Это Славик. Все его так называли, минуя прочие вариации имени мальчишки. Так его звала мама с первой секунды рождения, бабушки, друзья и даже продавщица в магазине у дома. Худосочное чудо с широко раскрытыми глазами и родинкой под левым глазом. «И в чём только душа держится? Дистрофик-то какой» – обычно охали родственницы при виде Славика, когда купленная ему вещица оказывалась на три размера больше, – «Я ж на шесть лет брала эти штаны, а они спадают с него». Но Славик даже радовался слыть дистрофиком, ведь так его мальчишки во дворе никогда не догонят – бежать дистрофикам всегда быстрее и легче.

Сегодня в свои семь лет Славик переживал самое большое и великое событие – переезд. Из труднодоступного района Ново-Ленино стройным караванов из буханок, грузовиков и легковых автомобилей он ехал во что-то новое, неизвестное. Этот переезд случился неожиданно по меркам мальчика. В один из вечеров мама возвращалась по тёмным улицам с работы домой. Всегда приходившая счастливой в тот вечер она вернулась заплаканная и что-то долго, сквозь слёзы, объясняла папе. На следующий вечер она опять пришла в слезах, а потом снова и так повторялось десять вечеров подряд. Приходила мамина подруга – тёть Оля, и Славик помнил, как она успокаивала маму – «Ну, чего ревёшь? Пристал да пристал, огрела его сумкой и пошла дальше. Пьяный насиловать не будет, пока штаны снимет, раз пять упасть успеет». Папа злобно бегал по комнатам, что-то ворчал под нос и наказывал бабушке – ни в коем случае не отпускать Славика гулять одного и никому не выходить из дома по темноте. Потом случилось так, что из дома украли телевизор и шторы, сломали входную дверь. Тогда родители, дождавшись когда Славик выйдет на летние каникулы, почему-то собрали вещи, мебель и, быстро очистив квартиру, устремились в неизвестное для Славика направление. «Иди, попрощайся с ребятами, мы переезжаем» – за сутки до отъезда говорила мама и Славик бежал во двор узнавать у ребят, что такое «переезд». И лучше бы никогда он об этом не знал. Ново-Ленино хоть и было районом на отшибе Иркутска, и добраться туда можно было лишь на хлебоподобном автобусе или машине, но Славику нравилось то хулиганское, не по годам взрослое настроение, что царило в его детском мирке – у мальчишек постарше за сигареты можно было выменять всё, что угодно – от фишек да карточек, до скейтборда без одного колеса, или даже сломанный плеер. Если ты с Ново-Ленино маленькая козявочка, тебя всё равно не тронут – здесь ты свой. Двор – это стая и сила: весёлая, орущая круглые сутки под окнами песни и матерные анекдоты. Казалось Славику, что это интересная жизнь. В школе все делились на группы с первого класса и Славику нравилось примкнуть к крутым ребятам. Он представлял, что скоро вырастет и их компания будет так веселиться в Ново-Ленино, что весь Иркутск от зависти начнёт дрожать. Крутыми называли тех, кого уже в четвёртом классе приводили в милицию и Славик знал, что ещё года четыре и он достигнет таких высот. Зачем ему это было нужно – он и не знал, да только все говорили, что ты крут, когда отца или мать вызывают забрать тебя из отделения. Значит, ты избранный. Теперь Славику было всего этого не видать. Сел он в машину хмурым, как вчерашняя погода, хлопнул дверью так, что папа громко выругался. И, приняв свою участь, покатил Славик в неизвестность. Окружённый подушками и одеялами в душной ниве он ткнул свой нос в тетрис. Ему так было хорошо в Ново-Ленино: лазить по подвалам, бегать на стройки, ходить в кинотеатр «Россия» и вдоль объездной дороги в траве гонять кузнечиков, пока мама не в курсе, что сын опять удрал из двора. А теперь дорога и неизвестность. Как в новый мир и другую жизнь, где ни мальчишек никаких знакомых рядом, ни пацанов постарше, которые могут защитить. Совсем как после детского сада, когда Славика тащили всей семьёй на его первое сентября. Страшно ведь, что стае ты не придёшься по вкусу и крутым не станешь. И родная, косая пятиэтажка… Зачем уезжать? Зачем теперь Славику смотреть в пыльное окно нивы, если от него убегают любимые просторы: помятые ларьки с самой вкусной жвачкой по рублю и ямы размером с ванную, по которым Славик любил прыгать высоко да глубоко. «Переезд – это когда ты уезжаешь с одного места в другое и никогда не возвращаешься» – пугали его друзья во дворе и по-мужски жали на прощание руку. Отдельное государство на отшибе планеты, Ново-Ленино, прощай со своими ржавыми скрипучими качелями и перебитыми горками, прощайте пустыри, поросшие травой, двухэтажные зелёные и коричневые домики и очереди на остановках с утра до вечера.

Вообще за свои семь лет мальчик Слава чётко решил, что все города похожи между собой. И Москва, в которой он никогда не бывал, и Сочи, где он подхватил кишечную палочку в первый день каникул два года назад и ничего кроме комнаты санатория так и не увидел, и родной Иркутск, где ему казалось, что каждый угол города – одно сплошное Ново-Ленино и обойти всё это великолепие можно за пять минут. Да и не видел он того Иркутска толком, ибо нигде, кроме чёртового колеса в «Центральном парке», и не бывал: в цирк его не возили, в «Музей Природы» однажды не доехали – машина заглохла, а для «Ивано-Матрёнинской» детской больницы Славик был сильно здоров. Даже выезжали они семьёй к морю со станции «Иркутск-сортировочная», до которой от дома шли всегда пешком – все свои чемоданы сгрузив на папу и дедушку. А что из окна поезда мальчишка всегда видел? Ничего. Четверо с лишним суток в пути Слава занимался двумя важными делами: ел лапшу быстрого приготовления и играл в тетрис, пока не сядут батарейки. В окно он не смотрел никогда и на долгих остановках засыпал. Что может быть ему интересно в каких-то городах? Ничего. Как и в загадочном Первомайском микрорайоне, куда направлялась семья.

– Славик, убери тетрис и держи корзину. Там чайный сервиз в газеты завёрнут, – просила мама, когда машина уже ехала по Иркутному мосту через реку. А Славик даже и не знал, что у них есть река. И думал он, что Первомайский и Ново-Ленино – это название улиц, и что Байкал – это целый океан, куда не каждому дано попасть, поэтому они там никогда и не были.

За мостом начиналась невиданная, неопознанная детскими глазами жизнь: дома множились и с каждым метром становились выше пяти этажей, что в Ново-Ленино было дефицитной вещью. Большие автобусы, не похожие ни на сантиметром фар на «пазики», обгоняли бедную папину ниву с агрессивным «бип»; огромные ветки деревьев заглядывали в окна с тротуаров, дышали рано желтеющей листвой и вскоре взору большеглазого дитя открылась деревня посреди города: маленькие избушки напоминали бабушкину дачу, – за ними огороды, за огородами опять хрущёвки в пять этажей и на каждой улице виднеется колонка с водой, куда выстраивается целая очередь в километр. А через минуту снова дома, фантастичные кирпичные махины и кинотеатр «Чайка», поржавевшее название которого Славик сразу понял, увидев на козырьке крыши ту самую чайку: в школе с первого урока он полюбил окружающий мир и в птицах на уровне воробей, голубь, альбатрос и чайка что-то да понимал. Славик начал уже заинтересованно глазеть в окно, поднимая голову повыше, чтобы рассмотреть самые верхние этажи, где кипела жизнь. Нет, это уже не «НЛО», как любовно звали Ново-Ленино. Славик норовил открыть окошко и вытянуть голову на улицу, поближе к строительным кранам, – нырнуть любопытством туда, где легко, с одного маху, тяжёлыми бульдозерами разносились деревянные бараки. Но строгое папино – «Вячеслав» усаживало мальчишку на место моментально. Вокруг витал пахучий запах китайских накидок для сидений, папину спину мучил коврик из деревянных бусин, которые Славик любил всегда ковырять от нечего делать. Он прямо-таки в груди чуял, что эта поездка начинает источать новый, сладкий запах приключений, неведанных открытий, поэтому тетрис, как и чайный сервис, были напрочь мальчишкой забыты. Когда показалась улица, уходящая вдаль как взлётная полоса аэродрома, Славик уже не удивлялся реке по левую сторону и железной дороге по правую, – с важным видом он пропускал мимо себя эти виды. Плавали, знаем. И берег правый Ангары был так сейчас затянут зеленью, что Славику показалось – города там уже и нет: тайга, джунгли, поля и, конечно же, огороды. Ведь везде, где есть лес, там должны быть грядки с огурцами и заросли картошки. Но Иркутск поджидал путешественника ещё впереди. Славик смотрел из-за плеча папы на серые брежневки, натыканные как палки в муравейник, хаотично и беспорядочно, и издалека они казались ребёнку достижением верхотуры. Их точно с неба когда-то скинули на горы и отсюда стал разрастаться Иркутск во все стороны. Славик с недавних пор учился дружить со своей фантазией, поэтому быстро придумал сборищу девятиэтажек название – корона.