Пока Саша стягивал с себя рубашку, обнажая мускулистый и точеный, как у какого-нибудь мифического полубога, торс, девушка, стоя на коленях, поспешно расстегнула его брюки и выпустила наружу его член. Он нагло и мощно вздымался перед ее лицом, словно символ его власти над ее низменной сущностью, не способной противостоять своим желаниям. Даже сейчас, боясь и ненавидя, она не могла не восхищаться звериной красотой этого мужчины, его силой, его животной притягательностью и наглой самоуверенностью. Таким он по сути был всегда, во всем, со всеми. Именно поэтому его слушались, ему подчинялись, им восхищались. Наверное, именно поэтому и она не могла ему противостоять. Все в ней пылало, пульсировало, наполнялось мучительной истомой и невыносимой жаждой обладания.

Саша опять ухватил ее за копну волос на затылке и закинул ей назад голову, то плавно водя горячим напряженным членом по ее лицу, то похлопывая ее по щекам, то вжимая ее лицо себе в пах. Он дразнил ее послушно приоткрытые губки и язычок, еще больше пробуждая ее желания, руша все ее защитные барьеры, позволяющие ей ощущать себя здравомыслящим человеком, а не бездумным животным, которым руководят только страсти. В мужских темных, довольно и лениво усмехающихся глазах пылали адские угли, а губы то злорадно нашептывали бесстыдные нежности, то грубо выплевывали оскорбления, заставляя Люду сходить с ума от этой дикой, запутанной животной игры, которую она уже разучилась отличать от реальности. Тонкие пряди волос прилипли к ее мокрым щекам и подбородку, обнаженная грудь слегка покачивалась в такт ее движениям, зарозовевшиеся от ласк соски иногда, будто невзначай, касались мужских брюк. Ее короткая юбочка колыхалась над великолепными упругими слегка разведенными бедрами, из-за сдвинутых в сторону трусиков тонкой блестящей струйкой на пол стекал и капал горячий мед. Ее губки уже не казались такими робкими и беспомощными, как поначалу, они сосали жадно, несдержанно и с удовольствием, а язычок обжигал, дразнил, жалил, словно желал его прикончить. Саша знал, как этой маленькой распаленной развратнице сейчас хотелось трахаться или хотя бы прикоснуться к себе, только она не сделает этого без его разрешения, даже если возбуждение причинит ей боль.

Все. Больше он не мог себя контролировать – поймал эту сладко сосущую соблазнительницу сначала за волосы, потом крепко сжал ее голову между ладоней: одна рука – под подбородок, другая – на затылок. Теперь эта ангелоподобная очаровательная минетчица не отвертится. Рывок – и член вторгнулся в горячую влажную глубину, головка чувствительно скользнула по шершавому язычку, по гладким нежным тканям, уткнулась до предела, нетерпеливо забилась в девичьем ротике, нещадно тараня губки. Боже, как она умела сводить его с ума… только от нее пробирало так, что, казалось, от переполняющего кровь, нервы и мозг кайфа взорвется сердце – трахая такую лакомую девочку не страшно было и умереть. Не дав ей отдышаться после неистовой гонки, член на этот раз вонзился глубоко, очень глубоко. Она пыталась дышать, но горло сдавили спазмы, доставляя удовольствие ее мучителю и вызывая рвотный позыв у нее. Из глаз девушки брызнули слезы, она инстинктивно попыталась отстраниться, но мужские руки держали крепко, давили, сжимали, как в тисках, и покачивали, помогая проникнуть еще глубже. Люда взвыла, только вой получился глухой и захлебнулся в приступах удушья и тошноты, руки с новой силой уперлись в мужские бедра, коготки лихорадочно вонзились в его брюки. Как же классно было ебать эту беспомощную принцессу…

Саша блаженно закинул назад голову и совершенно забыл, что перед ним на коленях стоит живой человек. Зафиксировав ее голову, он безжалостно удовлетворял свою похоть, которая переполнила сейчас его мысли, его член, все его одеревеневшее от напряжения тело. Люда задыхалась, жалобно стонала и корчилась перед ним на коленях, безрезультатно пытаясь его оттолкнуть, давясь и плача. Куда девался в этот момент ее инстинкт самосохранения, она и сама не могла сказать. Наверное, ее переполнял страх, чувство беспомощности и собственного бессилия. И еще – постыдное унизительное сладострастие. Он сделал с ней что-то страшное, постепенно сломал ее, превратил в свою собственность.

Наконец тело мужчины нервно содрогнулось, из мужских губ вырвалось довольное победное рычание, окаменевший член требовательно ткнулся глубоко ей в горло, тут же выскользнул обратно, снова мощно ринулся назад, набухая и пульсируя, но в последний момент все же потерся, подрагивая, о ее губы и спустил ей на лицо и язычок теплые упругие струи спермы. Все еще зажатая в его руках, девушка, зажмурившись, шумно хватала ртом воздух, закашлялась, едва держась за его бедра от слабости, чтобы удержать равновесие.

– В глаза мне смотри… – угрожающе прошипел он, тяжело дыша после мощного оргазма. – А теперь облизывайся… досуха… – Люда заморгала на него своими сказочно бездонными незабудковыми глазами, попыталась облизаться, но онемевшие губы и язык ее не слушались, она закусила нижнюю губку, но не выдержала и снова заплакала. – Твою мать! – Саша оттолкнул ее в сторону. Эта ее детская беспомощность в сочетании с божественной женственной красотой когда-нибудь сведут его с ума. Контролировать себя с ней становилось все труднее. Когда-нибудь он сорвется и… что тогда? Он отвернулся, нервно провел пальцами по волосам и по лицу. Черт, все руки пропахли ее опьяняющим ароматом. Он застегнул брюки, глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

– Приведи себя в порядок, солнышко. У тебя есть полчаса. Дверь в ванную не закрывать.

Люда все еще беззвучно плакала, но заставила себя подняться и пойти в ванную комнату. Она кое-как стянула с себя обрывки одежды и босиком прошлепала по холодным серым плиткам к огромной черной ванне, затем опустилась на колени на холодное дно, закрыла слив и открыла кран. Пока набиралась вода, она умывалась, пытаясь смыть с себя боль и обиду. Где-то глубоко в ее сердце, словно маленький уголек, только что тронутый огнем от большого пожара, все больше разгоралась ненависть.

Ее тиран занял свое любимое место за ее спиной, вальяжно раскинувшись на удобном плетеном кресле и в задумчивости потирая рукой подбородок и плотно сжатые губы. Он уже протер волосы полотенцем и сменил костюм на мягкий короткий махровый халат. Истомившийся по хозяину пес заискивающе подобрался сбоку и положил ему на ногу тяжелую голову. Саша почесывал Гектора за ухом и с наслаждением наблюдал за своей укрощенной невестой. Вид прелестной водяной нимфы доставлял ему эстетическое удовольствие и отвлекал от мыслей о настойчиво преследующих его в последнее время неудачах в бизнесе. А еще его сладко, очень сладко тешила мысль, что эта красивая беспомощная девочка принадлежит ему, ему одному. И именно она должна спасти его от краха. Нельзя позволить ей выйти из-под контроля именно сейчас, когда он уже принял решение на ее счет. Правда, чтобы сделать ее по-настоящему покорной, придется преподнести ей еще один урок и показать, что бы он с ней сделал, будь она и вправду его сукой.

– Гектор, розги и ошейник! – скомандовал он, ласково похлопывая собаку по лоснящейся черным благородным блеском мускулистой шее.

Люда рванулась в последний раз, сама не понимая зачем, ведь она прекрасно знала, что ослабить его узлы ей не под силу. Лишь страх и гнев из-за собственного очередного фиаско все еще вынуждали ее сопротивляться. Толстые мягкие веревки всегда казались такими ненадежными, но все же никогда не оставляли ни малейшего шанса, только давая ложное ощущение, что она в любой момент может высвободиться. Тяжело дыша и хватаясь руками за канаты, чтобы ослабить натяжение пут на запястьях, она неотрывно следила за передвижениями своего личного демона. А он как всегда не спешил, следил за ней неотрывно своими вечно алчущими, звериными, непонятными глазами и медленно, мучительно медленно, выбирал орудие для своих пыток, застыв над ящиком комода и перебирая пальцами плетки, цепи, зажимы и прочие свои многочисленные игрушки. Сейчас она могла любоваться им в полном великолепии наготы. Мощные мускулистые плечи, широченная спина в буграх мышц, рельефно накачанная грудь, точеный крепкий торс, узкие бедра, соблазнительно круглые ягодицы, стройные сильные ноги и, конечно же, здоровый, как у жеребца, член, которым он мог по собственной воле как отправить на вершины блаженства, так и причинить боль… сильную боль… От его по-мужски грубой порочной красоты сладко мутило и блаженно сосало под ложечкой. Девушка облизала пересохшие губы.