— Прости, что долго, – сказал он, постаравшись натянуть естественную улыбку и непринуждённое выражение лица. У Юры это получалось мастерски просто.

Мать, оторвавшись от плиты, бросила на него пристальный взгляд. Обстановка напомнила фотостудию или рентгенологический кабинет: Тору боялся испортить всё лишним движением ресниц. Как нужно было дышать, чтобы не показаться неизлечимо больным?

— Целыми днями в комнате сидишь, – сказала мать, поставив перед ним тарелку. Тору вдохнул поднимающийся над едой пар: аппетита по-прежнему не было, все мысли занимал лежащий рядом телефон. Он не мог не коситься на него всякий раз, как мать отводила взгляд.

— Но ты стал выглядеть более весёлым и счастливым, – добавила она, едва не заставив Тору рассмеяться, – приятно видеть тебя таким. А то ходишь бледный и скрюченный, будто тебе не двадцать один, а восемьдесят. И друзья у тебя появились, я смотрю. А девочку когда найдёшь? В Японии у тебя были такие симпатичные подружки, ты всегда женщинам нравился. С самого детства с тебя глаз не сводили. Бледненький, щупленький, а всё равно красавец. Внуков уже хочется понянчить, да и тебе ответственность не помешает. Что ж, всё дома в телефоне сидеть собираешься?

— Мам, – перебил Тору.

— А что «мам»? Учишься, подрабатываешь, скоро совсем приличные деньги получать будешь, как диплом получишь. Не видела я бедных стоматологов. А там уже и квартиры с машинами подтянутся.

— Мам, ну всё, – передёрнуло Тору. Не мгновение он представил себя выносящим из дверей роддома кричащий свёрток, обмотанный цветной лентой. Голубой атласной лентой, которой Юмэ перевязывал книжные стопки в Дримленде.

— Ты будешь хорошим отцом, – заулыбалась мать. Тору нанизал на вилку кружок огурца. – А дети какие красивые будут. Ну неужели никто не нравится? В клинике столько девчонок, умных, аккуратных. Понимаю, раньше, но сейчас-то чего не пообщаться? У вас и общие интересы есть, поладите быстро. Можешь приглашать домой, я наготовлю всякого. А эта твоя, Кира, или с кем ты там пил? Пьющая женщина – сущий кошмар, Тору. Но твоя незаинтересованность будущим меня пугает. У меня в твоём возрасте муж был, а через год я уже беременная ходила.

Тору молчал, скучающе ковыряясь вилкой в тарелке. Даже суп Нины Юрьевны выглядел аппетитнее. Общие интересы с девушками из стоматологии? Вряд ли кто-то из них был знаком с Юмэ или Юрой, а большего обсуждать не хотелось. Искусство в стенах клиники? Они с утра до вечера рассказывали ему, как красиво залеплять дырки в зубах, как правильно держать слюноотсос и как технично и быстро отмыть белые стены, от которых рябило в глазах.

Плита затихла, масло зашипело, соприкоснувшись с водой. Машина за окном засигналила, в ответ ей залаял соседский пёс. Телефон завибрировал. Тору вздрогнул, уставился в экран и бегающим взглядом прочитал сообщение:

7 группа: /кто хочет, гляньте пост/

Тору сразу отключил уведомления беседы группы и ещё нескольких диалогов. Он чувствовал себя так, будто месяц ночами трудился над проектом и по окончании работы понял, что ещё на старте неправильно запомнил тему. Развалившийся кусок рыбы стал выглядеть ещё более понуро. Тору снова воткнул в него вилку. Лизнувший кости металл издал противный скрежет.

Тору решил, что, если Юра не ответит ему в ближайшие пять часов, то он сегодня же прочтёт дневник вопреки обещанию. Молчание означало бы конец всему, на что он надеялся все эти месяцы. А там будет всё равно.

Он был дураком, раз до сих пор, даже приняв данность, надеялся: Юра писал так редко, что давно пора было отпустить прошлое и принять действительность, какой бы болезненной она ни была. О звонках Тору даже не мечтал.

Прицепился к человеку, а у него там, на другом конце земли, уже давно идёт своя жизнь, как сам Юра, весёлая и насыщенная. Не этого ли он хотел? Не по этой ли причине настоял на переезде и согласился взвалить на свои плечи бремя страдания? Может быть, у Юры в планах уже была семья? Может быть, скоро должен был появиться тот самый кричащий свёрток с голубой лентой? Тору поморщился. Юра не мог так быстро. Это было бы совсем не по-человечески.

Терять ещё одного друга было страшно. Но неопределённость ранила сильнее; теплящаяся в груди надежда давала стимул вставать по утрам.

Юра заменил ему Юмэ, но в один момент перестал быть заменой. Когда это произошло? На той вечеринке? Когда вытащил его почти из-под поезда? Когда в очередной раз позволил выплакаться? Или когда впервые позволил стать для себя особенным?

Тору хотелось выть от отчаяния. Его начинало по-настоящему ломать. Если бы он знал, что разлука будет ощущаться так, позволил бы Юре сесть в самолёт? Тору стал сомневаться. Он уже жалел о принятом решении и лишь заветное «был(-а) в 7.24» позволяло сохранять трезвость рассудка. Юра наверняка стал гораздо счастливее. А ради этого он, как всё ещё верный и лучший друг, должен был немного потерпеть. Ни одна боль не могла длиться вечно – в конце концов, однажды он в последний раз закроет глаза.

— Ты почти не поел ничего, – мать вклинилась в мысли, и Тору с трудом подавил подступающую волну раздражения.

— Я сыт, – ответил он, вставая из-за стола, – ел после работы.

— Тогда оставь, – она забрала тарелку и поставила её в холодильник, – потом доешь.

К горлу подкатила тошнота. Он схватил телефон и вернулся в комнату. Оставшийся на полу ноутбук продолжал показывать сериал и почти неслышно гудеть. На картинке герои были счастливы, а актёр потом повесился. Тору надеялся, что Юра всё-таки не повесится, а действительно проживёт достойно. Надеялся, что всё происходящее не было ложью во спасение непонятно чего.

Среди толстых томов медицинской литературы, глубоко в ящике Тору нашёл подаренный Юрой блокнот, погладил обложку подушечкой пальца, щёлкнул переплётом и задержал взгляд на первой странице.

Увидев знакомый почерк, он резко захлопнул блокнот и стыдливо отвернулся. Любопытство боролось с совестью: не прошло даже пяти часов, как он готов был отказаться от данного в аэропорту слова.

У Юры было столько друзей, но блокнот достался именно ему. Почему? Потому что он искренне считал, что Тору был роднее и ближе? Считал, что только он сможет понять?

Писал ли Юра об истинной причине своего переезда? Кто бы сорвался вот так, в чужую страну, оставив в родном городе всех близких людей? Юра всегда был беззаботным, непредсказуемым и шутливым, он никогда не относился к жизни слишком серьёзно, часто полагаясь на судьбу, но при этом он никогда не был глупцом. Он без усилий учился почти лучше всех на курсе и справлялся с самыми сложными задачами, его ум был быстр и ясен, а спонтанные решения ни разу не оказывались провальными.

Тору убрал блокнот на место и упал на кровать. Ему послышалось, что за спиной раздался смех.

Ю: /Скучаешь по мне?/

Задремавший Тору до потемнения в глазах резко вскочил с подушки. Юре ещё было до него дело. Юра вспомнил. Юра, слава Богу, был жив и здоров.

Т: /Скучаю. Боюсь, что ты не приедешь больше. Ты приедешь?/

Ю: /ты так пишешь что мне сейчас самому станет грустно отвечать на твои вопросы

в ближайшее время не приеду а там посмотрим.

ничего не безнадёжно да?

готов поспорить что ты сейчас сидишь с унылым лицом

не делай так

Тору прекрати сейчас же

Тору я не могу на расстоянии вытирать тебе сопли/

Тору читал сообщения и смеялся. Конечно, Юра отдал блокнот именно ему. Он знал его так хорошо, что никто не мог и рядом стоять. Тору не ожидал, что снова будет на грани того, чтобы расплакаться. А Юра знал. Наверняка, чувствовал. Наверняка, ему тоже было больно не писать и ещё больнее – писать. Безвыходная ситуация, из которой он точно нашёл бы выход.

Т: /Не плачу я/

Ю: /но уже рядом с тем

завтра запишу тебе голосовые на все случаи жизни будешь слушать скучать по мне и плакать/

Т: /Лучше звони/

Ю: /стараюсь/

«Ничего ты не стараешься, – подумал Тору, отвернувшись от экрана, – а я жду, как дурак».