Любовь к Родине невозможна без любви к родной земле, к ее природе, без бережного отношения к ней. С самого детства нас окружают пушистые, крылатые, лохматые существа. Это и охрипшая от лая дворняга с соседнего двора, и твой проказливый кот-мурлыка, чернявый скворец, из всех других птичьих домиков облюбовавший твою скворечню… Иные из этих животных на долгие годы остаются жить с нами, встречи с другими коротки и случайны. Но как ни мимолетны эти встречи, они оставляют заметный след в твоей памяти и сердце…

…Взлетев прямо к солнцу, песня жаворонка внезапно оборвалась. Зазевался пернатый певец. Только и заметил своего страшного врага — кобчика, когда черная хищная тень заслонила все небо.

А по земле шел человек. Может, и не заметил бы он, какая драма разыгралась над его головой, не свались с неба дрожащий, перепуганный комок. С храбрым отчаянием жаворонок нырнул в распахнутую телогрейку. И затих у самого сердца — большого и доброго, рядом с которым и крошечное, птичье, забилось спокойнее, ровнее.

Человек накормил птицу, дал ей время отдышаться и отпустил на волю допевать недопетую песню. И все удивлялся, как же это догадался жаворонок искать спасения у человека?

Очень удивились и туристы, всей семьей заночевавшие в лесу, когда к их костру припожаловал… ежик.

— Папа, он, наверное, ручной? Из живого уголка убежал? — предположил мальчишка.

— Не похоже. С какой-то бедой прибежал колючий.

Стал отец перебирать ежиные иголки. Так и есть! Две толстые пиявки накрепко присосались к зверьку. Только их оторвали — ежика и след простыл.

В минуту смертельной опасности со своей бедой бросились к человеку и лесной зверек, и звонкоголосый жаворонок. И не ошиблись. Люди, оказавшиеся рядом с ними, оценили это как проявление доверия к их сердцу, к их уму, к заботливым рукам. Это доверие нельзя обмануть. Как же потом уважать себя?

Удивительно живучи воспоминания детства. Иногда человеку, суровому и неулыбчивому, давно уже шагнувшему во взрослую жизнь, с чего-то вдруг припомнится смешной лопоухий щенок, который всегда поджидал его под школьным окном. И что-то теплое шевельнется в груди. И радостное.

А если вспомнится иное? Как неожиданно вдруг захлебнулся трелью и навсегда замолчал скворец, недавно распевавший на высоком тополе, росшем у крыльца. Ты тогда скорее спрятал в карман рогатку, воровато оглянулся. Нет, никто не видел! Но тебе-то самому и сейчас еще стыдно и непонятно — зачем же ты так?

«Зачем же вы так?» — хочется спросить мальчишек, живущих в одном большом московском дворе. Хотя, казалось бы, ничего особенного в их дворе и не произошло. Просто не стало забавного, смешного котенка, любимца всего дома. Его убили.

Трудно поверить, что в мальчишеской толпе не было ребят, которые рады были бы вырвать котенка из жестоких рук, но стыдно было показать свою «слабость». Как же забыли эти мальчишки, что жестокость и злоба — это как раз удел слабых, жалких людей?

Хочется напомнить им, что взрослые и сильные люди принимают законы об охране природы, запрещают промышленный лов удивительных, еще не разгаданных животных — дельфинов, заботливо обходят и птичье гнездо, и несмышленый желторотый выводок.

И не от бездумной щедрости отводит человек под заповедные места лучшие леса и степи. А для того, чтобы подарить своим наследникам и ромашку на заливном лугу, и рыжую белку, мелькнувшую на сосне.

Доброе, заботливое отношение к природе, ко всему живому — это смешная сентиментальность? Признак слабости, мягкотелости? Нет! Это прежде всего одна из ярких граней щедрой, широкой души.

Очень верно можно судить о человеке по тому, как относится он к природе, к животным. Даже по тому, какие тропинки прокладывает он в лесу. Вряд ли будут хорошими людьми те, кому ничего не стоит раздавить на дороге зазевавшуюся лягушку, ради шутки разрушить за минуту огромный муравьиный дом. Такому «шутнику» можно не бояться: никто не сумеет ответить обидчику. Опасаться нужно одного — взрастить в своей душе трусливую жестокость.

Все живое на земле давно возвысило над собой человека как самого разумного, сильного. И это очень лестно — быть властелином природы. И очень ответственно.

Срубленное не вырастает, загубленное не возрождается. Прежде чем поднять топор, спроси себя: а посадил ли ты новое дерево? Вскормил ли хоть одного птенца, смастерил ли скворечник, вскопал ли грядку? Любить природу по-настоящему — значит беречь ее, воссоздавать, помогать ей.

Рассказы Ямиля Мустафина — об обязанности быть Человеком. Хороших встреч с удивительным миром природы желает вам писатель, встреч, от которых сердце становится чище, разум — богаче.

ДИКАРКА

Этот дом пустовал уже несколько лет. Неизвестно почему, но никто не въезжал в три светлые, сухие комнаты, хотя с квартирами в военном городке было плохо. Может, потому, что одна сторона дома выходила окнами на скалистую сопку и, когда свирепствовал июльский тайфун, желтые потоки воды и грязи хлестали по стенам и окнам. Стоял дом на отшибе, высоко над тротуаром, как голубятня, и совсем рядом шумело море.

Неизвестно, сколько бы еще он пустовал, если бы не приехал молодой лейтенант с женой. В штабе ему сказали, что квартир пока нет, намекнули: мол, надо было приезжать пока без жены. Заметив на лице молодого офицера растерянность, начальник штаба обратился к капитану:

— Товарищ АХО, да ведь есть, кажется, у тебя дом.

Капитан заморгал веками почти без ресниц и выпалил:

— Так точно, есть! Только там давно уже никто не живет.

— Вот и хорошо, — обрадовался лейтенант, но, тут же спохватившись, выжидательно посмотрел на начальника штаба.

— Вселяйтесь, лейтенант. А там посмотрим: появится возможность — переселим.

Так и решилась судьба долго пустовавшего дома.

С первых же дней от крыс не было спасения. Они осаждали этот дом упрямо, ожесточенно, точно хотели выжить людей. Вскоре вдоль стен через каждые полметра зазеркалились куски жести величиной с ладонь. Когда и это не помогло, дыры стали засыпать битым стеклом, подбрасывать мышьяк.

Как-то лейтенант встретил соседа, корейца Лю Чин Фу. Старик, как всегда, сидел на камышовой циновке, разостланной на камнях, и играл с голопузыми внуками.

— Хорошо спи, капитана? — добродушно спросил он лейтенанта, держа на тощих руках разом пятерых крепких малышей.

— Плохо, Лю, — ответил офицер и, присев на корточки, поманил бритоголового, с пучком волос на макушке, как у запорожца, мальца.

Маленький «запорожец» понимающе улыбнулся — черные глаза пропали в щелках припухших век, и он, как медвежонок, заковылял к соседу. Потом обнял лейтенанта за шею и начал увлеченно перебирать блестящие пуговицы с якорьками.

— Зачем плохо спи? — снова спросил старик. — Голова боли? Нехорошо.

— Нет, Лю, крысы все…

— Ай-я-я! — вскочил старик.

Внуки посыпались было, как семечки из перезревшего подсолнуха, но каким-то чудом успели зацепиться за плечи, за шею, а двое повисли на руках.

— Крысы шибко плохо.

— Плохо, Лю.

Вдруг Лю задумался и, цокнув языком, сказал возбужденно:

— Моя, капитана, выручай тебя, кис-кис маленький давай. Шибко злой. Вырастет большой — хороший будет.

Вечером старик принес крохотного, невзрачного котенка.

— Хороший кис-кис. Злой. Теперь твоя крыса убегай, — улыбаясь всеми морщинками лица, сказал Лю и погладил котенка, который тут же завалился на бок и, ощерившись, начал отбиваться передней лапой.