– Зайдите, – растерянно сказала она. – Господин…
Она ждала, что он вежливо объявит свою фамилию, но он вместо этого сделал два резких и широких шага внутрь, даже не пошаркав туфлями о половик, и очутился у стола. Хозяйка последовала за ним.
– Вы сядете вот здесь, – мягко объяснила она и выдвинула стул с противоположного конца, чтобы гость поместился спиной к окну и детской кровати; она знала, что Уильям будет за это благодарен.
– Ничего подобного, – возразил юноша. – Я очень тороплюсь и поэтому сяду ближе к двери.
И он бесцеремонно захватил место, которое хозяйка отвела для себя; та пожала плечами и отошла к плите. Небритое лицо Рональда на миг исказилось от негодования, но он с легкостью его выправил. Ему было не впервой, хотя манеры властителей обычно его так не сердили. Гость тем временем завладел крохотной серебряной ложечкой, предназначенной для поедания пирога, и звякнул ей о чашку, наполненную вкусным кофе.
– Ваш кофе похож на сквозняк, которых в этом прекрасном доме уже более чем достаточно, – неодобрительно заметил он. – Вас не предупредили, что я прибуду в восемь пятнадцать?
– У ваших друзей принято переступать мой порог ровно в восемь часов, – с неизменным почтением ответила ему Мадлен Левская. – Все было готово к восьми.
Господин покачал головой и ткнул ногтем в картонный верх клетчатой голубой коробочки, тот распахнулся, обнаруживая желто-бурую плитку фаджа. Он недоверчиво ковырнул ее, затем взялся за десертный нож, неумело покромсал плитку, выскреб уголок и отправил его в рот. Стоило ему прикусить, и его лицо сделалось не просто непредставительным, а прямо-таки злым и сплющенным, как у обиженного ребенка. Еще забавней стали смотреться его усики! Рональд сумел опять сдержаться – теперь от усмешки.
– У меня с этой стороны челюсти нетрудоспособен коренной зуб, – с достоинством, насколько того могло хватить в сплющенном лице, пояснил молодой человек.
– Сломался? – участливо спросила подоспевшая хозяйка. Она опустила поднос с пирогом посередине стола и села напротив гостя.
– Нетрудоспособен! – раздраженно повторил Господин. – Скорее предоставьте мне новый кофейный напиток, соответствующий требованиям к температуре.
Мадлен вздохнула и пошла опять к плите, чтобы подогреть турку. Когда гость вдоволь поковырялся в зубах острым держалом серебряной ложечки и глотнул обжигающего кофе, он вдруг улыбнулся и перестал выражаться злыми бумажными словами. И даже приступил к пирогу.
– Полюбился мне ваш лимонный джем! – весело сказал он минуту спустя, чувствуя, видимо, огорчение хозяйки «сквозняком». – Вы и вправду мастер, как мне говорили!
– Смею думать, тканье у меня выходит лучше, – скромно ответила Мадлен. – Если бы только я умела кроить…
– Не принижайтесь, милая фрау Левская, – еще польстил ей молодой властитель, соизволив наконец к ней обратиться, и тут же все испортил: – Весьма вероятно, с кройкой вы бы справлялись не хуже, чем с пирогами!
На сей раз он вовсе не думал ее оскорблять, да и Рональд поначалу принял комплимент как положено, но вот выражение лица хозяйки теперь больше любой вещи в апартаменте напоминало о том самом сквозняке. Она разом проглотила то, что оставалось от ее куска, поднялась и швырнула блюдце в мойку. Увидев это, ее муж насупился и решил-таки перейти в наступление.
– Нельзя ли узнать, когда вы окончили Школу? – осведомился он почти без страха в тоне.
– В минувшем году, – охотно признался юный Господин. – Но учитель верил в мои способности, а Глава моего Отдела поощряет меня как возможно – не сочтите за хвастовство…
– Знаете ли, мне не нравятся эти ваши усы, – перебил его угрюмый Рональд. На эти слова даже Мадлен обернулась с перекошенным от испуга лицом. Муж не обратил на нее внимания, хотя она возбужденно кивала на бронзовые фигурки на комоде, так что блюдце в ее руках расплескивало воду на зеленую стену. Молодой человек, впрочем, тоже на нее не смотрел, он улыбался Рональду.
– Знаете ли, мне не нравится ваша небритая физиономия, – снисходительно ответил он. – А кроме этого, от вас отвратно несет вчерашним размышлением. Но ведь вы понимаете, в чем разница между нами? Я – ваш Господин, законописец. Я же могу издать закон, чтобы вам сокращали месячное жалованье за неблагоприличный вид на службе. Общество наверняка осудит вас, а я слышал, что это не очень приятно. И, скажите, разве захотите вы в таком случае оспаривать решение Господина, достойного наместника Создателей на Корабле?
– Вы издадите закон? – насмешливо отозвался герр Левский. – Думаете, мы не понимаем распорядок ваших трудов? Я, между прочим, читаю прессу. Кому сдалась ваша бумага, когда их там каждый день – пропасть? Которая дойдет до Собрания, так это точно не… как сказать? дебутантская, а какого-нибудь увальня первого ранга, кто с этим главным на обеды ходит…
– Я не говорил, что это случится сегодня-завтра, – хитро сказал юноша. – Но стоит еще поискать такого, кто стремился бы к Цели усерднее моего, а где усердие, там и высокий ранг. Вероятно, я и сам однажды буду Главой палубы и приведу наш Корабль на остров – отчего нет?
Рональд опасно захрипел, но не стал ничего говорить вслух. Тут деликатно, три раза, стукнули в дверь.
– Рассыльный! – ахнула хозяйка. – И он чего-то припозднился. Рональд, я заберу!
– Весьма благодарен тебе, Мадлен, – пробурчал тот, наблюдая, как Господин за обе щеки уплетает кусок воздушного пирога.
– …Распишитесь за прием, – послышался голос рассыльного.
Скоро на столе появились, ликующе звеня, три небольшие, объемом в полчетверти литра, склянки. На каждой была наклейка с мелкими надписями, и с виду сосуды казались неотличимыми друг от друга. Несмотря на это, Мадлен без колебаний выбрала одну из склянок и вынула пробку.
– Тебе чего неймется? – удивился Рональд, забыв о несносном поедателе пирогов. Господин, услыхав этот вопрос, поднял голову, прекратил жевать и на мгновение даже сконфузился. Хозяйка накапывала в стаканчик не что иное, как благоразумие, которое в таких случаях было полезно для успокоения.
– Герр Левский, – торжественно сказал молодой человек, прожевав свой конфуз вместе с остатками бисквита, – ваша супруга очень рассудительна и по-настоящему привержена Заветам. Следуйте ее примеру, прошу вас! А мне пора уходить. Как вам уже известно, я сегодня страшно тороплюсь.
Мадлен едва кончила наполнять стаканчики для домашних, как он уже захлопнул за собой дверь.
Герр Левский запустил пальцы в голубую коробочку, а жена перенесла все порции на стол и хотела выговорить ему за безрассудное поведение, но взгляд ее застыл на серебряной десертной ложечке, которой Господин пытался выковырять неудачно выбранное лакомство из своих властительских зубов. И уж теперь ей подумалось, что гость, по меньшей мере накормленный, все же заслужил эти нападки, по меньшей мере в пределах апартамента. Одними губами она послала ему вдогонку маленькое, но крепкое ругательство и пришла в себя.
– Неплохо бы сводить его к парикмахеру, – заметил Рональд, указывая на мальчика, о котором все позабыли. – Что-то он слишком оброс.
– Мама! – вскричал Уильям со слезами в голосе. Только-только он обрадовался быстрому исчезновению строгого голубого костюма!
– В самом деле! – подхватила Мадлен, которая и сама была рада отвлечься. – Завтра как раз воскресенье, устроим обед, а потом сходим к фрау Барбойц!
«Да чего же это с ней такое?» – в отчаянии думал мальчик.
Но вдруг он просиял.
– А как же Парк, мама? – нашелся он, уверенный в том, что она не пойдет против Школы. (И Элли! Тогда завтра он опять будет с Элли!)
– Да, – задумчиво произнесла Мадлен, – не мешает еще поговорить с учителем. Почему бы не отпустить тебя на воскресный обед с мамой и папой? А если и он недоволен твоей праздной шевелюрой, в чем я не сомневаюсь, то я честно предупрежу его, что ты немного задержишься. И нечего тут возражать, мы еще не забыли, что ты выкинул с этим Парком! А теперь выпей порцию и одевайся. Все изгваздал, я вчера еле отстирала.
