— Все равно ты воспользовался ситуацией, — упрямо возразила я, на всякий случай сворачивая со скользкого обсуждения оргий прошлых и будущих.
— А как же иначе? — кошак сверкнул бесящей самодовольной ухмылкой. — Такой шанс редко выпадает, один на миллион, можно сказать. Нельзя не воспользоваться, в противном случае богиня удачи отвернется от тебя и больше ничего по-настоящему стоящего не подкинет. А уж когда ты в порыве страсти… ладно, немного пьяной страсти, но все-таки… предложила нам обоим стать твоими мужьями, я понял, что… что это судьба. Ты будешь моей, будешь нашей, поскольку приняла Юлиана более чем благосклонно, и пусть весь мир катится к темным богам. И я укусил тебя. В отличие от вас, я не настолько много выпил, чтобы не понимать, что утром ты либо ничего не вспомнишь, либо уйдешь в несознанку.
— Да уж, редкостная удача — свести нас с Юлианом.
— Почти и не сводил, между прочим. Я позвал Юлиана на императорский бал, пообещал познакомить кое с кем. Помнишь, я подошел к тебе в первый раз?
Я угрюмо кивнула.
— Ты меня отшила. Я нашел Юлиана и повел его к тебе и, не поверишь, он заметил тебя прежде, чем указал я. Застыл столбом и восторженно таращился на тебя, словно в дурацком сентиментальном романе. Говорю, вот она, наша богиня, но, по-моему, он меня даже не услышал. Мигом забыл обо мне и, как отмер, сразу прямиком к тебе направился. Ну разве это не судьба? — и, отпустив мою руку, Эрин протянул длань к моему же животу, погладил его через тонкую ткань блузки.
Я пихнула чересчур активного локтем и кошак охнул и, отстранившись, схватился за бок.
— Ой, прости, пожалуйста! — испугалась я. Нехорошо бить покалеченных, нехорошо! А вдруг я ему хуже сделаю, вдруг от моего тычка у него рана какая откроется?! — Я не хотела, правда, не хотела. Тебе больно?
— Ничего, только ребра немного болят, а так порядок, — Эрин мягко, но непреклонно отодвинул мою руку, потянувшуюся было к нему с целью убедиться, что все действительно в порядке. — Через пару-тройку денечков буду как новенький.
И что дальше?
Пожалуй, в свете последних событий этот вопрос занимал меня сильнее обычного.
Дверь приоткрылась, и в палату заглянул Юлиан. Обозрел нас настороженно и подошел к кровати.
— Все хорошо, все живы? — уточнил, глядя с опасением закономерным то на меня, то на помятого приятеля.
— Пока да, — ответила я и встала. — Только Эрин почему-то опять мой живот лапает.
— Я всего лишь проверяю, — отозвался кошак.
— Что проверяешь? — и как-то сразу в воздухе начал витать дух очередной подлянки.
— Ничего, — обезоруживающе улыбнулся Эрин.
— Кстати, откуда здесь столько… всего? — обвела я рукой маленькое отделение цветочной и фруктовой лавки.
— Не обращай внимания, это поклонницы Эрина, — заявил маг.
— Поклонницы? — опешила я.
Нет, объективно говоря, ро… то есть внешность у кошака вполне себе привлекательная, и если бы не недостаток роста, который не был бы так заметен, будь я миниатюрной куколкой, то он бы был очень даже ничего и на мой вкус. Но представить орду поклонниц, млеющих при виде Эрина и заваливших больничную палату цветами и апельсинами?!
— Действительно, не обращай внимания, Лисонька, — повторил Эрин и попытался заново поймать мою руку. — До конца дней своих я буду верен лишь тебе, моя единственная и любимая, сексуальная и желанная…
— Поклонницы приходят и уходят, а жена остается, — поддакнул Юлиан.
Руку я не дала, спрятавшись за спину Юлиана, но и убивать этого угодника дамского не стала. Нельзя ведь бить болезных, нельзя…
Зря, как оказалось.
* * *
— Я тебя убью! Вас обоих! Медленно, мучительно и…
Вместо окончания фразы вырвался невольный вскрик. Пес подери, что ж так больно-то?!
— Потерпи, Лисонька, боль в таких случаях неизбежна, — принялся увещевать кошак, в силу гендерной принадлежности не имеющий никакого представления о родовых муках. — Даже мы, двуликие, ничего не можем с ней поделать.
— Осталось немного, мы почти приехали, — добавил Юлиан, бледный и то и дело встревоженно поглядывающий на нас через зеркало заднего вида.
Вот возьму и рожу на полпути да среди сугробов талых, будут знать, как обманывать честных кицунэ!
— Убью! — прошипела я и сильнее стиснула руку Эрина.
Эрин страдальчески поморщился, но стерпел. Зато Юлиан бросил на нас очередной обеспокоенный взгляд и сбледнул основательнее, став белее остатков снега, мелькающих за окном машины. Даром что снег по нынешнему сезону давно уже не белый.
— Лисси, ты ему руку сломаешь, — неуверенно заметил мой гад-супружник за номером один.
— Ничего страшного, пусть ломает, если ей так легче будет, — проявил чудеса щедрости гад под номером два.
— Да я ему лучше шею сверну! Загрызу! Слышишь, ты, коврик линялый, переноска для блох?!
— Я тоже тебя люблю, — нежно улыбнулась эта… сволочь мохнатая.
А начиналось все вполне невинно. Убедившись, что благое дело революции завершилось полной и безоговорочной победой угнетенного, но успешно восставшего народа, то есть нас, и что все союзники живы, здоровы и обошлись малой кровью, Нордан заявил, что не желает и лишнего дня проводить в городе и в стране, где его любимая женщина и ребенок подверглись стольким опасностям. Переезд был немного поспешным, очень суетливым и крайне нервным, зато все стороны сошлись на том, что перебираться можно и нужно в Гаалию. Мне выбор сей был даже предпочтительнее, поскольку в Гаалии я могла спокойно отправиться к родителям и брату, которых давно не видела, и не обременять Шель заботами о моем размещении в ее новом доме. Да и, подозреваю, ледышка такому соседству точно не обрадовался бы. Дрэйк тоже, пусть, в отличие от собрата, и не стал бы высказывать свое недовольство вслух. Тайя, несмотря на наши с Шель уговоры, осталась в Эллоране, волчица хотела выждать чуть и поехать в Феоссию, где жила ее стая.
Эрин и впрямь выписался из больницы буквально через три дня. Еще раз попросил прощения за все сотворенное, клятвенно заверил, что никаких других женщин в его жизни нет и не будет, лишь я и наши дочери, если родятся. В присутствии Нордана кошак ко мне не приближался и вообще благоразумно держался подальше от логова, Шель и ее беспокойных мужчин. Тем не менее, в перерывах между сборами мы встречались, проводили время втроем — разумеется, исключительно культурно, почти целомудренно, как положено людям и нелюдям, только-только начавшим отношения. Накануне отъезда Эрин все же предложил тряхнуть стариной… тьфу, повторить нашу оргию, правда, с меньшим количеством алкоголя и так, чтобы поутру все участники помнили, что было ночью. Юлиан собирался на родину и приятель с ним — если Эрина ничего не держало ни в империи, ни где бы то ни было еще, то у мага в Афаллии остались родители и работа, бросить которые вот так запросто он не мог, да и не хотел. Ненаглядные мои обещали приехать ко мне через пару недель, когда Юлиан уладит все дела, познакомиться с моей семьей и уже тогда окончательно все между нами решить.
Думала я недолго. Почему бы и нет, раз мы расстаемся на какое-то время?
Секс втроем был, да.
И я все прекрасно запомнила.
А вот спиртных напитков не было.
И дикой необузданной страсти первой ночи тоже.
Наоборот, мальчики были нежны и осторожны до умопомрачения, и до традиционных представлений, вкладываемых в понятие оргия, нам было ой как далеко. Тогда я не сообразила, в честь чего разительные эти перемены — я-то помнила, какими могут быть Юлиан и Эрин по отдельности в постели… или на заднем сиденье машины… и ожидала этакого приятно волнующего контраста, — зато сейчас осознала ясно.
Точно прибью. Обоих.
Рожу и прибью.
Папаш, не деток, разумеется.
Ну а что? Приезжаю я в дом родной в полной уверенности, что ждут меня объятия, слезы радости и вопросы, как я, как жила эти годы и как родные по мне, дочери блудной, скучали, а вместо любящих объятий мамулечка моя властным жестом остановила бросившихся было ко мне папу Роберта и Кайла. Сама обошла меня кругом раз-другой, присмотрелась, принюхалась, живот пощупала и поинтересовалась, кто автор брачной метки, даритель кольца на безымянном пальце левой руки и зачинатель новой жизни. В первую минуту я вообще не могла взять в толк, о чем мама говорит.
