На улице темно, и, едва мы ступаем на крыльцо, я чувствую, как ноги начинают скользить, а моя спутница тут же летит вниз. Перехватываю её ладонь, пытаясь удержать от спуска её милую попку по ряду ступеней.

— Ой! — вырывается у неё, уже сидя на пятой точке.

— Ударилась? Сильно болит? — поскорее пытаюсь поднять девушку, при этом стараясь не рухнуть поверх неё.

— Неа. Нормально всё. Спасибо. Боже, я как корова на льду, — нервничая и пытаясь балансировать, Илларионова очень старается держаться на своих двоих без моей помощи.

Прекращая этот балаган, вжимаю в свой бок хрупкое тельце, лишая художницу возможности отделаться от прикосновения ко мне.

— Держись за меня. Я сейчас позвоню охране. На моей машине ехать теперь небезопасно, — коротко командую, радуясь, что тонкие пальцы обхватывают мою талию.

Осторожно спускаемся с крыльца, придерживаясь за перила. Захар не отвечает, что вызывает во мне удивление и даже первые ростки паники. Сразу набираю его зама.

— Слушаю вас, Лев Николаевич.

— Илья, нас тут гололёд окружил. Я не рискну ехать на своей спортивной.

Будь я один, то проблем бы не было, но необоснованно рисковать жизнью Мотылька я точно не собирался.

— Конечно. Пару минут, пожалуйста. Сейчас подъедем. Транспортировку вашей машины организуем.

— Хорошо. Илья, а где Захар? Он не берет трубку.

Вместо моментального ответа секундная пауза. Это борьба между ложью и правдой.

— Илья! — строго и холодно, насколько я умею, подавляю желание охранника мне соврать.

— У него проблемы, Лев Николаевич. С дочерью что-то случилось.

Что-то такое я подразумевал. Только ребёнок мог перевесить его рвение всё выполнять самостоятельно.

— Подготовить подробности, — коротко бросаю и отключаюсь.

Смысла болтать дальше нет, тем более я уже вижу, как из-за угла показался джип моей охраны.

— Что случилось? — раздаётся под моим боком, и в голосе литры тревоги.

Опускаю голову, чтобы встретить не менее беспокойный лазурный взгляд. Там столько искренности, что я, отвыкший от естественности человеческих проявлений, зависаю и тону.

— Лев? — снова её обращение ударяет по моим и так взвинченным нервам.

Я не смогу её отпустить сегодня домой. И не потому, что желание почувствовать вкус женского тела пьянит хлеще самого крепкого алкоголя. Просто я её поймал, и теперь Мотылёк только моя! А всё своё я ревностно охраняю и держу близко к телу.

— У Захара проблемы. Мне надо ему помочь, — выныриваю на поверхность её лазурных глаз.

Клара хмурится, смешно морщит нос, но согласно кивает. Надо!

— Захар хороший, Мотылёк.

— Ну, естественно, — врёт девчонка, пряча глаза.

Делает вид, что крайне увлечена джипом охраны, что останавливается перед нами. Её наивность в этот момент граничит с пятилетним возрастом, но меня это, как ни странно, не злит, а …. Умиляет. Дожился ты, Третьяков!

Не спорю с Илларионовой. Молча помогаю преодолеть высоту машины, буквально под попу подсаживая девушку, что вызывает новый всплеск розовых щёк и тихого бухтения об окружающих.

Никогда и никто из моих спутниц не заботился так рьяно о моей репутации. И вот это почему-то всё равно бесит!

Я, раздражённый этим фактом, усаживаюсь в машину и на некоторое время пытаюсь отключить мысли о Мотыльке.

— Илья, что там с Захаром?

— Лев Николаевич, мне немного известно. Он вызвал меня на замену, сказал, что у Лики проблемы. Всё.

Действительно, немного. Можно сказать, что вообще ничего информативного.

— Значит, так! Едем в город. Его бывшая на Привокзальной же обитает?

Охранник мне кивает, а наш водитель уже выезжает с парковки.

— Тогда сейчас завезём Клару домой, а потом я поеду к этой дряни и сделаю то, что давно хотел — вытрясу душу и отказ от ребёнка. И потом пусть ваш босс хоть что мне говорит или делает. Этот цирк уже давно никого не веселит, так что пора избавиться от лишних клоунов.

Во мне сейчас столько нерастраченной энергии, что хватило бы на парочку электростанций.

— Это в противоположную сторону от моего дома, — спокойно напоминает о себе моя спутница. — Если меня везти, то около получаса, а то и час при таком состоянии дорог потеряете.

Илларионова права. Внимательно смотрю в нейтральное лицо, пытаясь прочесть то, что она пытается скрыть за этой маской безразличия.

— Лар, конспирация — это не твоё. Мы уже проверяли, — всё ещё с нотками раздражения в голосе свожу на нет попытки художницы примерить на себя эту роль.

— Могу на такси.

Она может. А ещё она пешком может. Знаю. Практикует. До боли в моей печени.

— А можешь со мной, — предлагаю вариант, который не то чтобы меня восхищал, но всё лучше, чем отпустить свою лунную бабочку на свободу.

Клара задумывается, копируя мой изучающий взгляд минуту назад.

— Могу, — уверенно отвечает, но тут же добавляет. — Если ты хочешь.

Ухмыляюсь.

— Хочу.

И в диалоге снова пауза, которая оседает между нами, опаляя обоих моих пошлым подтекстом.

— Илья, — прочищая горло, окликаю зама Ярового. — Девушка едет с нами. Будет, если что, буфером между мной и желанием придушить одну очень противную дамочку.

Мы мчимся на Привокзальную, а я нахожу тонкие пальцы и перетягиваю ладошку к себе на бедро. Но, когда Лара продолжает изображать вид древней скульптуры с разницей на моргающие глаза, притягиваю всё оставшееся тело под свой бок.

Мотылёк коротко вздыхает, а пальцы под моей ладонью подрагивают.

— Замёрз, — бессовестно вру, ибо в салоне двузонный климат-контроль, который прекрасно справляется со своей задачей.

Вижу скрытую ухмылку на лице Ильи, но тот молча отворачивается в боковое окно. Правильно, пусть пейзаж изучает.

— В каком месте, Лев Николаевич?

Смело.

— Не провоцируй, Мотылёк. Ехать нам ещё минут тридцать, так что я вполне могу показать, где именно … замёрз.

— А вам говорили, что ваше сиятельство местами очень пошлое. И я не провоцирую. Больно надо, — продолжает дерзить в раз осмелевшая барышня.

Эта версия Илларионовой мне тоже нравится, и если честно, то никак не могу определиться, какая больше — молчаливая партизанка или бойкая с острым язычком Жанна д'Арк. А не всё ли равно?

Наклоняюсь к маленькому ушку, что прячется за каскадом волос, и, прежде чем ответить, как ненормальный вдыхаю их запах. Ландыши.

— Говорили. И не раз. И ты провоцируешь. Причём осознанно, Мотылёк.

Свободной рукой отодвигаю пепельную завесу и веду носом по нежной коже за ухом, наслаждаясь тонким ароматом цветов. Не удержавшись от соблазна, пробую на вкус губами, языком. Чувствую, как маленькие пальчики с силой стиснули мои, а дыхание прервалось.

От ощущения её кожи на моих губах и запаха меня снова кроет волной дикого возбуждения. Приходится стиснуть зубы и рвано выдохнуть, но бешеный пульс продолжает реветь в голове наподобие двигателя реактивного самолёта.

На заднем фоне моего затуманенного сознания слышу переговоры моей охраны, и, вроде бы, не в моих правилах соблазнять дам при свидетелях, но хочется до безобразия.

— Думаю, вот так будет удобнее, — между делом комментирую я и в одно движение пересаживаю девушку к себе на колени.

Её глаза расширяются, и я вижу, как сладкий ротик уже открывается в потоке возмущения.

— Позднее, — шепчу уже прямо в губы и отдаюсь во власть сладости нежных и неопытных губ.

Сопротивляется Мотылёк только первые пару секунд, а потом её ладошки ложатся на мои плечи, а ещё через пару минут на шею и теряются где-то в волосах, заставляя меня чуть ли не рычать от удовольствия.

На Привокзальной мы оказываемся как-то уж очень скоро, то ли я счёт времени потерял. После глухого оповещения от Ильи о том, что прибыли, я с тихим стоном отрываюсь от сильно припухших губ Лары.

Лазурный взгляд совсем ошалелый и такой томный, что мне понадобилась вся выдержка, чтобы просто ссадить девушку с коленей, а не послать ВСЕХ лесом и рвануть с ней домой, желательно в спальню.