– Мой двоюродный брат Эдди… Тётя Миртл попросила его вернуть вам книги, но он занят…

– Я не спрашивала, почему сюда не пришёл Эдвард, – перебила Талия. Она говорила не резко, и всё же Фин почувствовала, что её бранят. – Я спросила, почему ты сюда пришла.

Фин пожала плечами, не зная, как ещё объяснить.

– Ну… Потому что он меня попросил.

Талия отложила книгу и перегнулась через прилавок. У неё были блестящие и острые, как у птицы, глаза.

– Открою тебе секрет. Никто сюда без причины не приходит. И никто не остаётся за дверью, если у него есть причина войти. Причина есть всегда.

Женщина произнесла это так, что Фин вспомнила, как мама перечисляла правила Старомирска.

– Правда, что ваши чаи волшебные? – быстро спросила девочка, прежде чем её покинули остатки храбрости.

Талия оглянулась на банки с сухим чаем и травами, помеченные написанными от руки ярлычками.

– Думаю, зависит от того, какой смысл ты вкладываешь в слово «волшебные».

Она проговорила это будничным тоном, как будто вела самую обычную беседу, а не снисходила до ответа ребёнку. Фин приободрилась и, запинаясь, сказала:

– Я слышала… Слышала, что ваши чаи… Могут изменить человека.

– Значит, вот что тебе нужно? – спросила Талия. – Измениться?

– Да, я хочу… – начала Фин, но осеклась.

По правде говоря, ей хотелось не только этого. Ей хотелось иметь больше книг; хотелось рубашку, которую она видела на одной девочке в школе; хотелось побыть в одиночестве; хотелось иметь возможность просить о чём-то, не мучаясь вопросами – вдруг она делает что-то не так; хотелось, чтобы мама чаще бывала дома; хотелось…

– Я хочу побороть страхи, – наконец сказала она.

Талия кивнула и потянулась за банкой с завинчивающейся крышкой. Фин неуверенно, но зачарованно наблюдала, как Талия отмеряет ложку коричневого листового чая. На прилавке стояла тяжёлая ступка с пестиком из какого-то розового минерала… Кварца, как позже выяснила Фин.

Работая пестиком, Талия сказала:

– Я не могу сделать мир не таким страшным. – Она говорила тоном учительницы Фин, будто вела урок. – Но, как считают некоторые, страх подпитывает сам себя. С этим я могу помочь. – Она размешала чай в ступке. – Но за чай нужно платить. За всё всегда нужно платить.

Фин сникла.

– У меня нет денег.

Мама зарабатывала слишком мало, чтобы давать дочери карманные деньги, как тётя Миртл давала Эдди, и Фин давно перестала просить, потому что мама тогда делалась грустной.

– Нельзя купить магию за деньги, – сказала Талия. – Во всяком случае, настоящую магию.

– Тогда чем же за неё платят? – растерянно спросила Фин.

Талия коснулась края ступки.

– Воспоминанием.

Не может быть.

– Воспоминаниями?

– Единственным воспоминанием, – поправила Талия. – Ты можешь выбрать любое. Но должна предупредить: чем больше и важнее воспоминание, тем дольше продлится волшебство. Ты дашь мне воспоминание о том, как ты пропалывала сорняки в тётином саду – и волшебство продлится дня два-три. Но если дашь воспоминание о важном дне, волшебство может продержаться целый месяц.

– Значит, выбор за мной? – спросила Фин.

Сделка казалась не такой уж плохой. У каждого есть то, что хочется забыть. На мгновение у девочки мелькнуло воспоминание о том, как мама и тётя Миртл её обсуждали… Мама сказала, что они переехали сюда, потому что кто-то что-то такое заметил в школе. Теперь Фин сможет забыть об этом разговоре, если захочет. Но она решила: как бы сильно её ни мучило воспоминание, лучше его оставить. Если в Фин есть большой изъян, из-за которого маме приходится переезжать снова и снова, об этом нельзя забывать. Иначе как она будет пытаться себя изменить?

– Да, выбор за тобой. – Голос Талии стал более ласковым, более понимающим. – Магия – это не то, что можно навязать человеку силой. Выбери воспоминание, а магия сделает остальное.

За всю свою жизнь Фин очень редко делала выбор. Несколько раз выбирала одежду, выбрала растение, которое было у неё в Модесто, выбирала в магазине подержанные книги. Но важные решения никогда от неё не зависели.

И снова она вспомнила слова матери: «Не ищи чайную лавку». Мама запретила искать чайную. Но мама была нормальной и не понимала.

– Что мне надо делать? – спросила Фин.

– Растолочь воспоминание в ступке, – сказала Талия. – Я не буду слушать. Мне не нужно его знать. Потом я заварю чай, и ты выпьешь его прямо здесь.

Девочка была слишком мала ростом, чтобы дотянуться до прилавка. Она взобралась на трёхногий табурет и уставилась в ступку. Чайные листья были скрученными, коричневыми, от них пахло специями. Фин закрыла глаза и прошептала воспоминание. Она не знала, какое именно – воспоминание стёрлось из памяти в тот же миг, как слетело с губ.

Чай оказался одновременно горьковатым и сладким на вкус. Талия спросила, не надо ли добавить молока, но Фин отказалась и выпила обжигающий напиток в три глотка – так же отчаянно она окунулась с головой на первом уроке плавания, чтобы поскорее покончить с этим делом. Чай согрел её изнутри, она почувствовала себя так легко, будто с души упал камень, о котором она даже не подозревала.

Фин попыталась представить то, что может напугать.

Золотая рыбка. Большая золотая рыбка с выпученными глазами. Теперь Фин не понимала, почему боялась таких рыбок, а ведь боялась. Она представила рыбку – и не напряглась, сердце не застучало чаще, пальцы не задрожали. Мысль как мысль… На этот раз не имеющая над ней никакой власти.

Фин шла домой лёгкой походкой, с высоко поднятой головой.

Она так растворилась в своём счастье, что едва заметила, как мэр Даунер кричит на ворона, который держит в клюве линейку.

В пятницу после школы Фин сидела за столом в большом доме и слушала, как тётя Миртл суетится наверху. Тётя собирала сумку для поездки в Эврику, велев Эдди не забыть поливать растения в горшках на кухонном подоконнике. Мама ушла в гостиницу работать в ночную смену. Фин делала домашнюю работу по математике: это отвлекало от вихря сборов и напоминаний.

Наконец, тётя Миртл поцеловала на прощание Эдди, помахала Фин и уехала на своём ржавом «Форде-Фиеста», пообещав детям вернуться в воскресенье. А мама придёт с работы рано утром в субботу и, наверное, проспит большую часть дня. На ужин придётся есть остатки макарон с сыром… Вернее, домашнюю яичную лапшу с чем-то странным и белым, изображающим сыр.

Эдди вышел во двор, а Фин осталась в доме и полчаса делала вид, что просматривает книжки на полках. Она надеялась, что этого времени будет достаточно. Потом она надела тяжёлое «армейское» пальто и тихо вышла через парадную дверь. Девочка знала, что ключ с брелоком в виде полумесяца лежит в кармане джинсов, и всё равно прикоснулась к нему – просто чтобы убедиться. Оглядевшись по сторонам, она быстро пошла через двор.

– Что делаешь? – спросил Эдди.

Фин подпрыгнула.

Эдди стоял в тени красного дерева, бережно сжимая в руке маленькую ящерицу с синим брюшком. Судя по виду ящерицы, та уже смирилась со своей судьбой.

– Ничего, – ответила Фин.

Эдди приподнял брови. Он несколько часов упражнялся, пытаясь приподнять одну бровь (однажды Фин наблюдала целых пять часов, как он этим занимается, когда отключился интернет), но так и не научился такому, поэтому выразил своё недоверие обеими бровями.

– Куда идёшь? – спросил он.

– Никуда.

Эдди скрестил руки на груди и уставился на Фин. Ящерица тоже на неё уставилась.

– Хорошо, – сказал мальчик.

Фин пошла по дорожке. Эдди последовал за ней.

Девочка остановилась. Её двоюродный брат тоже остановился.

– Что? – спросила она.

– Ты ничего не делаешь и никуда не идёшь, – сказал Эдди. – По-моему, увлекательно. Я с тобой.

Она свирепо посмотрела на него. У Фин не было привычки смотреть свирепо, но с Эдди это можно было проделать, ведь он был членом семьи. Кроме того, Фин знала, что такой взгляд его совершенно не впечатлит. Неодобрение соскальзывало с него, как с гуся вода.