Второй заключенный оказался в сфере внимания господина Погожина благодаря его деятельности в качестве советника президента. Примерно три месяца назад он получил проект прибора, который требовал серьезного финансирования для своей разработки. Документ был написан сумбурным языком, путано, со сложной терминологией, его отправили к Погожину скорее для того, чтобы он подивился вычурному стилю, которым был написан данный документ. Но чем больше Арсений Ростиславович разбирался в принципах, которые лежали в основе создания прибора, тем больше понимал, что перед ним находится гениальная разработка. И этого гения необходимо было брать под свое покровительство. При этом оказалось, что написать отказ было проще простого. Достаточно было поднять документы Томского психоневрологического диспансера, в котором Николай Петрович Замятин числился хроническим пациентом с шизофренией и манией изобретательства. Каким чудом этот проект попал в комиссию при Кремле, оставалось полной загадкой.
К сожалению, Замятин оказался еще более сложным случаем, чем Деревянко. Он не хотел идти ни на какой контакт и требовал официального признания своих изобретений на государственном уровне. Управлять им при помощи наркотических препаратов, как-то воздействовать на его мозг было сложно. Он прошел несколько курсов инсулиношоковой терапии, и его сознание было подвергнуто такому мощному химическому воздействию, что профессор Хвостов сразу же отказался от каких-нибудь манипуляций с этим объектом. Здоровье же Замятина было настолько хлипким (после нескольких лет, проведенных в психушке), что любые методы физического воздействия исключались полностью. Коля Замятин окончил школу с золотой медалью, за короткое время получил три высших образования. И, от такой перегрузки мозга знаниями, несомненно, стал человеком психически неуравновешенным, возможно, даже больным. Было интересно, что его первые изобретения были даже логичны, но только поверхностно логичны, в них уже читался бредовый компонент при полном отсутствии критики со стороны автора. После нескольких скандалов в патентном отделе за Замятина взялись психиатры. Первые две попытки оказались совершенно неудачными. Он продолжал выдавать «на гора» один сумасшедший проект за другим. После четвертого курса терапии произошел качественный скачок. Из-под пера Замятина вышли только три проекта, отличавшиеся внутренней логикой и каким-то неожиданным прозрением гения. Профессор Хвостов анализировал его работы и отметил, что такой эффект могло дать как раз лечение. Гением Замятин был и раньше. Просто он говорил с нами на своем собственном языке и не старался сделать его понятным нам, обычным людям. Он действительно был психически ненормален, как всякий гений, совершающий прорыв в науке. Но в отличии от гениальных ученых компонент болезни превалировал над компонентом логики, Николаю не было интересно, как его терминологию поймут окружающие. Лечение где-то сделало его не таким гениальным, убило какие-то принципы работы его мозга, но сделало его язык пусть более бедным, но и более понятным.
Погожин официально похоронил изобретение Замятина. Исчезновение тихого сумасшедшего в Томске никто не заметил, кроме сотрудников исполкома, получивших в свое распоряжение еще одну квартиру с мутным прошлым.
Самым простым казалось дело по изобретению Егора Кашинского. Сельский учитель физики был изобретателем-самоучкой. Многие называли его Русский Тесла. И из-за широты его интересов, и из-за особого стиля изобретений, где отсутствовали длительные теоретические расчеты, а основная информация была выложена в виде чертежей и схем, и из-за того, что почти все его изобретения закрывались, из-за отсутствия признания обществом его заслуг. Егор Степанович Кашинский умер в девяносто третьем году, на семьдесят пятом году жизни. Было известно, что его изобретения далеко не все были запатентованы, несколько наиболее перспективных разработок Кашинский спрятал сам, так как считал, что человечество не созрело для их использования. Он вообще в последние годы жизни испытывал чувство разочарованности в возможностях человечества и умер настоящим пессимистом, не верующим ни во что. Соответствующие государственные структуры опечатали архивы изобретателя, но никаких новых изобретений не нашли. Был сделан вывод, что последние десять лет своей жизни старый учитель провел в праздности и ничего стоящего не создал.
Как человек, курирующий перспективные научные разработки, Погожин создал свою структуру в Москве, занимающуюся скупкой различных изобретений. Тогда он встретил Романа Алекперова, этот человек показался Погожину оптимальным исполнителем, способным курировать такое важное направление, как перехват патентной информации. В действительности, структура, созданная Погожиным, при Алекперове приобрела законченные черты, хотя считалось, что эту сферу поделили три клана, но все ниточки сходились, в конце концов именно к Погожину. И это было главной заслугой Алекперова. В последнее время тот все больше увлекался проектами на стороне, они с Погожиным ссорились, но заменить такого ценного человека пока что было не кем. Арсений Ростиславович никому не доверял так, как Роману. В сеть этой структуры попался некто Сургачев, племянник того самого Егора Кашинского. Он предложил несколько работ дяди, не известных ранее. Но за одну работу он запросил пять тысяч долларов. У него купили предложенные работы по двойной цене, и назначили время встречи, для того, чтобы выкупить последнюю работу. По глупому стечению обстоятельств, один из людей Погожина чуть-чуть опоздал, а второй вышел перекусить, не дождавшись Сургачева, который почти час маялся внизу, не решаясь зайти и реализовать изобретение. Когда же жадность пересилила осторожность, изобретение Кашинского попало в руки случайного человека. Это никто не мог предугадать. Пытались выйти на Сургачева, но тот как в воду канул. А когда его нашли и выяснили, кому попало изобретение, Арсений Погожин приказал установить за Павлом Полянским наблюдение, боялся, что он работает на кого-то серьезного. Сигналом «фас» стал визит Полянского к бывшему начальнику Роспатента. Стало ясно, что изобретение у него и что он ищет способы его реализовать. Но каким-то чудом Полянский пока что уходил из расставленных на него сетей. Последняя надежда была на изобретательность Романа Газаряна.
Глава тридцатая
Что такое удача
Москва. Одинцовский район. Молоденово. Коттедж советника Погожина. 31 марта 2010 года.
Роман Газарян был человеком деятельным и достаточно рассудительным, было время, когда его спортивная закалка и уверенность в своих силах, помноженная на организаторские способности, помогли группе спортсменов не затеряться в бандитские девяностые годы. Но времена менялись, те, кто не чувствовали изменений, постепенно сходили со сцены, их списывали в тираж, когда они отказывались вписываться в новые правила. Откровенный бандитизм стал не в моде. Малиновые пиджаки сменились дорогими костюмами от кутюр. И новые нувориши хотели видеть возле себя тех же бандитов, но с отбеленным интерфейсом. Охрана в дорогих костюмах, с лицензиями на ношение оружие, профессиональная подготовка и выучка, тем более, что в бывших спецназовцах и профессиональных военных недостатка не было.
Но группа Газаряна сумела и тут остаться на плаву. Он вовремя взял «на работу» нужных специалистов, сумел перестроить работу своей команды, создал вполне легальное охранное предприятие, пусть небольшое, но все же легальное. Два года назад он изменил имидж еще раз, прошел специальные курсы, выслушал нудные лекции по правилам современного этикета, и все ради того, чтобы иметь возможность работать и среди достаточно высокопоставленных лиц. Его небольшое охранное предприятие почти что никого не охраняло. Но через него Газаряну было удобно отмывать деньги, которые он получал от нелегальной деятельности своей группы, которая не брезговала никакими заказами.
