Литмир - Электронная Библиотека

Но этого нам никогда не узнать. Вот мы и делаемся сентиментальными. А какими чудными вы были, особенно вы, Керсти, Хельга, Анне, Мильви и другие… Постороннему эти имена, конечно, ничего не говорят. Простите нам с Энно это маленькое отступление.

— НЕОХОТА ПИСАТЬ, — сказал вдруг Энно. — Не поймешь, кто чего хочет. Одному подавай Маресьевых, другому — молодых лоботрясов. Довольно шутить. Все равно скоро пойду в армию.

— Ты?

— Да, я пойду. Вот там из меня сделают человека. Знаешь, Лаури, я думаю, что для таких людей, как я, маленькая нивелировка не помешает. А армия по своей сущности — нивелировка, этого никто не скрывает… Я вот ношу сейчас ярко-зеленую рубашку и болтаю чепуху, а там у меня будет форма и я буду говорить «слушаюсь!». Так-то…

— Так ты же никуда не пойдешь, — усмехнулся я. — У тебя ведь очки минус пять.

— Да, верно, — тут же согласился Энно. Он всегда был таким. Никогда не поймешь, говорит он правду или фантазирует.

Он опять вышел, а я стал рассматривать его наброски. Затем он вернулся и спросил:

— Послушай, а ты один в Пярну?

— Нет.

— С Малле? Так перебирайтесь ко мне. Я всегда за аморалку.

Я почувствовал, что краснею. Я не знал, как ему объяснить, и я сам не мог разобраться в этой истории.

— Знаешь… и да и нет… Я с Малле и не с ней.

— Как так?

Энно стал серьезным. Он положил руки на стол и уставился на меня. Он не любил такие вещи, я очень хорошо это знал.

Но делать было нечего. Я рассказал ему всю историю. Как мы с Малле должны были поехать сюда, как я проспал, как познакомился в автобусе с Рэзи и вечером пригласил ее в ресторан.

Энно слушал и глядел на меня, не отрываясь. Затем он снял очки и начал протирать их носовым платком. В комнате жужжали мухи. Энно надел очки и спросил:

— Чего ты хочешь от этой Рези? Уж не?.. — произнес он довольно непристойное слово. Когда Энно начинал сердиться, он всегда говорил резкости.

— Перестань, — сказал я. — Я ничего не знаю. Все это так случилось, и теперь я окончательно завяз.

— Малле здесь или нет?

— Я не знаю.

— Когда ты узнаешь?

— Я думаю, завтра утром.

Энно отхлебнул вина и махнул рукой.

— Меня ты тоже приглашаешь в ресторан?

— Да.

— Я рад. — Он усмехнулся. — Я не судья. Поступай, как знаешь. Во сколько мы должны там быть?

— В половине восьмого.

— У нас еще полтора часа. Какие у тебя новости?

— Кажется, никаких.

— В университет не собираешься?

— Нет. Думаю, на будущий год.

— На физику?

— Попытаюсь.

— Пытаться нельзя. Попытка наказуется законом, — загадочно произнес Энно. — Разве не так?

— Пожалуй.

Я оперся о спинку стула и стал расспрашивать, какие новости у него. Энно рассказал, что ездил на практику и показал несколько картин. В общем они мне понравились, за исключением одной. Мы заспорили и продолжали спорить уже о другом.

МЫ ГОВОРИЛИ О ТОМ, есть ли смысл в самодеятельном искусстве. Я сказал, что искусство должно быть полноценным, если уж оно вообще существует. А второму сорту здесь не место. Энно спросил, неужели я в самом деле считаю, что искусство создают единицы. Я пожал плечами.

— Хотя бы. Но конечно, все его воспринимают.

— Ерунда, — сказал он с видом победителя. — В будущем искусства не будет. Заметь, искусство станет повседневной вещью и его уже не будут выставлять. Искусство растворится в предметах быта и так далее. Куда ни посмотришь, везде — искусство.

Я спросил, не шутит ли он. Он потряс головой и сказал, что и ему самому это не очень нравится, но об этом можно поспорить.

— Искусство должно оставаться на воскресенье, — сказал я. — Ведь нужно и разнообразие, а если все станет искусством, то для разнообразия может потребоваться неискусство.

Энно усмехнулся и сказал, что все это, конечно, звучит красиво, но не убедительно. Я задумался. Энно спросил:

— А если у тебя на душе именно то неповторимое, интересное, чего нет ни у кого другого?

— Но ты художник и…

— Предположим, что нет. Но я знаю, что у меня на сердце именно это неповторимое.

— Ты, конечно, сейчас же постараешься это выложить.

— Может быть.

— Кроме того, — продолжал я, — если ты не художник, то не сумеешь это так хорошо… ну, передать. В конце концов получится что-нибудь обыкновенное, и никто не поймет, что ты хотел сказать что-то неповторимое.

Энно решил, что в таком случае он стал бы учиться. Я сказал, что у меня нет для этого времени, а в свободные часы я отдыхаю. Энно сказал, что, черт его знает, но все-таки… В общем, мы ни к чему не пришли, и казалось, ответа не найти. Мы прервали разговор, так как уже было семь часов.

Мы оделись получше и вышли.

5

РЭЗИ ЖДАЛА НАС. На ней было простенькое светлое платье, на ногах белые туфли. Я познакомил ее с Энно. Затем мы пошли в ресторан. Небо было ясным, солнце опускалось к горизонту.

Вопреки всем обычаям, ресторан оказался сравнительно пуст. Мы нашли место как раз у окна. Отсюда хорошо было видно море.

В зале сидела самая разношерстная публика. Здесь были отдыхающие, от толстых теток до сверхэлегантных пижонов; местная молодежь, также самых разных категорий. На подмостки вышли оркестранты и стали настраивать инструменты. Море было очень спокойным. Мы заказали бутылку сухого вина и какое-то жаркое. Рэзи вначале молчала, но потом освоилась. Она рассказала нам о своем родном поселке. Я смотрел на нее, когда она рассказывала, и вдруг очень ясно представил себе, как там живут.

МАЛЕНЬКИЙ ПОСЕЛОК, который никогда, наверно, не станет городом. Четыре улицы, школа, клуб, четыре магазина, шерстепрядильная фабрика, маслобойня, на горе могила писателя, жившего в прошлом веке. Благодаря этой могиле, поселок и получил некоторую известность. Иногда на могилу приезжают экскурсии, их сопровождает учитель Рооне.

…Весною солнце опускается за гору, и кольцо цветущих черемух неожиданно розовеет. Вечера очень тихие, а пыль на проселочной дороге гладит ноги, как шерстка котенка.

…Рэзи на год старше своих одноклассников, так как она тяжело болела. Поэтому она чувствует себя среди других не совсем хорошо. В мае кружок натуралистов организовал большое соревнование по сбору насекомых. Соревнование было общешкольным. Победителем стал ученик, набравший большее количество разнообразных насекомых. Рэзи не принимала в этом участия.

…Один раз в день мимо проезжает поезд и привозит почту. Это видно из классного окна. Оттуда видно многое. И старый мост, от которого начинается ряд ив, склоненных в одну сторону…

…Мать Рэзи работает счетоводом в колхозной конторе. Рэзи приходится иногда помогать ей. Но для нее нет ничего противнее, чем считать на счетах.

…За неделю до отъезда она и ее подруга налили на коврик перед дверью учителя Куузепуу валерьянки. Они думали, что к утру там соберутся все кошки поселка. Но кошки не пришли. Хотя в полумраке у реки они вопили и мяукали…

— ПОШЛИ ГУЛЯТЬ, — сказал я вдруг. Голова от дыма стала совсем тяжелой. Я поднялся.

— Вы идите, — набрежно махнул рукой Энно. — Мне не хочется. Я покараулю место. Я буду размышлять. Правда, погуляйте. Я могу делать это каждый день. Сейчас девять. В десять возвращайтесь.

Я удивился, хотел ему еще что-то сказать, но он только кивнул головой. Я кивнул в ответ, и мы пошли.

СОЛНЦЕ КАК РАЗ ЗАХОДИЛО. Мы сели у самой воды. Между камнями плескались волны. Мы долго слушали тишину и этот плеск.

— Мне ужасно нравится голос моря, — сказала Рэзи. — Он бывает тихим-тихим, но все же доходит до тебя. Правда? У леса другой голос. — Она посмотрела в сторону горизонта, потом вдруг на меня.

— Знаешь, я иногда думаю, что море будет всегда, и всегда, скажем… через сто лет, здесь будет кто-нибудь сидеть и он еще… будет помнить, что здесь сидели именно мы. Через тысячу лет будут помнить только то, что здесь просто кто-то сидел. А… через миллион раз миллион лет уже не будет никого, кто мог бы что-нибудь помнить. Но море будет… И моя мысль. Она вечна, потому что она может дойти туда, где не будет ни одного человека. Странно, да?

40
{"b":"833735","o":1}