– Этих троих, их особенно жаль было перед смертью, – проговорил Лукин.

Кру-Бе задумчиво кивнул. Он сидел позади Лукина…

Административный корпус на Ларусе построен Торой на одном из множества островов в районе экватора. Бот приземлился на посадочную площадку. Комиссия выбралась, поеживаясь на ледяном ветру.

Разноцветные кубики, узкие дорожки, мощённые искусственной плиткой, спортивная площадка. Светло-жёлтый искусственный почвогрунт и каменные цветы. Этими же цветами теперь были бодро украшены все резервации. Вокруг них долго ходил Грассе. Пока Бле-Зи не сказал:

– У нас на Торе нет цветов. Пески, знаете ли, не располагают. А на Земле и Воке есть. Торианские дизайнеры увидели наши цветы такими. Конечно, на Торе теперь тоже выращиваются живые цветы, в оранжереях. Женщины их очень полюбили, но на наших улицах растут пока только каменные. Вероятно, из принципа.

– Мудрое решение, – сказал невозмутимо Грант, – вес этих созданий совершенно отбивает желание сорвать букетик тут же, не оплатив за него ни цента.

Торианин рассмеялся. Этот Грант – всё-таки было в нём что-то такое, дружелюбное, на него невозможно было долго сердиться.

Стол был высоковат для землян и вока, но сиденья с мягким звуком самоотрегулировались под рост каждого гостя. Кру-Бе несколько раз спросил, удобно ли им. Получив утвердительные ответы, прозвучавшие вразнобой и со смехом, он улыбнулся и кивнул:

– На Торе принято оставлять дела за пределами хорошего обеденного стола. Предлагаю вернуться к обсуждению только после того, как, хотя бы, покончим с горячим.

– Это очень крепко, – показал с улыбкой Бле-Зи на высокий узкотелый кувшинчик, постучал по голове и провёл ладонью, словно отгораживаясь ширмой, – отключает дела и оставляет только радость, беспричинную и восхитительную.

И в ожидании посмотрел на каждого гостя.

– Пожалуй, к беспричинной и восхитительной я сегодня не готов, – проворчал Грант.

Все посмеялись, но к графинчику больше не возвращались. Потом на столе появились фрукты, травяной чай в прозрачных пиалах и блюда с круглыми белыми шариками-конфетами и большими кофейного цвета шарами-пирожными. Кру-Бе, с улыбкой выбрав себе кофейного цвета шар и разломив его пополам, будто показывая всем его вязкую, сочную мякоть, сказал:

– Это ном, такие у нас не растут. Зато номы отлично выращивает в своей печи наш повар. Рекомендую. Теперь, пожалуй, можно и поговорить. Мне очень важным показалось ваше замечание, Лукин, что всех троих убитых было жаль перед смертью.

– До сих пор не могу отойти от этого ощущения, – ответил Лукин.

– Они здесь все жалкие, если начать разбираться, – заметил Кинт, откинувшись в кресле.

– Не скажите. Слетевший с крыши вок у меня жалости не вызывает, – сказал Грассе. – Конечно, можно подумать, что его паразит мал и просто пугает нас, как если бы малыш выглянул из-за угла и сказал: «Бу!»

– Именно это я и имел в виду, – ответил Кинт, кивнув. – Но не стоит из них делать несчастных. Кто-то же убил. Спокойно отделил голову от тела троим сородичам. И надо сказать, очень удачно отделил, будто знал, что нужно сделать, чтобы жизнь в ларусе завершилась окончательно.

«Именно. Это мне и не дает покоя», – подумал Кру-Бе.

– Очень точное замечание, – сказал Лукин. – «Чтобы жизнь в ларусе завершилась окончательно». Это очень важно. Они не умирали. Как в анабиозной капсуле, фитилёк жизни прикручен, но и только. Ведь ещё так и не было произведено нормального осмотра тела, вскрытия, ларусы самоликвидируются, я так понял?

Бле-Зи кивнул:

– Исследуются только останки. Паразит сгорает внутри пострадавшего. Обнаружена кислота. После этого трудно уже о чём-то говорить с уверенностью, только следы, следы неизвестных сплавов, легкоплавких, по всей видимости, следы искусственных материалов и чужеродных мышц в конечностях и позвоночнике. Словом, только намёки на то, что было что-то инородное, и на его природу. Об остальном приходится судить по наблюдениям за ларусами. Они не противятся этому.

– Знаете, их действительно очень жаль, – сказал задумчиво Грассе, – хотелось бы понять, что творится с ними, о чём они думают. На первый взгляд, они, мягко говоря, выглядят как олигофрены. Это страшно. Но иногда в них проглядывает что-то детское.

– Я бы сделал ударение на том, что они как дети, – сказал Кру-Бе.

– А я на том, что они всё-таки олигофрены, – от нетерпения Кинт встопорщил крылья горбом.

– Пять тысяч ларусов в восьми деревнях, – сказал Лукин, будто не слыша этого спора. – Из пяти тысяч находится один, который берёт и убивает троих. И это ребёнок?

– А может, это вообще кто-нибудь из обслуживающего персонала? – сложив руки на животе, крутя пальцами, задумчиво сказал Грассе.

– Да, – кивнул Кру-Бе, – такая возможность не исключена, камеры наблюдения проще отключить именно такому субъекту. Сами понимаете, в этом случае обвинение касается живого… одним словом, требуются серьёзные доказательства. Но год назад база данных о сотрудниках была утеряна вместе с копиями. Сгорело помещение. Позже экспертиза подтвердила версию о пиле робота уборщика как орудии убийства. Однако записи роботов о событии не сохранились. Первая запись сгорела во время пожара. Вторая запись, как говорится в деле, была утеряна, робот оказался повреждённым при наезде на ограждение. Фактически сгорел. Указана причина – «уборщик не справился с управлением при наезде робота на поребрик». Оштрафован, отправлен на повторное обучение. По последней записи – есть заявление дежурного, что будто бы случайно стёрта ларусами. Буквально примерно так: «Ларусы любопытные как дети, машины любят, вечно руками лезут».

– Хм, отговорка, – раздражённо сказал Грант. И тут же добавил: – Но при отсутствии записей и свидетелей, внушающих доверие суду, опровергнуть её сложно. Уборщик-дежурный ведь в таком случае уже подозреваемый. Кто он, хотя бы определились?

– Во всех трёх случаях это разные люди. Все трое работают здесь с самого основания резервации.

– Четверо… он мог подмениться, – буркнул Грассе.

– Что такое подмениться? – спросил Бле-Зи.

– Выйти не в свою смену, если тебя попросил сменщик, – ответил Лукин. – В жизни разное случается, такой вот способ помочь.

– Скорее всего, так и было, – вздохнул Грассе, – и всё-таки действовал кто-то один. Банда убийц-уборщиков это уже слишком. Значит, и четвёртого нельзя исключать, даже наоборот. Но почему же осталась без внимания первая запись?!

– С самого начала искали виновного ларуса, – нехотя сказал Кинт. Всем было хорошо известно, что Вок начинал заниматься первым расследованием, Шанора принадлежала Воку. И теперь все посмотрели на Кинта. – Первый труп был найден через три дня, ещё две недели решали, нужно ли заниматься расследованием, рассматривался вопрос об уничтожении ларусов вообще, раз налицо их неадекватность. Первого убитого долго считали самоубийцей, потому что у него на счету были уже две попытки. А уборщик просто испугался, что его накажут за недосмотр. Конечно, к этой версии много вопросов, но никто, повторяю, никто не хотел, да и не хочет заниматься ларусами. Однако отец этого первого убитого настаивал на расследовании. Тогда и решили созвать представителей всех трёх планет. Пока решали, как это всё будет, кто главный в расследовании, произошло второе убийство.

– Самоубийца… Ларус запустил пилу, лёг под нож? – сказал Лукин.

– Навыки человека никуда не исчезли, все они в силах управиться с техникой, – ответил Кинт.

– Прямо чёрная дыра какая-то, а не расследование, – вклинился Грант. – Однако пожар и пропавшие записи только подтверждают версию об убийце-уборщике.

– Версию, да. Но доказательств по-прежнему нет.

– Единственные свидетели – ларусы, но они молчат, – сказал Бле-Зи.

Повисла пауза. Стало слышно, как булькает стенной аквариум. Потом Лукин сказал:

– Если они как дети, пусть и олигофрены, то надо выяснить, кто из них старший. И ещё не даёт мне покоя этот Долохов.