— Я уже была, — еле слышно пролепетала Эва.

— Что?

— Я уже была у Оксаны, — сказала громче и улыбнулась.

Арий не сразу понял, при чём тут его психотерапевт, а когда понял — не знал, что говорить. С одной стороны, хотелось пожурить за то, что вывернула его фразу по-своему. С другой — от её улыбки стало легче.

— Так ты на самом деле с ней знакома?

Он сел на кровать и посадил её к себе на колени.

— Конечно, — девушка прикусила нижнюю губу, — она была единственной, кто согласился работать с четырнадцатилетним подростком в клинической депрессии и скрывающим это от родителей.

— Ясно.

— А я смотрю тебе идёт на пользу общение с ней, — Эва развернулась и посмотрела прямо на него, — ты стал разговорчивым.

Взгляд Ария потеплел. Он потрепал девушку за волосы, поцеловал в лоб и крепко обнял.

— Как только твоё состояние стабилизируется, мы бортом отправим тебя в столицу.

Он специально не разжимал рук, чтобы прочувствовать её реакцию. Эва напряглась и задержала дыхание.

— Чтобы что? — подняла на него лицо. Взгляд стал холодным, прожигающим. Отгородилась, — вы МЕНЯ спросили: хочу ли я этого? Или вам плевать и ваши собственные страхи важнее? А? Я каждый день вот уже семь лет живу с мыслью, что однажды это закончится. Да пусти ты меня! — Попыталась высвободиться, но её никто не отпустил, — да я уже смирилась с любым исходом! — прокричала ему в лицо, — пусти!!!

Несколько минут неравной борьбы и как итог из выдернутой капельницы жидкость лилась на пол, сорванный кислородный шланг шипел где-то сбоку и Эва оказалась прижатой спиной к кровати.

— Тихо, Эва, — Арий нависал сверху, опираясь коленом на край кровати, — я знаю, что тебе страшно. Я не представляю, что сам бы чувствовал на твоём месте. Ты долго была одна, но сейчас все изменилось, Эва. Мы поможем. Мы будем рядом, — с уголков глаз по вискам девушки сорвались первые слезинки, — я буду рядом.

Он разжал руки, которыми удерживал её и обнял за спину, аккуратно усаживая. Эва обхватила его, чувствуя теплое тело, и тихонько плакала. Просто слёзы катились из глаз. Просто она устала от этой игры. Просто хотелось довериться. Просто хотелось побыть слабой.

Ещё день прошёл неспешно. Всё вокруг замерло, застыло, ушло на дно, предчувствуя непогоду.

Арий практически не выходил из палаты. Эва ела вместе с ним, спала в его руках, он сжимал её ладошку, когда ей ставили очередной укол или капельницу.

Это было удивительным и для него, и для неё. Почему из сотен именно он? Сложный, мрачный, немногословный, совсем не романтичный. За весь день он едва наговорил с десяток слов.

Почему из тысяч именно она? Слишком улыбчивая, слишком воздушная, слишком терпеливая, слишком сильная. За весь день она ни разу не пожаловалась на боль.

Разные.

Они были настолько разными, что, не смотря на весь свой опыт, совершенно не представляли, что делать друг с другом. Но им было хорошо вместе. Спокойно даже в молчании.

Эва без конца болтала. Рассказывала то про старушку из соседней палаты, то вдруг вспоминала историю из детства. Пыталась ли она так скрыть свою нервозность, или она на самом деле такая разговарчивая, Арий ещё не понимал. Ему оставалось только внимательно слушать, хоть вскоре с непривычки он от этого и устал. На его удачу пришли Дмитрий с Соколом, и Эва забалтывала уже их.

— Ты как? — Сокол встал рядом с командиром у окна. Они вышли из палаты, давая возможность отцу и дочери побыть наедине.

Двое крепких и здоровых мужчин в больничных стенах вызвали ажиотаж. Молоденькие медсестры уже по второму или третьему кругу пробегали мимо них. Одна даже умудрилась вывалить из рук кипу бумаг.

— Ах! — девушка всплеснула руками и наклонилась вперёд, выставляя напоказ длинные стройные ноги и аппетитную пятую точку.

Сокол улыбнулся уголком губ, прекрасно зная эту игру. Но почему нет? Подошёл, помог, коснулся тонких пальцев, на что девушка порозовела щёчками. Милая, но не более того.

— Нормально, — Арий дождался, когда друг вернётся назад. Сокол, приподнял бровь, не сразу понимая о чём он, — как парни?

Денис закатил глаза.

— Ярый мутит.

Ярый не просто мутил. Ярый бесновался, полностью оправдывая свой позывной. Всё валилось из рук, мысли путались, перебегая с одной на другую, его внутренне трясло, ломало … Чёрт! Менять жизнь ради человека, которому оно, может и не нужно, было дьявольски непросто! Настя с ним оставалась холодной и равнодушной, и когда он в окно увидел её улыбку, подаренную Айку, его просто перемкнуло. Мир стал смазанным и неважным: он не заметил ребёнка, забыл о женщине, концентрируясь только на сопернике.

— Сукин сын, — прорычал Яр, широким шагом спускаясь с крыльца и с ходу набрасываясь на него.

Айк, который в это время мирно играл с Кирой, сидя на земле, с лёгкой полуулыбкой поднял голову на шум и успел только встать и отойти чуть подальше от девочки, чтобы ненароком её не задеть. От ударов уходить не стал. То, что он был в их команде компьютерным гением, не означало, что он был слабым. Драться мог наравне с любым из них.

— Ты же все знаешь, бл. дь! — орал Ярый, целясь кулаками в лицо, в грудь, в живот, — так какого хера!!!

Айк уворачивался, блокировал, наносил точные, в отличие от Ярого, удары и молчал. Он быстро понял причину такого поведения и просто давал другу возможность выпустить пар.

— Эй-эй! — к ним подбежал Сокол, чтобы разнять, но Айк перехватил его взгляд, коротко мотнул головой и из-за этого не успел увернуться.

Тут уже пришла его пора злиться и одним быстрым движением он нырнул под слишком широкий замах Ярого, перехватил за руку, подставил подножку и сам сел сверху.

Яр пытался взбрыкнуть, но одного удара в живот хватило, чтобы он закашлялся и затих на время.

— А теперь слушай, — Айк вытер кровь с разбитой губы, — и смотри.

Яр не сразу понял о чём шла речь. Постепенно шум в ушах сменился звуками окружающего мира и первым его пронзил высокий детский плач.

То, что Яр не любил детей, не означало, что он был бесчувственным к ним. Дети и женщины всегда стояли в приоритете во время заданий. Их первыми выводили, их больше защищали. Это был отработанный до рефлекса навык.

Мужчина повернул голову в сторону плача и понял, что он в полной заднице.

Плакала Кира. Громко, надрывно, широко открывая рот, а по лицу катились сливающиеся в ручейки крупные слезы. Она отталкивала руки Насти, вереща ещё громче, когда её пытались обнять, взять на руки или просто поговорить. Сама женщина была бледной, напуганной то ли поведением дочери, то ли тем, что только что вытворял он. Губы, как и руки, дрожали, и с глаз падали бессильные слезы.

— Если хочешь их себе — молча делай, а не ломайся, как малолетка, — пожалуй, это была одна из самых длинных фраз, слышимых им от Айка.

Яр почувствовал, что с него встали, но продолжал лёжа наблюдать, как из дома выбежал Сокол со стаканом воды, быстро попросил прощения у Насти и брызгнул в лицо девочки. Та инстинктивно задержала дыхание, фыркнула, откашлялась, открыла глаза и бросилась в руки к маме, где продолжила плакать, но уже без надрыва. Настя схватила её и убежала домой.

Яр поднялся с земли и взглядом наткнулся на стоявшего напротив Сокола.

— Только попробуй, — огрызнулся на него.

Нравоучений ещё не хватало. Сокол хмыкнул.

— Большой мальчик — разберёшься. Пошли, обработаю.

— Я сам, — отмахнулся Яр и пошёл в сторону гаража.

В лазарете на столе уже сидел Айк и обрабатывал свои руки.

— Извини, дружище. Бес попутал.

Айк пожал плечам и пододвинул к нему дезсредство, вату и бинты.

До поздней ночи Ярый просидел на крыльце у дома Насти. Она не открыла, не вышла, не подала голос. И он её понимал. Мужчина шумно выдохнул, сжал кулаки, расслабил и растрепал и без того растрёпанные волосы. Ушёл, когда время перевалило за полночь и дом, который он сторожил, стих и везде был выключен свет.

На следующий день Ярый связался с психотерапевтом, которая работала с Земом и подал в отставку.