бодуна, мог парламент ее принять, если все эти два года он только и делал, что вгонял правительство в дефолт? Ведь пришел, казалось, звездный час Зюганова, живое доказательство, что капитализм и впрямь в России не приживается!

Вот, пожалуйста: рубль в свободном падении, массовые банкротства, сбережения превращаются в пыль, и именно люди, поверившие в капитализм, опора реформаторов — средний класс, теряет свой, только что начавший становиться на ноги, бизнес, подобно нэпманам конца 1920-х, тоже наивно поверившим тогда ленинскому обещанию, что «НЭП это всерьез и надолго». Короче, потерпев поражение на выборах, коммунисты попытались взять реванш с помощью созданного ими же кризиса: поверила, мол, в 96-м Россия обманщику Ельцину и уже два года спустя, в 98-м, жестоко расплачивается за свою доверчивость.

Ибо что же теперь остается вчерашнему победителю, как не призвать к власти «красное» правительство с коммунистом Юрием Маслюковым, бывшим председателем Госплана СССР, в качестве первого вице-премьера, и бывшим председателем Центробанка Виктором Геращенко, однажды уже развязавшим в 1992-м гиперинфляцию, — и начать исправлять ошибки? Иначе говоря, приступить к всеобщей ренационализации экономики и переходу к плановому хозяйству, ввести контроль над ценами, включить печатный станок-ко всему, то есть, чего требовала все эти годы в Думе КПРФ? Логично? Но тут Зюганова поджидал удар пострашнее поражения на выборах, удар, от которого он никогда уже не оправится. Случилось это, однако, не сразу.