Ночевать остановились и в самом деле в большой деревне, не далеко от города. Часах в двух пути. Но приезжать ночью и потом переругиваться с охраной у ворот как-то не хотелось. Нет, всё равно открыли бы и проводили куда надо, но как-то это не правильно для графа. Если бы я гонца послал, то меня бы с почестями встречали, а так… Ночью святой отец и в самом деле помер. Ну, Ирма, мастерица. И откуда отраву взяла? Такое на рынке не купишь. И с травницами у неё отношения не очень, они ей хрен что дадут. А вот с городским алхимиком она, вроде, отношения поддерживает. Вот ведь… Искал, искал филосовский камень, а нашёл яд. Запомним. Хотя, что это я? Я итак знал, что Ирма такими делами балуется. Иногда находили мертвых людей из свит приехавших купцов. Особенно тех, кто очень уж интересовался заводом и стекольным цехом. Предъявить им было нечего, но никто им никаких обвинений и не предъявлялал. Только они частенько сами помирали не понятно от чего. Мне-то понятно, а другим нет. Но вот так вот столкнулся я с этим впервые. Немного жутковато. Ну и ладно, человек был дрянной и вреда много принёс. Больше вредить не будет.

Утром нашли местного священника, похоронили на местном кладбище почившего, и отправились дальше. Через пару часов уже были в Люденшайде. Город распологался тоже в горах, как раз в седловине между реками Волме и Ленне, на небольшом плато. А замок вообще угнездился на скале и возвышался над городом. Туда сразу и отправились. Там квартировала рота мушкетёров и чистота и порядок были обеспечены. После размещения, проехал в местный собор, Эрлозеркирхе, церковь Искупителя. Поговорил с настоятелем. Вроде вменяемый, против вакцинации ничего не имеет. Ну и хорошо, одного покойника в сутане мне хватит.

Вечером собрал магистрат и поговорил с ними. Больше, конечно, Гюнтер с ними общался, я только иногда реплики вставлял и где нужно глазами сверкал.

И этот город тоже жил металлом. Вокруг полно рудников. В основном небольших, каждый мастер таскал руду со своего рудника. Но были и крупные, где работал уже цех рудокопов. Жили на всём привозном. И промтовары и продукты, всё привозилось. Кое у кого имелись огороды, за стенами города, но земля такая, что даже капуста и репа ни черта не росли. Выращивали что-то, конечно, но такую мелочь, для себя не хватало, не то что на продажу. Ну и населения, соответственно, было тысячи полторы. И постоянно уменьшается. Долго решали, что тут можно сделать интересного, чем им помочь. Руды-то полно. Вывозить её отсюда не удобно. До Волме или Ленне не далеко, а там по рекам очень даже просто, но до рек ведь ещё добраться надо. А дорога в горах не сахар, это не по равнине рассекать, замучаешься. Решили поставить тут домну. Ручьёв вокруг полно, запрудят какой, поставят колесо под меха и будут пользовать местную руду. А готовую продукцию возить всяко легче, чем руду. Договорились, что небольшой заводик поставим на пару, я и город. Соответственно и прибыль будем делить пополам. Специалистов Гюнтер им пришлёт, денег тоже, а остальное уже за ними. Расстались очень довольные друг другом.

На следующий день, с утра, подписали договор в ратуше и мы отправились дальше. По мастерским решил не шастать, что я там не видел? Да и надоело уже всё, домой хотелось.

К вечеру уже были у Волме, где нас поджидали наши струги. Загрузились и отправились в Бреккерфельд, куда и прибыли уже по темноте. Но нас тут уже поджидали, так что я с десятком кирасир домчался до замка и завалился спать. Ну, не то, чтобы спать — Ирма-то со мной. С утра быстро пробежались по городу. Так себе городишко. Тоже с металла живёт. И что интересно, водит шашни с Ганзой. Пока ещё не стал ганзейским, но всё дело к этому и шло[1]. Шло, шло и не дошло. Теперь уже Ганза обломается. Здесь тоже новый магистрат и бургомистр. Старых Курт перевешал. Как раз за шашни с Ганзой. И за наглость. А то они думали, что если за ними Ганза стоит, то и наглеть можно. Курт им доказал, что это совсем не так.

Здесь задерживаться не стали. Гюнтер сам пообщался с магистратскими, оставил здесь гражданского наместника, в помощь к военному, командиру роты мушкетёров и мы с самого раннего утра отчалили. В Хаген решил не заходить. Я там уже был когда-то, так что ничего нового не увижу. Только рожи монахов из монастыря, которые опять будут ныть и канючить. Ну их. Всё, домой.

До дома добрались быстро. По реке, да ещё и вниз по течению — это не пешкадралом топать. От Хаттингена уже верхом, но то мелочь. Тем более, дорога великолепная, несмотря на дожди. Черт, декабрь, а погода как в октябре у нас, в Москве. Хотя и у нас там зимы черт-те во что превратились — то снег, то слякоть. Как здесь сейчас. Хотя, здесь если снег и выпадает, то очень ненадолго и тает быстро. А морозов настоящих я здесь и не видел. Если и похолодает до минус 5–6, то на пару дней за зиму, а так, ниже ноля температура не опускается. Да и то только по ночам. С утра лужи ледком покрываются, а днём уже лужи как лужи, без всякого льда. А реки вообще никогда не встают и это очень хорошо. Когда я ещё дороги по графству нормальные устрою. Да и по рекам в любом случае передвигаться и быстрее, и выгоднее.

Пару дней после возвращения бездельничал. Целыми днями валялся в постели. Нет, с утра, как положено, час-полтора с Элдриком мечом махал, бегал, прыгал, а потом опять в постельку. Два дня праздника для Ами. Всё-таки путешествия в конце осени, верхом или даже на лодке — это не совсем то, что нужно порядочному графу. Я, конечно, не люблю сидеть на месте и срываюсь куда-нибудь всегда с удовольствием, но чтобы я ещё когда-нибудь кого-то послушал и отправился куда-то в такое время — да не в жизнь! Вот и отогревался в теплой постельке и горячей ванне. Правда, по вечерам приходилось отправляться в кабинет на совещания нашего партактива. Вот ведь приучил людей, теперь без этих дурацких совещаний не могут, чуть ли не каждый вечер собираются. Надо это дело прекращать. Можно собраться и порешать какие-то вопросы, но раз в неделю, а всё остальное — в рабочем порядке.

По вечерам обсуждали итоги нашего путешествия. Хотя, это я путешествовал, а остальные в это время работали. Вот итоги этой работы и обсуждали. Пришли к не очень приятному выводу: все города, которые мы объехали, скоро помрут. Все они живут за счёт выплавки металла и изделий из него. Пока мы гоним наш металл, с нашего завода, в основном на экспорт, то есть в Испанию и к маврам, они ещё как-то живут, хотя и не так обеспечено, как раньше. Но как только мы увеличим долю продаваемого металла здесь, в германских землях, они умрут. Не люди, города. Конкурировать с нами они не смогут. Шахты закроются, города опустеют. Города опустеют и крестьяне из близлежащих деревень тоже разбегутся. Куда им девать свою продукцию? Возить черт знает в какую даль, по горам? Не выгодно. Более-менее дела в Плетенберге, там медь есть и цинк. Этот металл у них и мы с удовольствием будем покупать и другие тоже. Правда, земля моя и шахты на ней тоже, но я согласен сдать эти шахты городу в аренду за какую-нибудь символическую мелочь и потом покупать медь и цинк за серебро. И изделия из этих металлов покупать буду. Только бы народ не разбежался. Так что этот город, думаю, выживет, а вот что с остальными делать? Решили в остальных городах, и не только тех, что посетили, а всех, занимающихся металлом, ставить минизаводы, типа того, что в Дуйсбурге. Даже поменьше, на две домны. Одна основная, одна резервная. Как только основная начинает разрушаться, плавки переносятся в резервную, а на месте старой ставят новую. Для этого дела придётся и кирпичный заводик поставить, и уголь найти и копать. Благо и угля в этих горах достаточно. Так что даже новые рабочие места появятся. Может города не захиреют, а наоборот разовьются. А это поступления в казну, а то пока толку от этих городов никакого. На второй вечер пригласили Хайнца и сообщили ему радостную весть: ему придётся поделиться специалистами. Он аж взвился. Ведь только недавно отправил своих людей в Дуйсбург, налаживать работу местного завода, и никого ему не вернули и теперь опять людей отдавать. И никаких-нибудь, а именно специалистов, от других толку не будет, только напрасная трата времени и денег. Он бы и рад послать всех подальше, но не может — рядом его сиятельство сидит, то есть я. Сидел, бурчал что-то и зло глазами посверкивал.