Тору замечал обеспокоенный взгляд, но внушал себе, что всё это показалось. Потому что не могло быть иначе. Не могло быть так, чтобы Юра до сих пор переживал о таком, как он. Даже если несколько дней назад они были самыми близкими друзьями. Тору чувствовал себя коротким жизненным эпизодом, которых Юра пересмотрел десятки и сотни. Скучная дорама с плохим концом. Та самая, которую берёшься пересматривать из раза в раз, ставишь на фон, когда делаешь домашнее задание или готовишься к экзаменам.

Без Юры было, без сомнений, плохо. Так, что начинало ломить кости и зацикливать мысли.

Время раздумий истекло, и Тору давно всё решил, но что-то останавливало его, не давая сделать последний шаг. Наверное, трусость. Подлая и обидная трусость.

А потом снова случился Юра. Как всегда непредсказуемый, пьяный и свалившийся под дверь, едва успев нажать на звонок.

Перед этим он несколько минут ходил под окнами и что-то кричал  – только однажды Тору смог разобрать слова про любовь и мелочи жизни. Он пытался дозвониться до Юры, но тот не отвечал, продолжая буянить на улице. Почему никто из соседей не вызвал полицию? В глубине души Тору и сам хотел это сделать, но не позволила совесть – всё-таки Юра был его другом. Очень странным и непредсказуемым другом.

Тору был как никогда благодарен за то, что мать, занятая на кухне, почти силой заставила его открыть дверь. Он смотрел на развалившееся на пороге тело и не мог понять, что ему нужно было делать. В растерянности он попытался поднять Юру на ноги, но тот не поддался, заваливаясь обратно. Сколько надо было выпить, чтобы довести себя до такого?!

С четвёртой попытки Тору смог втащить Юру в квартиру. Тот, нахмурившись, осмотрелся: в его выражении лица читалось что-то неопределённое, одновременно похожее на удивление и разочарование. Он не узнал квартиру? Не узнал его? Тору не поверил в то, что Юра мог забыть его лицо всего за несколько часов, даже будучи очень пьяным.

— Тору, – решительно сказал Юра. Назвал по имени. Не забыл, значит, – Тору.

Тору посмотрел ему в глаза: в огромных зрачках он увидел своё растерянное выражение лица.

— Тш, – шикнул Тору, – давай в комнату.

— Нет! – строго возразил Юра, попытавшись ровно встать на ноги. – Я должен сказать, – он задумался и посмотрел на свою руку. На ладони виднелся потемневший след крови, – сказать, что я тебя просто обожаю!

Юра кинулся ему в объятия, едва не повалив их обоих с ног.

— Юр, хорошо, – сдавленно прошептал Тору, – давай зайдём в комнату и поговорим, ладно?

— А ты будешь меня любить? – спросил Юра. Запах алкоголя за несколько минут успел пропитать всю квартиру.

— Буду, если зайдёшь в комнату, – попросил Тору.

Поздно.

На шум из кухни вышла мать. Некоторое время она молча рассматривала их, застывших в полусогнутом положении, а потом замерла в изумлении. Тору считал в её взгляде испуг и возмущение. Мысленно он обратил молитвы ко всем известным богам. Сейчас что-то будет…Сейчас обязательно случится что-то плохое.

— Мы сейчас уйдём, – нерешительно сказал он, отталкивая от себя Юру, – сейчас.

— Нет, – протянул Юра, – никуда не уйдём.

— И как мне это понимать? – мать сложила руки на груди и встала в ту самую позу. Плохое ожидаемо начало происходить прямо здесь и сейчас.

— Юра немного перепил, – оправдался Тору, – прости.

— Немного? – переспросила она. – Юр, я была о тебе лучшего мнения.

— Мам, – прервал её Тору.

— Знаете, как я люблю вашего сына?

— Юр, – Тору легко стукнул его по плечу, почувствовав, как кровь прилила к лицу. Признания в любви всегда звучали смущающе, даже от лучших друзей. Даже от пьяных лучших друзей. Особенно от них.

Юра опустился на колени и склонился к полу. Тору показалось, что он услышал всхлип.

— Я всё объясню, – Юра поднял на него измученный взгляд – в потухших глазах блеснула влага, – я не хотел ничего такого, Тору. Я не хотел, понимаешь? Ты не так меня понял, Тору, я нормальный человек.

— Так, ну-ка заканчивайте, – мать попыталась выставить Юру за дверь, но Тору, поборов внутренний страх, не позволил ей даже прикоснуться к нему.

— Он никуда не уйдёт в таком состоянии, – строго сказал он, – я разберусь.

— Тору! – сказала мать одновременно с Юрой.

— Заткнитесь оба! – прокричал Тору, не выдержав шума и напряжения. Чуть позже он опомнился и испуганно посмотрел на мать. – Прости.

Как можно быстрее он затолкал Юру в комнату и запер дверь. Что он вообще только что сделал?! Как он завтра будет смотреть матери в глаза?! Как ему теперь всё исправить? Это безнадёжно! Она же изведёт его обидами и презрением!

Ситуация вышла из-под контроля сразу же, как в квартире прозвучал дверной звонок. Теперь же она, очевидно, не собиралась входить обратно, и Тору предстояло решить всё самому. Слишком много решений! Он не был к этому готов! А всё из-за пьяного тела, едва держащегося на непослушных ногах.

Тору растерянно посмотрел на Юру, продолжающего всхлипывать и вытирать слёзы рукавом куртки. В один момент это перестало казаться комичным – он в самом деле плакал? Юра…плакал?! Нет, Юра бесконтрольно рыдал и не останавливался даже на мгновение. Его речь стала ещё более спутанной, он говорил несвязно и загнанно, пытаясь уложить мысли в одно предложение.

— Боже мой, Тору, я правда не хотел, – Юра продолжал стоять на коленях. Он монотонно, почти как молитву, повторял одно и то же, до побеления костяшек сжимая кулаки. – Я не хотел, Тору, ты понял не так! Пожалуйста, я нормальный, я, честно, нормальный. Ты же знаешь, как я люблю тебя. Ты же всё знаешь, Тору, я же не могу тебе больше ничего дать. У меня больше ничего нет, Тору.

Юра закашлялся, всхлипывая, и продолжил говорить что-то совершенно несвязное. Тору не мог разобрать половину слов, но слушал так внимательно, будто от этого зависела его жизнь.

— Хочешь, я сожгу эту чёртову коробку? Хочешь? – Юра обхватил его колени руками и, как побитая собака, выпрашивающая ласку, потёрся о голень. – Я всё сожгу, Тору, я не хотел. Эти проклятые записки…да я напишу тебе таких хоть миллион! Там же такой бред пишут, зачем оно тебе? Тору, прости меня. Хочешь, я сожгу? Хочешь? Хочешь, выброшу все вещи? Или и их тоже сжечь? Вместо плакатов и икон повешу твои картины, хочешь? Что ты хочешь? Что мне сделать, чтобы ты меня простил?

— Юр, – Тору опустился рядом и нерешительно прижал Юру к себе.

Никогда раньше он не видел его таким. Таким уязвимым, беззащитным и…беспомощным? Юра был действительно хорошим другом, его слёзы делали Тору больно, а откровенные признания царапали сердце. Но как бы бессовестно и эгоистично это ни звучало в его голове, он был рад слышать, что Юра по-прежнему считал его близким и важным.

— Я не хотел сделать тебе больно, – продолжил он, уже более сдержанно и тихо. Тору гладил его по волосам, всё ещё не представляя, как вести себя дальше.

— Юр, всё в порядке. Всё хорошо и не нужно ничего сжигать.

— Если всё в порядке, то почему ты говоришь про время, когда его осталось так мало? – Юра всхлипывал и смотрел Тору прямо в глаза. От его взгляда становилось не по себе: сейчас в нём снова можно было увидеть разбушевавшиеся ветры смерти.

— Тебе сейчас нужно поспать, – осторожно прошептал Тору. Он хотел ненавязчиво отвлечь Юру от посторонних мыслей, – завтра мы ещё раз всё обсудим. Когда ты протрезвеешь, хорошо?

— Завтра, – Юра вдруг засмеялся в голос, – а может быть, у нас не будет никакого завтра, Тору? Почему ты так уверен в себе?

— Юр.

— Так мало времени, Тору, Боже мой, – Юра, отвернувшись, закашлялся, – так мало времени. Да мне, может быть, месяц остался?

— Ты пьян. И моя мама ужасно зла на нас.

— А я сказал ей, что люблю тебя? Или забыл? Забыл, наверное. Надо сказать, – Юра потянулся к двери, но Тору остановил его, сжав холодные пальцы в своей руке.

— Она знает, – ответил он. Теперь точно не получится уложить его спать – если Юра начал говорить о любви и дружбе, то остановить его не могли даже боги.