На другой день жандармы привозили Аню обратно, чтобы она отдала им передатчик, а потом увезли назад, в Кольн. Что с ней — неизвестно. Некоторые говорят, что, когда фронт приблизился, ее расстреляли. Майора Виктора подлечили, и он попал в концлагерь. Майор Владимир через две недели после перехода фронта ушел с советскими войсками».

Подобных правдивых описаний, хотя уже и овеянных легендой (взять хотя бы майорские звания), было много. Анализировать и проверять надо было каждый факт. Долгое время никто не мог дать тех абсолютно достоверных деталей, которые стали бы критерием правды. Среди двадцати снимков времен войны никто не мог опознать на фото девушку, о которой шла речь.

Никто, до самого приезда в Варшаву бывшего партизана из подразделения Армии Людовой, которым командовал Игнаций Седлих по кличке «Черный».

Невысокий, еще молодой человек только взглянул на фотографии, взял в руки снимок Ани Морозовой и сказал:

— Аня… Только тогда она была худая и измученная. Перед тем как соединиться с нами, они долго голодали. В отряде нас было шестнадцать, а их — восемь, под руководством капитана Алексея Черных. Было это перед самым Новым годом. Потом мы двинулись в сторону Пшасныша. Шли, конечное дело, ночью, на день встали на отдых. Место казалось безопасным: усадьба метрах в трехстах за Новой Весью. Разбудили нас выстрелы…

Я записывал драматический рассказ, стараясь выспросить как можно больше подробностей, имен, названий… Через несколько дней у меня получилась карта военных действий, и я почувствовал себя удовлетворенным — ориентиры совпадали, направления согласовывались, а заросшие травой руины усадьбы Бжезиньского не могли обмануть.

— Здесь, пане, в начале сорок пятого немцы захватили партизан.

— А жив кто-нибудь из тех, кто тогда уцелел? — спросил я с бьющимся сердцем.

— Разъехались по Польше, кто их там знает куда… Но вроде бы один здесь бывает. Завлоцкий…

Должен честно признаться, что несколько дней я тянул, все откладывая свидание с бывшим партизаном Тадеушем Завлоцким, боясь, что вдруг он не узнает Морозову на фото или расскажет что-нибудь совсем не похожее на то, что я уже слышал.

Но он узнал. И в рассказе его основные факты были те же самые, а подробности — другие. И не удивительно, ведь случилось это много лет назад. Даже рассказы о том, что произошло вчера, отличаются друг от друга в зависимости от степени заинтересованности, памяти, наблюдательности и воображения рассказчиков.

Описывая смерть Ани Морозовой, я старался создать образ как можно более правдивый. Горчаков, прекрасно знающий жизнь десантников, подробности партизанского быта, выправил и дополнил мой рассказ, еще более приблизив его к правде. Но естественно, оба мы не знаем, да и никто другой не узнает, о чем думала девушка, лежа в снегу, среди кочек замерзшего болота, когда, расстреляв всю обойму, она вырвала кольцо гранаты.

Гранаты, которая принесла ей смерть.

Ночью на поле боя вернулись два партизана из отряда поручика Седлиха. Они нашли тело «Трубочиста» — Станислава Станишевского, утонувшего во время форсирования Вкры под Новой Весью. Нашли Аню, фамилии которой они не знали. Обоих похоронили в лесу.

После освобождения, которое наступило вскоре, они перенесли прах этих двоих и еще четверых советских разведчиков и партизан на сквер в самой середине деревни Сементково.

Через несколько лет после войны, когда приводили в порядок солдатские и партизанские могилы, прах всех шестерых с почестями перевезли на прекрасное старое кладбище в деревне Градзаново Серпцкого повята. Их похоронили под высокими березами, в первой справа могиле, у главного входа.

В 1960 году мы об этом узнали, и на каменной плите были вырублены имя и фамилия радистки.

Имя Ани Морозовой получила и начальная школа Градзанова, давшая слово хранить память героини. Когда в мае 65-го, в двадцатую годовщину победы, Анна Афанасьевна Морозова получила звание Героя Советского Союза, плакали от счастья не только ее сестры и мать, но и дети Градзановской школы. 7 июня Государственный Совет ПНР наградил Аню Морозову Крестом Грюнвальда.

Казалось бы, тут и конец нашей совместной писательской работе, но получилось иначе. Овидий Горчаков, неутомимо исследуя архивы, обнаружил документы, а потом и людей, которые добавили новые страницы биографии героической комсомолки. Оказалось» что Аня Морозова уже 27 июля 44-го года была заброшена с группой разведчиков капитана Крылатых и пять долгих, как годы, месяцев работала в адски трудном районе Крулевца и Тылжи под боком у «Вольфшанце», или главной ставки Гитлера. Те пять месяцев, ставшие канвой книжки Горчакова «Лебединая песня», заставили нас еще раз изменить понятие о силе героизма этой девушки, еще во много раз увеличили число ее военных заслуг перед Советским Союзом и Польшей.

* * *

Сразу же после издания книги в Польше и СССР мы начали думать о сценарии и о создании фильма. Во время моих многочисленных визитов в Москву мы обсуждали канву повествования, обсуждали характеры героев. Потом появились новые союзники и соавторы расе саза о героях Сещи — Людмила Касаткина, актриса, великолепно понявшая образ Ани, и талантливый, энергичный режиссер Сергей Колосов, создатель первого советского многосерийного телевизионного фильма. В 1965 году фильм посмотрели миллионы телезрителей в Советском Союзе, Польше, Чехословакии, а потом и во многих других социалистических и капиталистических странах.

Телевизионный, а в особенности многосерийный телевизионный фильм поднимает на совершенно новую ступень средства художественного воздействия. Делает их в тысячи раз более массовыми, создает невозможный до сих пор накал эмоций. Благодаря телевизионным сериям в течение недели или месяца в одно и то же время огромное число людей подвергаются воздействию обаяния героев, видят и оценивают по достоинству эти живые примеры высокой морали и мужества.

Стоит ли говорить, как важно это для братских социалистических стран, для идейного единства наших народов?

Мы много пишем о дружбе, рожденной во фронтовых окопах и партизанских лесах, во время совместной борьбы с фашизмом за свободу и человеческое достоинство. О пролитой крови, которая цементирует эту дружбу.

Благодаря фильму, созданному по книге, каждый гражданин наших стран не только поймет, но и почувствует сердцем, если мы скажем: это кровь Яна Маньковского и Ани Морозовой.

В этом не наша авторская, или актерская, или режиссерская заслуга, а лишь свидетельство могущества искусства и возможностей современных массовых средств информации. С помощью доступного нам художественного умения мы только воссоздали героические дела подпольщиков Сещи и группы советских десантников-разведчиков в северной Польше.

Анна и Ян своей короткой, но бурной жизнью, своей трудной, но славной смертью служили героическому делу наших народов. Они погибли, но не умерли, и по сей день они продолжают служить тому же самому делу. Когда встречаются парень и девушка из Советского Союза и Польши, судьбы погибших героев помогают им понять друг друга.

Стоит только сказать:

— Хочу быть, как Анна.

— Хочу быть, как Ян.

Януш Пшимановский

НА ПОДСТУПАХ К ФИЛЬМУ

«ВЫЗЫВАЕМ ОГОНЬ НА СЕБЯ»

Как весьма удачно заметил один из критиков, анализируя историю первого советского многосерийного телевизионного фильма «Вызываем огонь на себя», — «вначале было слово». Критик имел в виду повесть, по которой был поставлен фильм, а ведь если копнуть еще глубже, в предысторию фильма, то в самом начале были, конечно, дело и слово героев фильма — подпольщиков и партизан.

Впервые о Сещинском аэродроме я услышал еще летом грозного сорок первого года, когда вместе с другими московскими комсомольцами-добровольцами рыл противотанковые рвы и эскарпы в полях где-то между Рославлем и Сещей, недалеко от Десны. Не знаю, надолго ли задержали наши рвы Гудериана, но бежать от этих танков нам, безоружным землекопам, пришлось сразу же после того, как они ворвались в Рославль и Сещу.