Мальчик по-своему истолковал материны слезы:
— Она вернется, мама. Она ела лапшу за тебя, за папу, за бабушку. Язычком вымыла кастрюлю чисто-чисто. А живот у нее как пила…
— Какую лапшу? Какая пила? — в исступлении бормотала Витина мама и, присев на корточки, покрывала поцелуями его лицо.
Такса вернулась быстро. Она старалась гордо держать голову и аккуратно ставить лапы. Хозяйка внимательно осмотрела ее всю, белоснежным платком вытерла след лапы собаки, поправила сбившийся набок бархатный нагрудник с медалями.
В этот же день Витю привезли в городскую клинику. Он никак не мог понять, зачем ему устроили такое катанье на машине.
— Ну-с, на что жалуетесь, молодой человек? — спросил дядя, похожий на Айболита, посадив против себя Витю.
— Вот тебе игрушка. Бояться доктора не нужно. Доктор не милиционер.
— А я и доктора не боюсь, и милиционера не боюсь. Даже самого большого милиционера — дядю Степу не боюсь, — сказал Витя, внимательно рассматривая молодого Айболита.
— Вот и хорошо. Значит, на что жалуемся?
— Вы знаете, — начала Витина мама плачущим голосом, — его всего облизала бешеная собака. Наверное, облизала… Люди видели. Не может бешенство перейти к нему?
— Да, случай редкий. Откуда вы знаете, что собака бешеная?
— Все говорят. Она такая… большая, глаза дикие, облезлая вся… Бездомная…
— Конечно, к бездомной собаке ребенка нельзя пускать. А пока, я думаю, ничего страшного не произошло. Ребенок развит хорошо, отклонений от нормы не вижу. И по-моему, мальчик с юмором.
Витя был занят докторским фонендоскопом, но слышал все, как мама и доктор говорили о знакомой собаке. Он во всем соглашался с мамой. И только когда собрались уходить, мальчик сказал доктору:
— А у той собаки живот похож на пилу…
— Боже мой! Что он говорит?! — Женщина потянула сына к выходу.
— Ребенок не лишен наблюдательности. Бешеные собаки щенят не приносят… Так что за здоровье сына можете не волноваться.
В тот день собака впервые за многие недели пришла в свое логово с полным желудком. Щенки, забившись в дальний угол норы, мирно спали, позевывая во сне. Собака убедилась, что все ее дети были на месте. Самый меньший — черный, похожий на отца, как всегда, спал с краю и во сне скулил от холода. Мать осторожно взяла его зубами за холку и положила в середину. Зубы, легко дробящие берцовые кости, сейчас были ласковее самых нежных рук. Щенок даже не проснулся.
Положив голову на передние лапы, собака решила уснуть, пока не беспокоят дети. Ведь ей предстоит, накормив их, опять идти на поиски пищи. Конечно, она легко могла добывать пищу — повсюду ходят крикливые петухи, суетливые курицы, игривые козлята… Но собака знала, что этого делать нельзя. Ее так воспитали люди. И между тем она ненавидит одного человека, того, который щенком купил ее и научил многим жизненным премудростям. Он гордился ею перед друзьями. На выставках она непременно занимала первые места, ее награждали грамотами, медалями. Потом вдруг ее стали называть «элита». Это, видно, было хорошее слово, потому-то люди произносили его всегда гордо, а хозяин при этом чесал ее за ухом и давал кусочек сахару.
Собака любила учиться. Она была трудолюбивой и старательной; охотно выполняла требования хозяина; легко брала барьеры, лазила по крутым лестницам, умела отыскивать среди многих следов нужный, не боялась выстрелов, ныряла в воду; когда нужно, умела гасить злобу. Но если она видела, как на тренировках некоторые хозяева били своих собак и те, повизгивая, старались лизнуть их ноги или руки, шерсть на загривке собаки топорщилась, нос собирался в гармошку, она начинала нервничать. Собака не переносила унижения других. Эту черту ее характера заметили инструкторы.
— В ней зверь сидит. Хотя она удивительно умна, — говорили они.
Ее стали дрессировать одну, и хозяин еще больше возгордился ею.
Все было бы хорошо в ее собачьей жизни, если бы однажды она не ослушалась своего хозяина и не вышла без разрешения на улицу…
Вернулась она поздно. Дома никого не было. Свернувшись калачиком, собака легла у порога. Она проснулась от знакомого стука каблуков и, отряхнувшись, завиляла хвостом, что вообще делала редко. Виновато прижав уши, собака ждала хозяина.
— Значит, пришла? Не бил я тебя. Но теперь придется.
В руках человека собака увидела свернутую в кольцо плеть, какой били ее подруг. Она остановилась на расстоянии шага от хозяина; желание лизнуть его пропало.
— Ты? Еще рычать?!
Собака не верила, что ее ударят, и поэтому не успела увернуться от плети.
— Получай!
Хозяин еще раз взмахнул плетью и тут же вскрикнул от боли. Пальцы разжались, плеть выпала… Собака, почувствовав вкус крови, разжала челюсти, и в тот же миг сильный удар ногой в грудь отбросил ее к двери. Такого коварства она не ожидала. Она хорошо знала этот прием — сомкнутую на руках челюсть нельзя было размыкать, иначе… Однако собака не пожалела, что разжала челюсть, ведь рука принадлежала хозяину. Чужую руку она бы ни за что не выпустила. От второго удара собака увернулась и выскочила на улицу.
Больше она не появлялась в этом доме…
Позже собака не раз показывалась в чужих дворах голодная, тоскующая по людской ласке, в надежде, что кто-нибудь накормит ее и возьмет себе. Но люди, которые совсем еще недавно восторгались ею на выставках, угощали вкусными вещами, тянулись погладить, теперь прогоняли ее и презрительно бросали:
— Бездомная! Куда только милиция смотрит?
А ведь она была прежней. Даже стала мудрей, сдержанней. Разве только что похудела, давно не чесана да нет нагрудника с медалями. Собака как-то еще могла понять злобу бывшего хозяина (она нарушила человеческий закон — укусила его), но неприязни к ней у других понять не могла. Собака долго и настойчиво ходила по дворам большого города в надежде, что все же кто-нибудь приютит ее. Может, она ходила бы еще, если бы ей не подбросили отравленное мясо. Уже разжевав мясо, она почувствовала, как стало сводить челюсти, обильно потекла слюна. Огромным усилием собака отрыгнула проглоченные куски и суетливо забегала по двору.
— Ага, попалась! — злорадно кричал кто-то. — Выплюнула? Но ничего, все равно подохнешь! От этого колеют даже волки…
Собака не знала, как спасти себя. Только могучий инстинкт подсказывал и толкал ее на поиск чего-то. Не хватало воздуха. В желудке резало так, точно там каталась дюжина ежей. Ей хотелось пить…
И она поняла — в воде ее спасение. Не обращая внимания на крики детей, брань взрослых, собака начала лакать воду из фонтана. Она пила долго и жадно. Теперь люди смотрели с любопытством. Она все пила и пила, пока не стало легче. Потом инстинкт толкнул собаку за город, в лес, где она отлеживалась три дня и все время ела какую-то горьковатую траву. В эти же дни она почувствовала, что скоро должна стать матерью.
Собака облазила весь лес в поисках логова, но ничего не нашла. Тогда она решила поискать убежища на дачных участках за зелеными высокими заборами, где всегда, как она заметила, было мало людей. Подрыв под забором лаз, собака пробралась на дачную территорию. В дальнем углу, заросшем крапивой и густым кустарником можжевельника, оказалась заброшенная сухая нора. Люди здесь не бывали.
…Она застонала во сне и проснулась. Семеро щенят, попискивая и урча, тянули молоко. Собака поочередно облизала всех и снова закрыла глаза, раздумывая, как бы еще раз проникнуть во двор к этому маленькому доброму человеку.
В это время Степан Терентьевич — человек с ружьем — оправдывался перед Витиной мамой:
— Я этот лес как свои пять пальцев знаю. Наскрозь прошел. Собаку не видел. Нету ее в лесу. Аж ружье зарядил для нее картечью. Лося им можно свалить, а не токмо что собаку.
— А что она, с неба свалилась к нам во двор? — напирала Витина мама. — Она, может, и не сумасшедшая…
— Бешеная… — поправил хозяин дачи.
— Это все равно, — отмахнулась дачница. — Доктор сказал, что к бездомной собаке нельзя пускать ребенка. Укусить может. А тут она сама во двор приходит. Вы же взрослый человек и должны понимать, что дачу я снимаю не для того, чтобы моему ребенку угрожала опасность!
