— Надо итти, — сказала Маргарита. — А он что-нибудь заметит.
Да, нам пришлось пойти. Я жалел девочку. Бедная! «Зелёная стрела», словно змея, вползла в их тихий дом и обвилась вокруг матери, дочери и сына!
И вот мы снова сидели все в столовой, только без Маргаритиной мамы, — она была в театре.
Маргарита наливала суп, угощала. Она держалась отлично, а я совсем не мог есть. Я смотрел на её отчима, и он уже не казался мне таким красивым. Почему-то мне вспоминался мой отец и его батарея, и старый учитель, у которого немцы убили сына, и Маргаритин папа, которого убили на войне… Я думал: они погибли за Родину, а он, враг, сидит тут, ест наш хлеб, и никто не знает, какую страшную готовит нам пакость. И люди смотрят на него театре и хлопают ему — подлому предателю, ж трудно было мне разговаривать с ним! Не помню, как я распрощался. Негодяй любезно простился со мной, звал в гости. Я стался не глядеть на него, чтобы он не увидел их глаз. Маргарита, как всегда, проводила меня на крыльцо.
— Так, значит, до завтра? — спросила она шотом.
— До завтра, — повторил я. И крепко пода ей руку, словно говоря: держись!
Если бы мы знали, при каких обстоятельствах нам суждено было встретиться. И встреться сегодня!
Глава четырнадцатая, в которой Иван Забегалов лицом к лицу сталкивается с «зеленой стрелой».
Я обещал Маргарите, что сообщу обо всём, куда надо. Но поверят ли мне? Скажут — девчонка выдумала. Я уже попал впросак однажды. Значит, в Решме уже не одна «зелёная стрела», а две. Нет, три, потому что старый марочник, наверное, с ними в компании.
Я помчался к Проше. Если он за меня поручится, мне поверят, — решил я. Но Проши не оказалось. Я решил итти к нему домой. Около почты меня окликнул старый марочник.
— Только вас ещё нехватало! — отмахнулся я и побежал дальше.
— Молодой человек! Вы мне очень нужны! Подождите! — кричал он мне вслед, но я убежал от него.
В переулке я встретил Прошу. Он выходил из ворот своего дома, в руках у него был свёрток.
— А, Ваня — русский моряк! — приветствовал он меня издали. — А я в баню собрался.
Я спросил его, не может ли он сначала пройти со мною в одно место.
— Опять шпионы? — усмехнулся Проша. — Нет, уж я лучше в баню.
Вокруг никого не было, и я рассказал Проше о маргаритином отчиме, о женщине, которая к нему приходила, о старом марочнике.
Проша слушал внимательно и насторожился, когда я упомянул о «зелёных стрелах».
«Ага, заинтересовался», — подумал я.
— Ну, что ж, — сказал Проша, — надо проверить. Хорошо, что ты никому ничего не говорил. С начальником я знаком и сам тебя сведу к нему. Только сначала надо ему позвонить. Зайдём на почту.
На почте был телефон-автомат. Проша опустил гривенник, набрал номер и сказал:
— Да, я. Есть серьёзное дело и совершенно неожиданное. Только что узнал. Кто? Ваня — русский моряк, и одна девочка, зовут Маргаритой…
В это время над моим ухом раздался хриплый кашель старого марочника.
— Наконец-то я вас поймал, молодой человек! Получите свои марки.
Марки были замечательные — Уругвай, Боливия, остров Мартиника… Но мне было не до них: я боялся, что старый марочник подслушает телефонный разговор Проши. Впрочем, тот говорил так, что посторонний ничего не мог понять.
Я боялся, что старый марочник подслушает телефонный разговор Проши.
— В 6. 45. Точно. Все будет сделано. До свиданья! И положил трубку.
— Кто это? — спросил Проша, когда мы вышли на улицу.
— Это и есть тот старый марочник, — прошептал я.
— А-a! Ну, ладно. Разберёмся. Назначено нам свидание, Забегалов, ровно в шесть сорок пять. А теперь — четыре тридцать. Пойдём-ка сейчас в баню. Как раз успеем.
Мне не хотелось оставаться одному, и я готов был пойти даже в баню, лишь бы не упустить Прошу. Но у меня не было с собой белья. Я сказал ему об этом.
— Пустяки, — успокоил Проша. — У меня тоже нет — прачка не выстирала.
— Идём. — согласился я.
Когда мы входили в баню, Проша сказал:
— Врач у твоей мамы будет в шесть часов. Надо ещё успеть забежать к тебе домой. Может быть, нужно за лекарством сходить или помочь чем-нибудь.
Народу в бане в этот час было очень мало. Свет едва пробивался сквозь запотевшие окна.
Я взял шайку и принялся мыть голову.
— Эй, Ваня, ты где? — раздался прошин голос сверху.
— Да тут, внизу, почти под тобой.
— Ну, ладно, мойся, я скоро к тебе слезу.
Не успел он это сказать, как сверху вдруг что-то сорвалось и с грохотом покатилось вниз. Я едва успел отскочить. Крутой кипяток ошпарил мне ноги. Я закричал от боли.
— Что, что такое? — раздались встревоженные голоса.
— Да вот чан с кипятком сорвался с полка. Чуть парнишку насмерть не сварило, — сказал кто-то.
Я услышал испуганный голос Проши:
— Ваня-моряк, ты живой?
— Живой, — простонал я.
Я вышел в предбанник. Тут было совсем мно.
— Отбирай, что твоё, паренёк, — сказал банях, открывая шкафчик.
Носки с трудом налезли на мои ошпаренные ноги. С ботинками было ещё труднее. Но я стерпел и обулся.
На улице было ещё довольно светло, но в окнах уже загорались огни. Вдруг я почуэствовал, что трусы у меня сползают…
«Резинка оборвалась что ли?» — подумал я увидев, что вокруг нет прохожих, принялся осторожно подтягивать трусы. И тут только заметил, что надел чужие. Значит, в темноте перепутал и взял вместо своих — прошины. Вот так штука!
Я хотел уже было вернуться, как вдруг нащупал пришитый к внутренней стороне карман, сунул в него руку и вытащил носовой платок. Каково же было моё изумление, когда я шдел на нём цифру «4» и маленькую «зелёно стрелку»!
Глава пятнадцатая, в которой Иван Забегалов оказывается в центре захватывающих событий
Так вот он кто — весёлый малый Проша! А я-то разболтал ему всё о «зелёных стрелах»! Значит, и чан сорвался с полка не случайно, значит, и разговор по телефону — подлый обман.
Скоро шесть. К маме придёт врач, посланный Прошей. Надо предупредить её, чтобы она не брала никаких лекарств у этого врача. Скорей, скорей!
Я прибежал домой и в изумлении замер на пороге. Мать попрежнему лежала в постели, за столом, рядом с Петей и Митей, сидел старый марочник и разбирал марки.
— Наконец-то, — сказал он, идее меня. Он снял очки и сразу помолодел лет на тридцать.
— Мне некогда спрашивать с, любите ли вы собирать марки, — продолжал он. — Я знаю — очень любите. И я знаю, что в данный момент у вас нет для обмена швейцарской марки достоинством в 50 сантимов выпуска 1888 года, и можете мне показать много других марок навыбор. Но мне мне некогда смотреть ваш альбом, потому о время не терпит: не позже чем через десять минут сюда придёт одна женщина…
— Врач с Химкомбината?
— Совершенно точно. И Пётр Сергеич хочет с нею поближе познакомиться.
— Разве капитан в Решме?
— Пока ещё ничего не могу вам сказать.
— А я вам хочу (Всё сказать, раз вы от Петра Сергеича. Пойдёмте на кухню.
Мои братишки разинули рты, но я велел им заниматься марками и не мешать нам, а маме сказал, что сейчас придёт врач.
Мы вышли из комнаты, и я коротко рассказал обо всём: о том, как познакомился в поезде с «Прошей», о Маргарите и её отчиме, и о том, что произошло в бане. Я отдал старому марочнику платок, который нашёл в прошиных трycax.
— Он, наверное, сейчас придёт сюда, — сказл я, поглядывая на дверь.
— Ну, что ж! Тем лучше, — сказал вдруг старый марочник, совсем молодым голосом в выпрямился. — Ведь он-то как раз нам и нужен.
— А я думал, что вы тоже из их компании, — выпалил я.
Он рассмеялся, потом взглянул на часы.
— Ну, к делу. Пусть один братишка за молоком бежит, а другой самовар ставит. Скажи им, что будем чай пить. А маму предупреди, чтобы не волновалась. Всё будет в порядке.
