Подготовительная работа закончена. Теперь надо «решать» картину. Выражение лица (или лиц), расположение героев, происходящее на полотне действие.

Сперва, вспоминая фотографию смотра Чапаевской дивизии, Мазитов нарисовал мальчика — башкира или татарина, подчеркнул узкий разрез глаз, широкие скулы. Но от такого варианта скоро отказался — портрет становился слишком «местным», терял обобщенность, типизированность. Затем лицо Володи подверглось другим изменениям — художник «исправил» черты лица, сделал его чуть ли не классически красивым.

От этого отказался по тем же причинам. Попытался подчеркнуть усталость, худобу — трудная ведь жизнь была у мальчишки! — и снова сел за мольберт. Не в этом, не только в этом смысл образа. И вот, наконец, последний, канонический вариант: поднятые брови, крепко сведенные губы, тревожные вдумчивые глаза.

Поиски композиции. Барабанщик на фоне знамени. На фоне тачанки. Верхом на коне. Все это маловыразительно: остается лишь лихость, упоение боем, не видно самого человека, не видно человеческой судьбы. Создается впечатление надуманности, искусственности, неестественности.

Еще попытка: барабанщик идет впереди бойцов. И опять неудача: маленькая фигурка терялась среди народной массы. Пропадало основное — глаза, взгляд, над которым он столько бился. Взгляд глаз, которые видели реки крови, поняли цену жизни и правды. Недетский взгляд на детском лице.

Написать так, чтобы он, окруженный другими людьми, все же был в центре их внимания? У Мазитова уже был такой опыт в полотне, героем которого он сделал Павла Корчагина. Корчагин сидел у костра, читал вслух. Остальные прислушивались. Уже в эскизе вещь держалась плохо: получалось, что художник не просто показывал своего героя, но тыкал в него пальцем: смотри сюда! Мазитов переделал композицию, написал Корчагина у костра одного.

В сущности, и барабанщик остался на холсте один.

Все остальные — вдалеке, неясно, полунамеком. Зритель понимает, что он с полком, но бойцов не видит. Это дает ему возможность всмотреться в мальчика, понять его. Художник отделяет главное от второстепенного и показывает зрителю лишь главное.

Таким же социальным и философским осмыслением действительности стремился сделать Мазитов и то полотно, над которым работал, когда я была у него в мастерской. Оно должно было называться «Сигнальщик» и рассказывать о Волжской флотилии. У Мазитова собраны чуть ли не все книги, в которых говорится об этой флотилии, пересняты десятки фотодокументов. Он узнает каждое лицо на фотографиях, может долго, пространно рассказывать о каждом. Изучил все относящиеся к флотилии материалы Центрального музея Вооруженных Сил, партийного архива в Казани, нашел в Казани школу, организовавшую школьный музей, посвященный истории Волжской флотилии.

«Побольше бы таких школьных музеев, — говорит Амир. — И не только потому, что подчас там найдешь материалы, которых в других местах нет. Они важны для воспитания учеников. В одном из объявлений, призывающих добровольцев во флотилию, я прочел: «Кандидаты должны быть честными, принципиальными. Не имеющих таких качеств просят не беспокоить». Мне кажется, что такая формулировка, пришедшая из тех легендарных лет, может значить для школьника больше, чем десятки нравоучений и лекций».

В мастерской разбросаны вещи юнги-сигнальщика: ботинки, бескозырка. «Да, опять все начинаю с азов, как в «Барабанщике». Уж очень я убежден: если хочешь воспроизвести дух эпохи, «сочинять» надо лишь героев. Предметы, которые их окружают, должны быть подлинными, историческими».

К «азам» относятся и этюды-наброски ботинок, рук, эскизы композиции. А к стене прислонен большой — в размер будущей композиции — рисунок, графическая основа будущего полотна. Подросток в матросской рубахе, с флажком. Его глаза прикованы к одной, невидимой зрителю, точке: там — опасность. Но он не покинет своего поста, как бы ни было страшно. Даже если ему будет угрожать смерть.

Юные герои гражданской войны с недетской судьбой и зрелым мужеством. Они навсегда вошли в творчество и в сердце художника, стали его героями, его судьбой. Потому что судьба художника всегда неразрывна с судьбой его героев.

Ярославль — город русской боевой славы. Ярославль — город революционных традиций. Ярославский художник Амир Мазитов не забывает об этом: в своих полотнах он не только воссоздает историю, но и стремится к изучению становления и развития характера советского человека.

Ольга Воронова

ЯРОСЛАВ СМЕЛЯКОВ

Может, это покажется странным, но я перед лицом совсем юного читателя, подростка, испытываю не только радость, но и тревогу: заденут ли его, будут ли ему близки стихотворения, написанные человеком уже далеко не молодым и внутренне обращенные к сверстникам, родившимся еще накануне Октябрьской революции?

Я нисколько не сомневаюсь, что теперешним молодым людям главные идеи и герои моего поколения так же близки и дороги, как и нам, отцам. Меня беспокоит не это, а то, удалось ли мне живыми и сильными строками выразить и показать основную суть времени.

Надеюсь, что моя тревога напрасна и что нынешняя встреча с подростками будет взаимно интересной и полезной.

Ярослав Смеляков

МОЛОДЫЕ ЛЮДИ

(Комсомольская поэма)

Посвящается 50-летию ВЛКСМ

Главы из поэмы

ЛЕТОПИСЕЦ ПИМЕН

С тогдашним временем взаимен,

разя бумагу наповал,

я в общежитии, как Пимен,

твою Историю писал.

И эти смятые скрижали,

сказанья тех ушедших дней,

пока до времени лежали

в спецовке старенькой моей.

И вот сейчас, в начале мая,

не позабыв свою любовь,

я их оттуда вынимаю

и перелистываю вновь.

Я и тогда в каморке душной,

перо сжимая тяжело,

писал никак не равнодушно

своей страны добро и зло.

И сам на утреннем помосте,

с руки на вытерев чернил,

под гул гудков с веселой злостью

добротно стены становил.

Я юность прожил в комсомоле

средь непреклонной прямоты.

Мы всюду шли по доброй воле,

но без особой доброты.

Мы жили все, как было надо,

как ждали русские края.