– Вот видите… наконец мы и встретились. Здравствуйте, Сергей! – тихо проговорила Илона. – Может быть, останемся, как когда-то, на «ты»?

– Да, конечно. Никаких «выканий». Извини, волнуюсь, поэтому не поздоровался. Здравствуй, Илона!

От моей сдержанности не осталось и следа. И теперь я думал только о том, как бы это явление на экране – Илона – вдруг не исчезло.

– Ещё раз здравствуй, Сергей! Ты прекрасно выглядишь.

– Спасибо за комплимент. Хотя, если поставить нас рядом, мы будем смотреться как старый пень и стройная берёзка. Ты изумительна! Молода, красива. Даже подумалось: а ты ли это?

– Вот уж не думала, что, встретившись, наконец, мы начнём разговор с легкомысленных шуток.

– Но я не шучу…

– Я тоже. Сейчас смотрю на тебя, элегантного, с благородной сединой, а вижу отчаянно смелого сержанта в сапогах и гимнастёрке, отплясывающего со мной чардаш. Прошло столько лет, но ничего не забылось. Помню, как мы убежали от твоего полковника, как болтали на скамейке под акацией и как прощались. Я видела, что ты очень хочешь меня обнять, но была не готова к этому. И попросила тебя сделать это завтра. О чём потом очень жалела. Ну почему мы всё откладывали на завтра? И зачем? Если бы мы знали, что эта встреча будет последней… А может быть, ты об этом догадывался, но скрывал от меня?

Заметив, что я собираюсь что-то произнести, Илона прижала палец к губам.

– Не перебивай меня! Дай выговориться. Тем более я почти знаю, что ты хочешь мне сказать. Дослушай меня, пожалуйста. Когда, простившись, ты ушёл, мама попросила меня рассказать, как мы познакомились. Стало ясно, что скандала не избежать, поэтому я рассказала всё, ничего не утаивая. Удивительно, но обошлось без грозных маминых упрёков, хотя было видно, что она очень огорчена и недовольна. С тех пор, как три года назад, в 1956 году, сражаясь на стороне восставших венгров, мой папа был тяжело ранен, мама стала очень плохо относиться к русским военнослужащим. Но в этот раз она неожиданно посочувствовала мне. «Какой он ещё мальчишка – этот твой Сергей! – вздохнула она. – Жаль мне тебя… Да и его тоже. Ох и настрадаетесь вы оба!»

На следующий день задолго до вечера я уже была на месте нашей встречи, возле скамейки, и стала ждать тебя. Сидела до полуночи, но ты не появился. За мной пришла мама и увела домой. Я проплакала всю ночь и в полдень снова пошла в сквер ждать тебя. Но так и не дождалась. Не появился ты ни на третий день, ни на четвёртый. И тогда, боясь, что ты вот-вот уедешь домой и я тебя больше не увижу, пошла к вашему военному городку, встала к забору возле будки с часовыми и стала высматривать тебя среди солдат, ходивших по городку. Неожиданно ко мне подошли два офицера и стали спрашивать меня, что я здесь делаю. Я им ответила по-венгерски, что не понимаю, о чём они говорят. Офицеры ушли, видимо пожаловавшись на меня в полицию. Потому что вскоре подъехали полицейские и увезли меня в участок. Там долго допрашивали и отпустили домой только тогда, когда я согласилась подписать какой-то документ, который даже не читала. За мной и за мамой установили слежку. Позже я узнала, что меня заподозрили в шпионаже. Дома были обыски, меня часто вызывали в полицейское управление, допрашивали. От всех этих унижений хотелось скрыться, уйти или уехать куда глаза глядят. Но наступал новый день, и я после бессонной ночи опять заглядывала в почтовый ящик или бежала на почту, снова успокаивая себя тем, что сегодня я уж точно получу от тебя письмо… Но ты продолжал молчать. Это молчание и неизвестность лишали меня последних сил. И тогда я решила уйти в монастырь, несмотря на протесты мамы. Но в монашестве мне отказали, сказав, что я слишком молода. Осталась последняя надежда на вашего православного бога. Я зачастила в христианский храм (в своём католическом я бывала регулярно), часами стояла перед образами Иисуса Христа, умоляя его простить меня, католичку, если я его разгневала, но помочь встретиться с тобой. Или получить от тебя хотя бы записку. Но, видимо, мои мольбы не дошли до наших богов. Письма от тебя по-прежнему не было. Я возненавидела почтовый ящик и почтальонов и вскоре уехала в Будапешт, поступив в университет на отделение русского языка и литературы. То, что я теперь изучала, роднило меня с тобой. И у меня, и у тебя были теперь одни и те же писатели и поэты. Я зачитывалась вашими классиками. Многие произведения знала наизусть. Даже стала думать по-русски. Тему для своей диссертации выбрала тоже очень близкую мне – «О влиянии творчества русских писателей-классиков на венгерскую литературу». После её защиты вернулась домой в Секешфехервар, хотя получила официальное предложение работать в Венгерской академии наук.

– Теперь понятно, откуда у тебя такое блестящее знание русского языка, – не сдержавшись, заметил я. – Ни малейшего акцента, феноменально правильное построение фраз, предложений! Абсолютно русские слова, обороты речи… невероятно! Может быть, тебе, иностранке, стоит приехать к нам в Россию, чтобы позаниматься с нашими тупоголовыми правительственными чиновниками, министрами, губернаторами и депутатами. Ведь двух слов связать не могут! Выдают иногда такое, что уши краснеют.

– Посоветуй им, кроме Пушкина, Лермонтова, Толстова, читать ещё и Распутина, Шукшина, поэта Игоря Тюленева.

– Тебе нравится Тюленев? Спасибо! Это наш земляк. Незаурядная личность и такой же большой талант. Кстати, когда что-то пишу, нередко кладу рядом томик рассказов Василия Макаровича Шукшина. И нет-нет да заглядываю в него.

– Ты пишешь? Интересно, что? Рассказы, романы, повести?

– Так… ничего серьёзного. Статьи, очерки. Правда, недавно вышел мой роман «Любовь». Книга понравилась известному сценаристу и режиссёру Виктору Мережко. Он посоветовал взяться за сценарий. Но нет, сценарий – это не моё.

– О чём роман?

– Название соответствует содержанию: он о любви и довольно автобиографичен.

– Ты пошлёшь мне его? На мой электронный адрес. Может быть, прочитав его, я хоть что-то узнаю о твоей личной жизни, которую ты окутал глубокой тайной.

– Совсем нет. Просто, в отличие от твоей насыщенной и интересной жизни, в моей нет ничего радужного. Дважды женат, трое сыновей. Рослые красавцы, не пьют, не курят. Сами стали отцами. Старший, Алексей, как и я, нефтяник, вот-вот будет дедом. Вот, пожалуй, и всё.

– Да… как у вас говорят, не густо. Хорошо, не хочешь говорить о себе – не говори. Но понимаешь… я по-прежнему не знаю, почему ты так и не пришёл на встречу со мной. Не написал ни одного письма. Ты не хочешь рассказать об этом, Серёжа? Или это тоже какая-то тайна?

– Да нет тут никакой тайны, Лена! Просто мои неприятности по сравнению с тем, что пришлось пережить тебе, – так, ничто, мелочь. Но рассказать об этом, конечно, нужно.

И я рассказал Илоне, что произошло со мной после того, как мы расстались. Скрыл только правду о том, как был уничтожен клочок газеты с её адресом, сказав, что его выкрали в дороге вместе с документами. Илона слушала молча, напряжённо глядя на меня. Но когда я стал рассказывать, как, будучи туристом, попал в Секешфехервар и, заблудившись, оказался возле Дома офицеров, не выдержала и закрыла лицо руками.

– Если бы я знала хоть что-то, хоть немного… мне было бы легче пережить всё это. – Илона опустила руки, и я увидел глаза полные слёз. – Извини, Серёжа… – Она убрала слезинки кончиком шарфа. – Господи, какая бессмысленная жестокость! И за что? За то, что двое молодых, встретившись, потянулись друг к другу? Между прочим, мама всегда за тебя заступалась. «Сергей не мог тебя обмануть. Он не такой. Мне кажется, с ним что-то случилось», – говорила она. Я очень хотела, старалась ей верить. Но эта вера слабела с каждым днём. И всё чаще представляла тебя рядом с красивой русской девушкой. Даже видела вас обоих во сне. Это было похоже на пытку. В такие минуты мне казалось, что я переставала тебя любить. Прости меня! Если бы я знала, что с тобой произошло…