Краем глаза замечаю, как люди, обтекая нас по кругу, начинают тормозить, словно мы циркачи на арене. И мне-то плевать на это, но публика мешает жить Кларе. Собираюсь попросить Илью убрать лишних зевак, но Мотылёк вдруг словно оживает и быстро шагает ко мне.

Во мне же такой коктейль резко континентальных эмоций, что я могу только стоять и обхватить руками маленькое тельце, которое врезается в моё, чтобы точно никогда не отпустить.

— Ты меня поймал, — слышу тихий шёпот Мотылька у меня на груди, а потом короткий всхлип. — Прости, Лев. Меня не пустили. Я поняла, что опоздала, а ты улетел, — и снова всхлип.

— Я не улетел. Я ждал, — сдавленным от чувств голосом сообщаю очевидное.

Она отрывает голову, глядя на меня, и я вижу, как слеза быстро скатывается по её щеке.

Действует моментально.

— Захар, где эти смертники, что её тронули.

Яровой стоит строго за спиной Илларионовой в шаге от нас.

— Лев Николаевич, они же не знали о статусе неприкосновенности Клары Вениаминовны.

— Так я им сейчас подробно растолкую.

Зар хмурится, но меня тормозит не он, а моя бабочка.

— Не надо, Лев. Я сама виновата. Буянила, когда не пустили. Не послушалась Захара. И он потом там … хмм… объяснил им.

Яровой демонстративно потирает подбородок кулаком, что я отлично вижу сбитые костяшки. Удовлетворение в отмщении затопляет меня.

— Они в любом случае были не правы, грубо обращаясь с Кларой Вениаминовной, — подытожил Зар. — Вам пора.

— Да, Лев. Тебе надо лететь.

Её «тебе» вместо «нам» вспарывает сердце, но я не успеваю захлебнуться в крови.

— А ты? — но не даю ей ответить. — А ты летишь со мной. И это вообще не вопрос.

Подхватываю её под попу, оставляя короткий поцелуй в нос. Губы не трогаю, иначе точно башку сорвёт.

Мотылек втягивает плечи от усилившегося ропота голосов вокруг нас, но потом дерзко вскидывает голову и ещё крепче обхватывает мою шею, а ногами талию, в итоге обнимая меня как осьминог свою добычу.

Мне это очень нравится. Ещё бы сейчас оказаться не в здании аэропорта, а посреди спальни.

Моя охрана сопровождает к выходу, Яровой же замыкает наш отряд.

— Через пару часов пресса вонзит зубы в вас обоих, — спокойно говорит Яровой. — Надо усилить охрану по прилёте.

— Да пожалуйста. Очередная волна славы. Переживём.

— Это не навредит бизнесу или твоей семье? — волнуется Мотылёк, но продолжает уверенно за меня держаться.

— Лар, внимание прессы к моей семье приравнивается к вниманию за королевским семейством Англии. И если бы наша финансовая устойчивость держалась на слухах и общественном мнении, то мы бы стали нищими ещё когда мои родители развелись, а может, и раньше.

Мои слова явно успокаивают её совесть, так что девушка утыкается носом в шею, добивая мою нервную систему своим горячим дыханием.

— Я могу сама идти, — шепчет мне.

— Знаю, но пока придётся потерпеть. Я перенервничал.

— Прости. Я всю ночь не спала — думала, как мне быть, а утром меня вырубило. Очнулась за час до вылета. Так торопилась, что с собой, кроме документов, кошелька и телефона, ничего не взяла, потом эти пробки из-за аварии. Вчера я психанула и удалила все твои сообщения, не читая, так что, куда идти и как искать твой рейс, не знала. А мои вопросы, где граф де Бомарше, вызвали глубокие сомнения у охраны аэропорта. Меня взяли под конвой, и не знаю, что было бы дальше, если бы я не увидела Ярового. Он быстро и … целенаправленно доказал, что меня надо отпустить. Но время было потеряно …, и я испугалась, что всё! Просила, умоляла Захара помочь связаться с тобой, чтобы я смогла объяснить причину своего отсутствия.

На моей памяти — это самый длинный монолог от Илларионовой, склонной к краткости во всём.

— Значит, вчера вечером ты решила меня бросить?

— Фактически мы не встречались, чтобы я могла тебя бросить.

Рычу, желая её покусать, но … Мотылёк права.

— О! Не переживай, это недоразумение мы уже исправили! Теперь все в курсе, что мы как минимум встречаемся.

— И я?

К моей радости, мы подошли к самолёту. Оставляю вопрос Клары открытым и тороплюсь в салон.

— Можно вылетать. Яровой, ты с нами?

Мужчина ухмыляется, отрицательно качая головой.

— Мне домой пора. Да и надо гостью мою забрать из аэропорта.

— Спасибо за помощь, Зар. Очень выручил.

— Взаимно, Лев Николаевич.

Ссаживаю аккуратно в кресло свою бабочку и жму на прощание мужскую ладонь.

— Вернусь, ещё поговорим, — на что мой суровой телохранитель кивает.

— До свидания, Клара Вениаминовна, — сухо прощается, а Илларионова громко стонет.

— Боже, ну не надо отчество, пожалуйста. Просто Клара.

Яровой улыбается одним углом рта.

— До свидания, Клара.

— Спасибо огромное, Захар. До встречи, передавай привет Лике.

Тот снова кивает и удаляется из самолёта, после чего стюардесса быстро закрывает двери и просит всех сесть и пристегнуть ремни.

Сначала скрупулёзно фиксирую ремни Лары, стараясь как можно меньше прикасаться к её телу, а потом падаю в кресло рядом и тоже пристёгиваюсь.

— Я не люблю летать, — неожиданно признаётся Мотылёк.

— Не бойся. У меня многочасовой налёт и даже прыжки с парашютом.

Она смотрит на меня расширенными от испуга глазами, а я мысленно матерю себя, ибо кто же так успокаивает?!

— Забудь. Я несу полную ерунду от волнения.

— Ты умеешь волноваться? — издевается надо мной, но, как только самолёт начинает набирать скорость, хватает меня за руку.

— Оказывается, вполне умею и ещё как!

— Как?

— Бурно и продолжительно. Думаю, как-нибудь ты и сама сможешь оценить это моё качество.

Самолёт набирает высоту, и Клара ещё сильнее впивается в мою ладонь короткими ноготками.

— Задержи дыхание, — советую ей, замечая, что она морщится от дискомфорта.

Её взгляд расфокусировано бродит по мне и иллюминатору за моей спиной, поэтому делаю то, что поможет ей и очень хочется мне.

Подтягиваю к себе и целую так, словно это последний поцелуй в моей жизни. И мне отвечают с той же силой и самозабвенностью. Её пальцы взлетают на мою шею и волосы, разом вызывая желание умереть и возродиться, как долбаный феникс.

— Не забывай, Мотылёк, когда ты падаешь, я всегда ловлю, — снова пытаюсь успокоить девушку, зарываясь носом в её волосы и наслаждаясь тонким ароматом ландышей.

— Постараюсь не забыть, но мне страшно… как мы сможем против всего, что между нами?

Она вздыхает, пряча лицо у меня на груди.

— Между нами нет ничего, что я не смогу решить, а ты меня понять. Ну, если только эти дурацкие подлокотники, мешающие нормально тебя обнять. Надо было тащить тебя сразу на диван.

— А дети?

— У меня целое отделение детей, выберем, как только захочешь стать мамой.

— А …, - но я её перебиваю.

— Лар, давай решать проблемы по мере их поступления. Уверен, нас ещё не раз тряхнёт, и ты будешь кидать в меня мольбертами и кистями, но только больше не убегай. Я очень мягкотелый и ранимый, когда дело касается моих близких людей, людей, которых я люблю больше себя и остального мира.

Она застывает в моих объятиях, но я хочу выяснить отношения до того, как на нас обрушится шквал мнений журналистов и прочих «доброжелателей».

— Это ещё одна твоя тайна, — наконец-то отзывается девушка.

— Ага. Сохранишь?

— Я всегда храню тайны своей семьи и людей, которых люблю, так что сохраню.

Я едва не выдохнул от облегчения. Не то чтобы я был так безнадёжен и не верил в способность понравиться такой, как Клара, но чёрт… это жутко приятно, когда тебя просто любят.

Крепко вжимаю в себя хрупкое тельце, благодаря судьбу за этот подарок, что я смог поймать.

Полгода спустя

Лара

Я так нервничала в последние два месяца. Столько всего навалилось, но я всё равно продолжала просыпаться каждое утро с улыбкой. Просто невозможно иначе, когда рядом сопит такой сексуальный, восхитительный и самый любимый котяра.