Но он и в Тобольске не сидел сложа руки. Критиковал. Предлагал реформы. Написал девять книг. О чем только он не писал! Акад. В.И.Пичета в книге о Крижаниче в 1901 году, не переставал удивляться: «Это какой-то энциклопедист. Он и историк, и философ, богослов, и юрист, экономист и политик, теоретик государственного права и практический советник по вопросам внутренней и внешней политики» (41) И то, что рукописи его как-то добирались до Москвы и у них находились читатели, свидетельствует, что и в Московии, точно так же, как в брежневском СССР, горячие ручьи текли подо льдом официальной идеологии. Оттепель готовилась. Ждала лишь ухода диктатора.
Потому и рассказывал я о Крижаниче, что его немедленное освобождение после смерти царя и было первым сигналом оттепели. Получил он редкую по той поре привилегию, разрешение выехать за границу, в котором 18 лет отказывал ему царь. Но умер, едва доехав до Вены. Не мог этот человек Возрождения жить в тогдашней России, но не смог, видно, и без нее. Позже, в 1680-е, во времена относительной гласности, всемогущий, казалось, князь Василий Голицын, фаворит царевны Софьи, делился с иностранными дипломатами своими планами отменить крепостное право и, между прочим, опубликовать книги Крижанича.
Но не суждено было этому дальновидному интеллигентному человеку возглавить грядущий «прорыв». Для этого, как показал трагический опыт другого потенциального преобразователя-самозванца в Смутное время, требовалось тогда быть неоспоримо легитимным САМОДЕРЖЦЕМ. Жестокая ирония была в этом для идеологов Московии, наследников тех самых «иосифлян» (стяжателей), которые, собственно, и изобрели сакральное самодержавие в 1550-е. Этим ведь и соблазнили тогдашнего тщеславного царя, будущего Грозного. Но то были другие, ДОМОСКОВИТСКИЕ времена, когда возможна еще была в России война идей. Самодержавие казалось им тогда убийственным аргументом в их, стяжателей, пользу. И вот теперь это дитя их мысли их и убивало!
Слишком что-то надолго затянулась в Московии оттепель, скажут оппоненты? Да, надолго. Благодаря запутанным семейным обстоятельствам царя Алексея. У него было 13 детей от первой жены, из них лишь два сына, и оба слабоумные. Здоровенький младенец родился только за четыре года до смерти царя от второй жены. Назвали Петром. Вот и пришлось грядущему «прорыву» дожидаться пока вырастет младенец – и похоронит Московию.
Глава вторая. Испытание теорией
С этой главой вступаем мы на территорию спора историков между собою, граничащую с теорией и философией истории, на территорию, предназначенную в принципе для профессионалов и для очень продвинутых читателей. Но, как я уже говорил во вступительном Письме, не достигнет своей цели моя книга, если утратит к ней интерес никакой не продвинутый, а просто интеллигентный читатель. Смогу ли я убедить его, что не боги горшки обжигают? Такой вопрос стоит передо мной в этой книге. Я все еще не уверен достаточно ли подготовил я этого просто интеллигентного читателя своей Вводной главой к испытанию теорией. Начну поэтому с довольно простой истории.
Я много лет тосковал, что о моем герое, родоначальнике того, что я называю европейским столетием России (впредь, как мы договорились, эпохи ЕС) Иване III, хоть и именуется он в обиходе одним из трех Великих государей в российской истории, не написано и сотой доли того, что можно прочитать о его злосчастном внуке. Обидно было, что до 2000-го года была о нем лишь одна монография (британского историка Джона Феннела Ivan the Great of Moscow, London,1961), хотя о Грозном их, наверное, не меньше дюжины на многих языках. Скучным, серым, надо полагать, казался он историкам по сравнению с колоритным злодеем-внуком. Я и сам отдал дань этому наваждению: треть первого тома «России и Европы» посвятил Иваниане, т.е почти невероятным метаморфозам образа этого легендарного тирана в русской истории.
Тем более важно перечислить здесь, пусть пока коротко, с чем ассоциируется для меня наследие эпохи ЕС.
Реклама 11
1. Прежде всего с крестьянской свободой. Не то, чтобы Иван III изобрел Юрьев день: право крестьян переходить от одного лендлорда к другому или вообще уйти на свободные земли было вековой традицией. Но он оградил эту традицию свободы Законом, ввел ее в Судебник 1497 года. На сторону крестьянина в спорах с лендлордом – с монастырем, с боярином, с помещиком – встала при нем власть государства. Сравните с внуком, попросту отменившим в 1581-м Юрьев день, положив начало вековому закрепощению крестьянства.
2. С тем, что начал он строительство российской государственности, по словам В.О.Ключевского, с общепринятой в тогдашней Европе «абсолютной монархии с аристократическим правительственным персоналом». Монтескье называл эту абсолютную монархию (абсолютизм в просторечии) «умеренным правлением». Екатерина Великая так цитировала мэтра в своем знаменитом Наказе Комиссии по Уложению: «Где нет аристократии, там деспот». Сравните с внуком, начавшим в Москве эру самодержавного, т.е. неограниченного единоличного правления, превратив аристократическую Думу в марионетку, в симулякр, как модно говорить сейчас
3. С практически неограниченной свободой слова и невмешательством власти в идейную войну между нестяжателями и иосифлянами, с невмешательством, которое известный историк церкви А.В.Карташев, сочувствовавший стяжателям, назвал «странным либерализмом Москвы». Сравните с внуком, развязавшим в стране тотальный террор.
4. C началом процесса кардинальной реформы страны, главными результатами которого были формирование «сильной» крестьянской собственности (о ней, напомню, будет в ХХ веке мечтать Петр Столыпин) и статья 98 Судебника 1550 года, юридически запрещавшая царю издавать новые законы «без всех бояр приговору». Сравните с внуком, уничтожившим крестьянскую собственность вместе с Судебником.
5. С процветанием страны, наконец. В частности, с тем, что при продолжателях его реформ Москва стала в 1550-е центром Балтийской торговли и одним из центров торговли мировой. Сравните с тотальным разорением России после опричнины Грозного, в результате которого превратилась она, по словам С.М.Соловьева, в «бедный, слабый, почти неизвестный народ»
Добавьте к этому четырнадцать либеральных оттепелей и «прорывы в Европу», перечисленные во вступительном Письме читателям, откровенно противоречащие природе самодержавия, которым просто неоткуда было бы взяться, не будь в основе русской государственности «умеренной», по словам Монтескье, европейской абсолютной монархии (она же эпоха ЕС). Если все это в совокупности не легитимирует РОССИЮ В ЕВРОПЕ И ЕВРОПУ В РОССИИ, я не знаю, что такое легитимность.
Все это надежно документировано в российской и советской историографии, разве что никогда до сих пор не было собрано в один, так сказать, файл. Потом, во второй части книги, это обрастет деталями и ссылками и станет решающим аргументом в моем споре с консенсусом.
Оговорюсь сразу, однако: ни в малейшей степени не намерен я писать апологию Ивана III и даже эпохи ЕС. Нет сомнения, на счету моего героя немало жестокости так же, как и «эпоха» знало всякого рода откаты, порою жестокие, завихрения и грубые ошибки реформаторов. Но все это не меняло ее неоспоримой способности к реформированию и политической модернизации, ее европейской сути. В конце концов, герой мой был современником Людовика XI во Франции и Генриха VIII в Англии, известных в потомстве своей жестокостью, но разве делало их это самодержцами? Да, европейский абсолютизм был далеко не подарок, но от российского самодержавия и тем более от азиатского деспотизма отличался он, как мы увидим, как небо от земли.
В этих важнейших отличиях между формами власти, от которых зависит, как мы увидим, будущее России, предстоит нам подробно разбираться в книге. Но сейчас я о другом. В 2000 году монография о князе Иване, наконец, появилась и в России. Так и называется «Иван III». Можете себе представить с какой радостью и жадностью я за нее ухватился. Автор Н.Н.Борисов. Не встречал, но слышал, что профессиональный историк. Значит, наконец-то, потенциальный союзник? Пробежал в нетерпении глазами.
