— Пусть пока тишина, – ответил Тору, вслушиваясь во вдруг показавшийся особенно мягким голос.

Разве мог он и дальше считать квартиру Юры чужой?

— Закончил, – спустя несколько минут гордо произнёс Тору, – подсохнет – и твоя.

— Хорошо получилось, – заметил Юра, разглядывая работу. – Справа самый классный кусок. Внизу, вот.

— Понял, – кивнул Тору, – это когда ты подошёл.

— Это я, получается? – удивлённо спросил Юра.

— Ты. Только не совсем ты. Твоё свечение.

— Какое свечение?

— Я не могу объяснить, но так ты видишься моим внутренним художественным глазам.

Объяснять Тору не хотел. Юра пожал плечами, сделав вид, что всё понял. На самом деле, он наверняка не понял ничего.

На ночь Юра действительно вслух читал Евангелие. Разобрать можно было меньше половины текста, и Тору иронично заметил, как неприятно иногда было чего-то не понимать. Но он чувствовал, что должен был проникнуться текстом, хранящим в себе божественное откровение, хотя бы потому, что это много значило для Юры.

А Юра, в свою очередь, читал медленно и выразительно – наверное, тоже очень хотел, чтобы Тору проникся и осознал для себя что-то новое.

На душе становилось теплее с каждой услышанной строчкой. Тору не знал, в самом ли деле он мог таким образом познакомиться с голосом Бога, но сейчас, в окружении приглушённого света лампы, отражающегося от глянцевых постеров, голоса Юры ему было более чем достаточно.

Шаг тридцатый. За мной неустанно следят

Посреди ночи Тору проснулся от стойкого ощущения чужого взгляда на своей спине. Сползшее одеяло обнажило кожу, делая прикосновение невидимых глаз более острым и колким. Было страшно пошевелиться, сердце поднялось к горлу и застучало быстрее. Дышать стало тяжелее, Тору хватал воздух ртом, стараясь не издать при этом ни звука. Что за существо смотрело на него сейчас? Мысли путались, кожа покрывалась мурашками и липким холодным потом.

Это не было похоже на паническую атаку или приступ тревоги – сейчас страх был ощутимым и не исходил изнутри. Тору мог отследить его начало и развитие, он осознавал причину и следствие, хотя и не мог противостоять сковавшему тело чувству. Он зажмурился, надеясь прогнать внезапное наваждение. «Просто заснуть, – мысленно повторял он, судорожно стараясь удержаться за реальность, – тебе всё кажется. Ты просто окончательно тронулся умом. Псих. Безнадёжный псих».

За спиной послышались шаркающие шаги. «Нина Юрьевна, – успокоил себя Тору, – это просто Нина Юрьевна. Пришла убедиться, что мы с Юрой всё ещё просто хорошие друзья».

Тору почувствовал на шее холодное дыхание и от неожиданности плотнее прижался к Юре. Он натянул одеяло на голову, будто это могло отпугнуть чудовище.

В детстве, когда Тору ещё спал с матерью, он стеснялся своего страха и всеми силами старался вести себя по-мужски. Сейчас же ему было всё равно, насколько нелепо он выглядел. Юра был единственным, кто мог дать ему ощущение безопасности. Чем бы ни было стоящее за спиной существо, при желании оно всё равно в одно движение уничтожит их обоих.

Юра заворчался, повернулся к Тору лицом и забросил руку ему на плечо. Под тяжестью тёплого ото сна тела стало легче дышать – чудовище шагнуло назад, испугавшись светлой Юриной макушки. Однако тревога не отступала, а ощущение чужого присутствия оставалось таким же стойким.

Тору казалось, что он вот-вот лопнет от сковавшего его напряжения. Тело вытянулось струной, конечности потяжелели и перестали слушаться. Он находился в отчаянном положении – ему некуда было бежать. Тору почувствовал, как задрожали руки и вновь участилось сердцебиение. Эта ночь не закончится никогда!

— Ты чего удумал? – сонно произнёс Юра. Он отодвинулся к стене и скинул с плеч одеяло.

— Юр, сзади кто-то есть, – нерешительно прошептал Тору.

— Ась? – Юра включил лампу и посмотрел ему за спину. – Не-а.

— Я слышал, – затараторил Тору, – я слышал, как оно ходит. Оно дышало на меня!

— Ты переутомился, – успокоил Юра, – я оставлю свет. Хочешь – поменяемся местами и буду тебя защищать от злобного подкроватного монстра.

— Я не утомлялся! Юр, оно где-то рядом. Я не повернусь туда.

— Я смотрю, – зевнул Юра, – никого. Мне даже грустно и одиноко стало.

— Юра!

Юра недовольно вздохнул и ловким движением, нависнув сверху, перетащил Тору на другую сторону кровати.

— Я серьёзно, – повторил он. – Можно я не буду напоминать, что чуть больше двадцати четырёх часов назад ты почти валялся под поездом, а на следующее утро полтора часа пёрся в храм, где простоял среди незнакомцев, совершающих дикие для тебя ритуалы. Ты вообще понимаешь, что ты сделал? С твоей, – Юра осёкся, подбирая слова. Наверняка спросонья он хотел сказать что-то правдивое, но колкое, – особенностью. Чувствительностью, в общем. А теперь чудится всякое – неудивительно. Ещё и в чужом доме.

— Не в чужом, – Тору сказал первое, что пришло в голову, но затем понял, как нелепо это, наверное, звучало со стороны, – я же жил у тебя раньше.

— Но всё-таки по-другому. Тут ещё мама сцену закатила, – Юра ободряюще похлопал его по плечу. – Забей, в общем. Что плохого вообще может случиться в моей квартире? Тут икон больше, чем в церкви.

— Прости, что разбудил, – промямлил Тору, – так нелепо, наверное.

— Забей, – протянул Юра, – ты молодец, что рассказал. Надо быть смелее. Я не смеялся над тобой, если что. Просто посреди ночи слышать про пожирающих душу чудовищ…ну ты, думаю, понимаешь.

— Прости, – повторился Тору, – я доставляю слишком много проблем.

— Да, своими глупыми извинениями, – фыркнул Юра, – завтра после учёбы заедем к тебе, чтобы забрать вещи.

— Твоя мама не будет против, если я останусь?

— Она уже сейчас не воспринимает тебя как гостя, – объяснил Юра, – она приходит под вечер и никогда даже не заглядывает ко мне. Готов поспорить, что тебя заметят, только если будешь шуметь так, что стены начнут дрожать.

— То есть…

— То и есть, – ответил Юра, поворачиваясь на бок, – моя мама была любезна с тобой, как с гостем. Сейчас ты не гость, а член нашей семьи. Для неё – что-то вроде неприхотливого кота, которому не надо менять туалет и воду. Спокойной ночи. Если что, бери табуретку и бей монстров по темечку. Они этого страсть как не любят и сразу мрут.

Тору кивнул, пропустив мимо ушей последнюю фразу. Его только что, пускай в шутку и невсерьёз, назвали членом семьи.

К утру он забыл о ночном видении и помнил только их с Юрой разговор. Темнота, как ничто другое, способствовала откровениям и искренности. Больше всего он надеялся, что спросонья не успел наговорить глупостей. Просыпаться по утрам, несмотря на беспокойные ночи, становилось легче и радостнее. Не могло же всё так просто закончиться после того, как он чуть не убил себя? А если бы Юра его не спас? Если бы не решил исполнить свой человеческий долг? Тору бы так и не дождался своего «доброго утра»?

— Ужасно хочется спать, – Тору вздрогнул от неожиданности, стоило Юре заговорить. – Темнотища смертная, даже с этой дурацкой лампой, которая мне полночи спать не давала.

— Прости, – снова извинился Тору, но исправился, наткнувшись на недовольный взгляд Юры, – доброе утро.

— Я рад, если доброе. Надо в шарагу любимую катиться, – Юра рывком встал с кровати – у Тору от одного взгляда на такое закружилась голова.

— Ты на бюджете, повезло. Так обидно платить за это, особенно за физкультуру. Я всё равно не занимаюсь толком, вечно там что-то болит. У тебя не болит?

— Двести девяносто один балл, – Юра что-то нервно искал в шкафу, – русский завалил, не поверишь. Не болит у меня ничего, только душа за два часа до Авиамоторной.

Тору изо всех сил старался смотреть Юре в лицо. Получалось с переменным успехом. щёлкнул выключателем лампы и одновременно с этим дал себе лёгкую пощёчину.

— Эй, – возмутился Юра, – верни.

Тору послушался и снова включил свет.

— Чего лупишь себя?

— Пытаюсь проснуться, – соврал он, не подняв взгляда.