Полгода прошло после переезда и Славик пережил свою первую в жизни драму: рекламный щит у въезда в микрорайон сменили на рекламу нового ночного клуба. Славика это потрясло до боли, когда, отправившись с родителями до рынка, он вдруг не увидел большие голубые глаза девочки. Любы больше нет. За что? В тот месяц мальчик в глазах родителей и новых друзей совсем другим стал: плохо ел, рано ложился спать, гулял молча и вяло. Если это чувство, привязанности и восторга снова предадут, бросят и оставят, то зачем же нужна любовь, веселье? Зачем красота, если она быстро исчезает? Зачем Славику забавы, если возможность встретить её, ту самую девочку, больше и не будет? Призрачное счастье, пускай не настоящее, его покинуло. И в девяносто девятый год Славик входил с первым в своей жизни чувством одиночества.

Первые годы жизни в Первомайском родители Славику строго велели не гулять дальше их дома. Причина была веская. Случилось это под празднование начала двадцать первого века – десятого декабря. Поздно вечером двор огорошил вой милицейских машин. Затихли вдруг и все жители прилипли к окнам. С десяток сотрудников в форме разбежались по подъездам и повсюду затопали по лестницам ноги. Мама забеспокоилась, прислушиваясь к входной двери. «В каждую квартиру заходят» – тихо говорил папа, похрустывая квашеной капустой, а Славик моргал глазёнками и ничего не понимал. Постучались и в их квартиру, что-то спросили два раза и быстро ушли, Славик только одно услышал – «Вы до утра из дома не выходите, окна и двери не открывайте, пожалуйста». Мама заохала и, кажется, даже заплакала. На следующий день одноклассники рассказали, что между Первомайским и Университетским стрельба была, троих убили и потом перестрелка во дворах продолжалась, ранили старшеклассника из их школы. Славик потом всю неделю сидел в коридоре и тихонько всматривался в проходивших мимо старшеклассников, – они не шумели, совсем не говорили и цветом лица сливались с бледно-зелёными стенами. Учителя тревожно ходили по очереди к директору. Мама потом после работы долго сокрушалась:

– Переехали, называется, на свою голову. Выйти из дома нельзя. Очуметь можно.

Славик-то и не помнит, а вот только был уже случай: ему всего сутки от рождения, папка мамку везёт из роддома. Славик тихонько сопел под пуховым синим одеялом, мама своим новорожденным чудом налюбоваться не могла, а за окном сыпал белый, тёплый снег.

Вдруг машину остановил парень в милицейской фуражке.

– Гражданин, объезжайте другим путём, дорога перекрыта, – кивнул он папе.

– Куда же я объеду, если вон, дом наш, угловой, – папа поправил бобровую меховую шапку больше своей головы.

– Гражданин, объезжайте говорю. Ведутся оперативные мероприятия по задержанию серийного преступника, – зевнул милиционер, – вам же безопасней будет.

– Какой безопасней? Вон же, люди в квартирах сидят и ничего. Я жену с ребёнком из роддома везу. Куда я с ними сейчас?

– Да мне-то почём знать? – воскликнул паренёк, держа автомат на боку, поверх бледно-синей телогрейки. Задачей было никого не пропускать, а разъяснительные беседы для его молодости и неопытности были вещью неприятной. – Сказано же, проезд запрещён. Работе меша…

Вдруг послышался выстрел неподалёку, за ним свист и папе пришлось, не думая и не глядя, быстро разворачиваться обратно и мчать по встречной. К матери, в район авиазавода. Там-то уж точно, оборонное предприятие – безопасно.

А теперь папа ходил по кухне и всё время на мамины охи только кивал.

– Что делать-то предлагаешь, Юль? Обратно, в Ново-Ленино?

Мама долго молчала, припоминая, что в криминальных сводках любой район Иркутска за последние десять лет уже успел побывать.

– К маме твоей, – пожала, наконец, она плечами.

– Да? – папа печально усмехнулся, – утром шприцы по подъезду собирать и закладки в почтовом ящике находить? Э, нет, Юляш, при нынешнем времени если и переезжать, то только на Луну.

Из разговоров родителей Славик мимоходом понимал, что живут они во времена опасные, страшные и катятся в какую-то бездну. Боялся он ослушаться и покинуть родной двор. Но недавно Петя как-то убедил родителей Славика, что они только до его дома дойдут и сразу домой. Мама у Петьки была учителем физики, поэтому с ним любых мальчишек отпускали, куда угодно. Поэтому тайком каждый выходной день бегали друзья по микрорайону как беспризорники. Неприкаянные души.

И вот случились каникулы осенние. Свобода, воздух, спать ложиться рано не обязательно. А во рту вкус редких, несбывшихся желаний – чипсы и сладкая газировка. Денег на руках мальчишек было катастрофически мало: в копилке Славика звенели пару монет и смятые десять рублей, которые он берёг для величайшей покупки, которую ещё не придумал; Серго подворовывал у своих родителей по карманам и собрал небольшой, размером с кулачок, мешочек мелочи; а Петька, как самый бережливый в компании, имел только рубль – на жвачку, остальное у Петра в семье имела мама, ещё иногда и дядь Лёша. На желаемые вкусности жизни мальчишкам не хватало и решили они, глядя на красно-синюю палатку в полоску, торгующую овощами у дороги, податься в бизнесмены. Все мальчишки вокруг мечтают быть бандитами, рейнджерами, джедаями, а они будут бизнесменами – решили трое друзей из третьего «Б». Собрали,что могли в своих комнатах, а могли они не столь многое: кучка игрушек и то, что неправильно лежит в родительской спальной. Встретились потом в незнакомом дворе у голубятни и решили торговать там. Петька расстелил клеёнку с кухонного стола, Славик, подражая матери, раскладывал заботливо товар, выставляя наперёд новёхонькие пожарные машины и большие грузовики.

– Шо ты тулиш его туда. Вот ту ставь, она лучше, – подбоченившись командовал всем этим процессом звонко Серго.

Торговать в ноябре оказалось не лучшей затеей: сначала был снег и никого из людей не оказалось на улице, потом гоняли незнакомых мальчишек от своего ассортимента, которые норовили урвать что-нибудь за так. Стало понятно друзьям – заветных чипсов им не видать.

– А как же сладенько пэпси шипит-то во рту, вы помните? – подливал масла в огонь Славик и, наклонив голову на бок, вздыхал. Пацанята сидели на асфальте, грустно толкая веточками от берёзы песчинки пыли в одну кучку. Они быстро забыли про своё барахло, завёрнутое в наволочку, но мечты и грёзы о чипсах как специально уходить не торопились. Вдруг Славик вскочил и с криками – «Я понял!», пулей полетел к мусорке. Вспомнил он новоленинский рынок под окнами дома и жирные буквы, ручкой прорисованные на потёртой картонке – РАСПРОДАЖА. Десять сакральных букв, которые, как он чувствовал, были вечным двигателем торговли – мама постоянно подходила к такой картонке, вставала в очередь к таким же взрослым как она и всегда что-то да приносила оттуда. Карамба! Точно! С весёлой улыбкой Славик копошился в куче мусора и с пыхтением отдирал от коробки «Сони» прямоугольный кусочек. Там же он нашёл кусочек уголька, от некогда горевшей тумбочки, и, пачкая руки, вывел заветное слово, которое впитывал с рождения с молочной смесью. К пацанам он бежал победителем, королём, размахивая на всю дорогу «распрадажей». На языке Славика миражами уже ощущался вкус тоненькой картофельной пластинки с запахом ветчины.

Торговля попёрла. Да так, что через три проданных машинки из киндер сюрприза, Петя и Серёга прямо за руки тянули потенциального покупателя к своему товару. Но на трёх машинках дело их так и встало.

– Я понял! – вдруг вскочил Серго и быстро собрал вещи в куль, – ну кто нас тут у будки увидит? К магазину пошли!

Из пустого дворика, через улицу Вампилова, меж стройного ряда голых деревьев таща свой скарб втроём по асфальту, толпучка предпринимателей устремилась к новенькому магазину, где во всё стекло висел плакат девушки, которая держала в руках заветные лакомства. Тогда Славик впервые узнал, что такое стимул. Ему со страшной силой захотелось продать всё, что у них было и даже оказался готов продать сверху новую дутую куртку, но пацаны заверили Славика, что их игрушек и так хватит на целое состояние. Петя картавил, поэтому его поставили охранять товар и держать заработанное в карманах. Серго зазывал с одного края магазина, Славик бегал вокруг.