Михаил Валерьевич нежно смотрит на жену, а она чуть приобнимает меня. Саша мягко улыбается. Огоньки за нашими спинами переливаются, даря красивые отблески. Мы все играем свои роли. И, наверное, впервые мне от этого не больно. Я ещё не приняла окончательно, но уже смирилась.

Сразу же после съёмки мы разбредаемся по комнатам, чтобы собраться на приём. Мне снимают дневной макияж и делают вечерний. Стилист накручивает мне волосы на мелкую «спираль» и красиво укладывает с помощью серебренного ободка. Глаза подводит тёмным, а скулы едва трогает румянами. Я выгляжу скромно и в то же время нарядно. Простое, но чертовски сексуальное платье, вечерний макияж, тяжёлые стальные браслеты на руках. Из драгоценностей на мне только маленькие бриллиантовые серёжки. Подарок опекунов на четырнадцатилетие.

Мне нравится, как я выгляжу. Алла Альбертовна одобрительно кивает, когда я выхожу в общую гостиную. Саша бросает только один взгляд, но он полон восхищения и моя душа поёт от этого. На мужчинах строгие чёрные костюмы, галстуки-бабочки и лаковые туфли. Они выглядят строго, модно и дорого. Алла Альбертовна в длинном красном платье, полностью закрытом, но с длинным вырезом на бедре. Из украшений рубиновый комплект и алая помада.

Сегодняшнее мероприятие — это сбор денег на благотворительность. Входной билет стоит больших денег, на аукционе разыгрываются лоты, а также будут прямые пожертвования. Мне выдали сумочку с крупной суммой денег, для того чтобы я демонстративно положила деньги в прозрачную копилку. Столько наличных я никогда не видела в своей жизни, а это только малая часть того, что собираются потратить Золотовы сегодня вечером.

Мы набрасываем пальто и едем на специально заказанной машине. Зал находится совсем рядом, но идти в туфлях по снегу плохая идея. Особенно учитывая стоимость туфлей. Я стараюсь держаться рядом с Сашей. Мне страшно от обилия света и незнакомых мне людей. Они смотрят на нас, Алле Альбертовне это внимание нравится, она расцветает и улыбается. А я теряюсь.

Золотовы идут по каменным ступеням высоко подняв голову. Я же смотрю себе под ноги, потому что боюсь зацепиться за ступеньку и упасть прямо к ногам стоящих внизу людей. Все знания о этикете кажутся не правильными, не настоящими. И не смотря на обучение и тренировки, я думаю, что ничего не знаю.

— Женя. — Михаил Валерьевич взглядом показывает на огромный стеклянный дом, в центре зала.

Он уже наполовину заполнен деньгами. К нему я иду в сопровождении старшего Золотова. Открываю сумочку, достаю стопку денег, и кидаю.

Она летит на ворох других денег. Здесь и рубли, и доллары, и евро. Все вокруг радуются, поднимают бокалы с шампанским. Опекун пожимает мне руку и говорит мне какая я умница. Словно обезьянка, выполнившая фокус.

Мы возвращаемся ко второй половине нашей семьи. Алла Альбертовна сияет, в её руке уже бокал с шампанским. Михаил Валерьевич берёт и себе бокал, а мне даёт хрустальный фужер с соком. Саша стоит с пустыми руками, но никого это не напрягает. Я пью, но не чувствую вкуса, слишком волнуюсь.

— Смотри сынок. — улыбаясь глава семьи незаметно показывает на молодую девушку бокалом. — Это Вероника, ты должен её помнить. Она дочь моего партнёра.

— Помню. — отзывается наследник семьи.

— Твоя основная задача — ухаживать за ней. Она должна уйти отсюда без ума от тебя. Ты понял?

От этих слов во мне что-то оборвалось. Я так надеялась, что буду весь вечер рядом с Сашей. Вероника улыбается, и даже отсюда я вижу её жемчужные зубки и сияющую кожу. Светлые волосы уложены в изысканную причёску, она совершенно не похожа на меня. Теперь я понимаю, как глупо я выгляжу. Мой образ дикарки выделяет меня из толпы, но он же и показывает, как не похожа я на всю эту элиту. Теперь Саша смотрит только на неё, а у меня в крови вспыхивает жгучая обида. Почему всё так не справедливо?

Мажор уходит, а Золотовы передают меня как эстафету. За мной не навязчиво следят. А я провожаю взглядом сладкую парочку. Они смеются, танцуют и ходят по залу. Общаются с другими гостями, знакомятся. Огонь, тлеющий в моей груди, заставлял мои щёки гореть. Чтобы хоть как-то охладиться перед ужином я иду в уборную. Странно, но меня отпускают одну.

Я мою липкие от пота руки и смотрю через зеркало прямо себе в глаза. Успокойся, Женя! Остынь! Он не стоит моих нервов, я знаю. И у меня нет на него никаких прав, но сердце, глупое сердце, всё равно глухо стучит в груди.

Дверь открывается и в комнату вплывает Вероника. Ну только её мне не хватает! Я делаю вид, что не знаю её, и вообще мне плевать. Беру полотенце и вытираю руки. Делать мне здесь больше нечего, но я не успеваю выйти, как очаровательная стерва брызгает мне на платье водой.

— Охренела?

Я смотрю на некрасивые брызги, кожей живота чувствую влагу и злюсь.

— Прости. — она мило улыбается и делает бровки домиком — Я не хотела. Ты такая грубая! Это правда, что ты та самая нищенка, что из жалости взяли к себе Золотовы?

Мне хочется взять её за волосы и долго таскать по всему туалету, но я просто не могу сказать ни слова. Только хлопаю глазами. Она усмехается и наклоняет голову, готовится ещё раз плюнуть ядом, кобра очкастая.

Чтобы избежать убийства, я выскакиваю из туалета. Теперь во мне клокочет настоящий вулкан. Я с кем-то сталкиваюсь, поднимаю голову и вижу Сашу. Он спокойно ждёт свою спутницу.

— Эй, осторожнее.

— Пошёл к чёрту!

Я отталкиваю его руки, придерживающие меня и мчусь в общий зал. Мне очень хочется уйти. Просто всё бросить и уйти. Но впереди ужин и аукцион.

Вероника насмешливо улыбается мне каждый раз, когда мы оказываемся в одной плоскости. За ужином Золотов старший каким-то образом умудрился посадить нас всех вместе за один столик. Стерва щебечет, Саша сидит рядом и улыбается, глядя ей в глаза. А Алла Альбертовна отпускает завуалированные намёки. Мне кусок в горло не лезет, хотя блюда выглядят очень красиво. Я ем через силу и в разговоре не участвую, пока меня в него не втягивают напрямую.

— А ты, Женя, чем планируешь заняться после окончания школы? — спрашивает меня Вероника.

Она, как и Саша собирается идти учиться на фармацевта. Я смотрю на опекунов, но они молчат. Мы ещё не обсуждали моё будущее. Промолчать — значит выставить себя дурой.

— Пока не знаю. В детстве я хотела стать учителем.

За столом все засмеялись, а я не понимаю, что такого смешного я сказала? Профессия учителя мне всегда казалась интересной и достойной.

— Рождённый ползать, летать даже в мечтах не может.

После этих слов Вероника посвятила всё своё внимание Саше. А я сидела, скрипела зубами и сжимала вилку. Как бы мне хотелось, чтобы с этой нимфой случился какой-нибудь конфуз! Например, чтобы она пукнула, когда станет отрывать свой накаченный зад от стула. Ну, или подавится? Но, конечно, ничего такого не случилось. Она была идеальна. Даже лист салата не прилип к её зубам!

И всё бы ничего. Я гордилась своим по истине ангельским терпеньем, пока эта пиранья не пошла дальше и не наступила на мою ногу, вставая из-за стола. Она даже не извинилась! Просто пошла дальше, словно я пустое место!

Я схватила бокал со стола, чтобы плеснуть сок в её безупречную рожу. Но сделав два шага по направлению к стерве попала в капкан знакомых рук.

— Какого чёрта ты делаешь, дорогая сестра? — прошипел Саша мне на ухо, крепко сжимая мою руку с бокалом.

Его пиджак касался моего обнажённого плеча, горячее дыхание скользит по моей щеке и шее. Он так близко и так далеко.

Я знал этот взгляд. Эринии, богини мести, наверняка так же смотрели на своих жертв. Щёки Жени пылали, а в глазах появился фанатичный блеск.

— Отпусти, придурок! — ответила она.

Вытащив бокал из её рук, я поставил его на стол. Хорошо хоть отец и мать вышли из-за стола раньше и теперь их спины маячили далеко впереди. А вот Вероника стояла в двух шагах и нахмурившись наблюдала за нами. Надо как-то отделаться от неё.