— Так как же та сфера? Ну, та, с голографией летящего гуманоида? — Арсению хотелось вернуть старика в русло вполне практическое и житейское. У него возникла надежда приобрести ту диковинку, о которой он помнил до сих пор, и ничего подобного ей так и не нашёл нигде. К тому же, размышляя потом, он пришёл к твёрдому убеждению, что та штучка таила в себе немало загадок и имела некую сложную информационную начинку, над разгадкой которой стоило бы поломать голову.
— То был пустяк. Деталь той вещественной структуры, которая давно-давно рассыпалась в ничто. К чему она тебе? Ты же не ребёнок, а всё играешь в свои кости и камушки, слагая из них мысленные картины — всегда фантастические и нелепые, не соразмерные той объективности, что их породила. Мир изменился с той поры настолько, что твоё воображение, порождённое уже совсем другой объективной реальностью, не сможет вместить в себя даже обрывок чуждого информационного модуля — жалкий фрагмент исчезнувшей и колоссальной системы. К тому же это опасно. Ты можешь быть раздавлен, если втащишь в своё сознание то, что для него неподъёмно.
— Весьма расплывчатая у вас манера речи. Вы конкретно мне ответьте, продадите вы мне ту сферу или нет? Я, конечно, не богач, но деньги есть. Я неплохо зарабатываю, а тратить мне их особо и не на что. А вы, что же, тоже любитель — альпинист? Не боитесь таких опасных мест? Смотрю, у вас и снаряжения-то никакого нет! Как вы сюда забрались?
— Я же не спрашиваю, как ты сюда забрался. У каждого свои средства. И я не понимаю иных твоих определений. «Альпинист» — это что? Национальность твоего коллеги Рудольфа Венда? Он же родился в земных Альпах.
Арсений отступил назад, поражённый так же сильно, как в тот день, когда увидел на скале Хагора. Но был ли тот крылан Хагором? Это не было разрешено до сего времени.
— Ты знаешь такого человека — Хагора? — спросил зачем-то Арсений, — тот тоже горец, — и увидел, как изменился в лице старик. Как ощерился в неконтролируемой гримасе.
— В той мере, в какой его знаешь ты, знаю. И даже в гораздо большей мере знаю. Но по-настоящему я его не знаю. В противном случае весь ход событий был бы иным.
— Он нашёл тот летательный аппарат в пещерах? Он же не мог ничего изобрести, а уж тем более вещественно воплотить замысел сам. Как бы он смог? Он же убогий на всю голову. Отщепенец и выпивоха, кажется. Он часто слоняется по столице, посещая питейные заведения. Я это знаю.
— Он смог. Ты же видел это своими глазами. И не всегда он был выпивохой и отщепенцем. И всё же мне жаль, что ты не встретился в нужную минуту, когда матрица вероятностных событий была готова к их воплощению, с тою девушкой. Ты же видел её? Почему не позвал? Не остановил?
— Девушка? — озадаченно спросил Арсений. — Я не понимаю, о какой девушке вы говорите?
— Теперь это уже бесполезно.
И в этот самый миг Арсений увидел на вершине горы яркую зелёную вспышку, и мир поколебался и задрожал вокруг него. Он зажмурил глаза, а открыв их, понял, что лежит на земле. Над ним склонился старик. Его смуглое чёткое лицо, ставшее зловещим, будто плавилось и дрожало, как бывает это с шаровой молнией, зависшей перед человеком.
— Ты ничего не видел! — сказал он Арсению. — А поскольку ты всё равно забудешь об этом меньше, чем через час вашего земного времени, то я скажу тебе, что это было. Я сумел активировать Кристалл-преобразователь! Чтобы тебе было понятнее, он может разрушить любую здешнюю вещественную структуру. Я похитил его у Хагора, хотя он столь тщательно скрывал его от меня в одной из своих пещер. Я сумел выбить важное звено из цепи намеченных им событий, и он уже никогда не вернётся в своё Созвездие. Он не сумеет выполнить свою задачу. А ваш звездолёт «Финист» уже сбит с его траектории в верхних слоях атмосферы. Он обречён. И Хагор обречён. И тот юный землянин, кого они, кураторы Хагора, наметили как средство исполнения задания, тоже, увы, обречён на погибель в ближайшие минуты. Мне его жаль, но какая разница ему умереть сейчас или спустя сто лет? А вы ведь думаете, что добились таких прорывных успехов в продлении жизни? Жизнь, превышающая столетие, для вас — невиданный скачок в развитии. А для меня это тьфу! Ты для меня настолько примитивная форма жизни! И даже если бы я постарался хоть что-то объяснить тебе, то не смог бы и за годы сформировать те понятия, каких нет в твоей голове. А если нет понятий о явлении, пусть оно и торчит у тебя перед самым носом, то нет и этого явления для твоего ума.
Продолжая плавать оглушённым лишь частично, так и не отключившимся сознанием в зелёном и режущем свете, Арсений спросил через немалое усилие, еле двигая будто замерзающими губами, — Что там сияет? На самой вершине? Как ты смог туда забраться без снаряжения?
— Там Кристалл-преобразователь, я же тебе сказал. И к чему мне туда забираться? Ты же всю жизнь работаешь с компьютерами и роботами, а задаёшь такие нелепые вопросы. Я просто задал программу, задал нужную траекторию к той самой вершине, где и оказался Кристалл. Только если ты думаешь, что он машина в твоём понимании, то это не так. Он разумен и одушевлён, вот в чём штука, землянин. Он выполнит свою программу и вернётся в своё убежище ожидать новых заданий, если не сдохнет, конечно, от полного истощения. Я, если честно, не совсем сумел просчитать его ресурс. Я, хотя и ругаю тебя, плохо учился в своё время, плохо овладел теми возможностями, что предоставила мне моя родная цивилизация. Зря потратил невосполнимое время, а оно всегда жестоко к тем, кто не наполняет себя необходимыми познаниями, кто не желает развиваться и спешить вперёд, всегда только вперёд. А назад — это всегда самоликвидация. В этом смысле, то есть в развитии технократического мышления, если привести понятия к вашему разумению, Хагор меня превзошёл. Он был у нас технарём. Только это порочное мышление, оно всегда рано или поздно оборачивается против человека. В чём-то существенном Хагор так и остался … — старик задумался, подбирая определение для Хагора.
— Недоразвитым существом, — произнёс Арсений неожиданно чётко.
— Вот-вот. Именно недоразвитым существом. Правильно ты его определил. И я его подавил. Эта планета будет моей. В отличие от запрограммированного Хагора, я никогда не буду ничьей живой программой. Я буду тут повелителем. Пусть это будет краткий век в соотнесении его со сроком жизни тех, кто послал нас сюда, но это будет моя настоящая жизнь.
— Зачем тебе быть повелителем? Это же оборотная сторона раба. Повелитель одних всегда может быть в то же время рабом кого-то другого. Да хотя бы рабом своих слепых страстей…
— Я не имею жалких страстей. Я хочу свободы не только себе, но и людям этой планеты. Я создам для них, вместе с ними совсем другую жизнь. Я очищу их замусоренную информационную систему, в которой они застряли и гниют от лжи и неправедности. Ты же понимаешь, что им гибель, если им не помочь, если не уничтожить всех тех зловредных деструкторов, что паразитируют на планетарной системе. Разлагают её. Губят. Ведь у паразитов нет разума, даже если они имеют человеческую оболочку. А то, что будут жертвы, так они по любому будут. Только в случае оставления их в режиме «пусть всё течёт, как и есть» жертвы будут неисчислимы. А так — большие, да. Но не фатальные для будущего. Ведь не я же засунул их туда, где они и крутятся в порочном кругу. Я буду избавителем. Представь, какой шанс дан мне свыше. И если я погибну, так что же. Это будет означать, что я не справился, что я ошибался. А как проверишь, если бездействовать?
— Ты никогда не справишься. Потому что ты не просто одержимый одиночка, а демон!
— Арсений, — вдруг назвал его по имени старик, — какой же ты дурак, Арсений! Арсений вдруг осознал, что с самого начала их встречи инопланетянин разговаривал с ним на родном земном языке, как делал это и Хагор.
— Неужели ты думаешь, что такой нерасторопный и чудаковатый почти аутист, то есть ты, случайно попал на столь сложную планету? Неужели ты так ничего и не понял?
