Эта жуткая история почему-то не появилась вместе с её источником на суде в Иерусалиме. В противном случае – если бы она заслужила доверие – она свела бы на нет все спекуляции на тему банальности зла. Как же к ней относиться? Поведение Эйхмана, с моей точки зрения, согласуется с аналитическими данными его психологического обследования в период проведения следствия в рамках подготовки судебного процесса. Действительно, здесь мы видим и садизм, «смертоносную ментальность» (по Л. Зонди) в действии; и самолюбование своей жестокостью, т. е. нечеловеческой силой, попирающей всевозможные моральные устои; и – пренебрежение к чужой жизни, отсутствие милосердия и снисхождения не только ко взрослым, но и к детям и даже младенцам. Так что с точки зрения логики вышеприведённая картина вполне укладывается в представление о личности злодея. Но было ли всё так, как описано, неизвестно. В то же время, чтобы нафантазировать подобное, надо обладать чудовищным воображением…

Эйхман вместе с Гёссом проработал все детали процесса[179]: от встречи прибывающих в Освенцим жертв оркестром узников в полосатых пижамах до отправления их на «санитарную обработку», умерщвления газом, отправки трупов в крематории и периодической замены команды уборщиков, которых отправляли по тому же маршруту. Эти уборщики не участвовали в умерщвлении своих собратьев, но после нескольких недель такой работы они отправлялись вослед им. Гёсс отмечал, что Эйхман не жаждал поменяться с ним местами, но был одержим идеей уничтожения евреев: «Без сожаления и хладнокровно мы должны завершить истребление как можно быстрее».

Эйхман отвечал за весь технологический процесс: не только за доставку до ворот лагерей смерти обречённых, но и за их последние в жизни шаги до газовых камер и крематориев. К сожалению, гитлеровская машина зачастую работала без письменных распоряжений. Другими словами, не оставляла улик, словно заранее предчувствуя, что призовут к ответу. Большую роль имели устные приказы и чутьё на невысказанные пожелания начальства. У Эйхмана эта функция была развита необычайно сильно, тем более что у него не существовало противоречий с намерениями высших лиц рейха.

Вначале тех, кто был приговорен к смерти в Освенциме-Биркенау, расстреливали в Брезинском лесу. Эйхман сказал Гёссу во время одного из своих официальных визитов в Освенцим: «Мы ожидаем большого количества людей, и технически будет очень сложно прикончить их, расстреляв. Крики женщин и детей мешают эсэсовцам в их действиях и доставляют неудобства».

Несмотря на всю свою занятость – Эйхман был очень ответственным и занятым службистом – он находил время, чтобы насладиться хорошим вином и уделить внимание женщинам, романы с которыми были практически обязательным атрибутом его разъездной жизни. Но также в его службе имелись дела, которыми он занимался не афишируя их. Так, он имел отношение к программе эвтаназии, которой подвергались и немецкие граждане, признанные неполноценными. В рамках этой секретной программы и были разработаны эффективные методы умерщвления людей, отсюда пошло использование автофургонов, в которых убивали людей угарным, выхлопным газом, а также более производительным средством – газом циклон Б. Есть основания полагать, что Эйхман знал о проведении чудовищных медицинских экспериментов над заключёнными. А в деятельности Страсбургского анатомического института, который занимался изучением человеческих черепов, он принимал участие, снабжая так называемых экспериментаторов жертвами, которые содержались в специальном лагере с газовой камерой, в соответствии с заказами – например, требовались скелеты и черепа «еврейско-большевистских комиссаров».

Прибытие Эйхмана в марте 1944 года в Будапешт знаменовало фактически последний этап его миссии в окончательном решении. Можно сказать, что деятельность в Венгрии в определённом смысле была вершиной его карьеры. Его поведение отличалось открыто проявляемой агрессией в адрес евреев, достигающей прямо-таки маниакальной силы. Он грозил покончить «со всей еврейской грязью Будапешта». Угрожал убить «друзей евреев», таких, как «еврейский пес Валленберг»[180]. Выход Эйхмана на сцену в последнем акте страшной войны был явлением, когда он сбросил все маски. Не было смысла играть в дипломата с еврейскими функционерами. Дело шло к развязке. Многие из его коллег и начальников начали подумывать о своей возможной судьбе после крушения нацистской Германии. Нацисты стали готовить варианты на случай поражения, в чём уже мало кто сомневался. В это время появился проект «Кровь за товары». Попытки выторговать себе лучшие условия на возможных переговорах с союзниками по антигитлеровской коалиции вызвали, по всей видимости, распоряжение Гиммлера о приостановке депортации евреев в лагеря смерти. Нацистский режим медленно, но давал задний ход. А Эйхман, словно не замечал разрушительных процессов в руководстве рейха, неумолимой тенденции к военному краху, продолжал упорно реализовывать свою задачу, которая, как стало очевидным, имела глубокий личностный смысл – истребить как можно больше евреев. В этой ситуации трудно в нём увидеть «канцелярскую крысу», «убийцу за письменным столом». Он вышел из-за стола, чтобы обречь на смерть тех, кому удалось дожить до этого момента, но не посчастливится пережить войну.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.