Ночью к пещере подошли два незнакомых человека. Маленький Чу, который никак не мог уснуть, сначала испуганно прижался к деду, но потом успокоился: гости были в таких же потемневших рубашках, какие носил его отец, и пахло от них так же, как от отца: мазутом и паровозным дымом.

Гости погладили по голове маленького Чу и сказали старому Чу:

— Твой сын герой: сегодня он пустил под откос эшелон с японскими солдатами…

— Его арестовали? — медленно спросил старый Чу.

— Пусть маленький Чу наденет одежды из санго, — тихо ответил один из пришельцев. — Сегодня у паровоза его отца расстрелял японский офицер…

Всю ночь дед шил из куска грубой конопляной материи санго шапочку с четырехугольным верхом, широкую рубаху и короткие штанишки. Утром маленький Чу, плача, надел эти траурные одежды, которые целый год должен носить в Корее каждый любящий сын, потерявший отца. Не вернулась больше в пещеру и его мать — тихая, ласковая Ли Сон Пе. Она скончалась в тюрьме, не вынеся мучительных побоев.

Старый Чу был слишком стар и немощен, чтобы заработать себе и внуку хотя бы горсточку гаоляна. Вздыхая, он глядел на внука, который молча сосал веточки лиственницы, запивая их холодной водой из ручья.

Однажды утром старик медленно обошел густой розовый куст, посаженный еще его дедом около старой пещеры, и дотронулся рукой до прохладных, точно лакированных листьев. В те дни, когда в доме не оставалось никакой еды, мать маленького Чу заваривала в большом котле розовые пахучие лепестки, и все пили благоуханную воду и причмокивали от удовольствия.

Старый Чу торопливо вошел в пещеру и долго одевался во все самое лучшее. Он завязал на груди банты своего серого, уже пожелтевшего от старости свадебного халата, расчесал пальцами густую бороду и почистил черную круглую шапочку, какую носят в Корее только те, кому исполнилось шестьдесят лет. Потом он нарвал большой букет роз, взял в руки толстую суковатую палку и, прихрамывая, понес пахучие цветы в город. Он вернулся сияющий, словно помолодевший. В котомке за его спиной лежали зерна чумизы, длинный кочан китайской капусты кимчи и крохотная бутылочка дешевого масла. А в кармане для маленького Чу были припрятаны две прозрачные тягучие конфеты, сделанные из виноградного сока.

Они славно пообедали в этот день. Из кимчи дед сварил на костре суп, прибавив в него сладкую картофелину, найденную на дороге внуком, и пахучую зеленую травку, которая росла вокруг пещеры. А каша из чумизы, с каплей масла, была удивительно вкусна!

Так жили они все лето, срезая розы и делая из них букеты. Правда, продавать розы было нелегко: полицейские гнали и били нищего старика, топтали его нежный товар. Нередко старый Чу возвращался домой без цветов и без продуктов. Но утром он опять рвал розы и опять шел в город. А маленький Чу бродил в своих траурных одеждах возле пещеры и следил за солнцем: когда оно зайдет вон за ту большую сопку, дед вернется и принесет чего-нибудь поесть.

Как-то старый Чу пришел раньше обычного.

— Японцы бегут, — сказал он внуку. — Их прогнали из нашей страны русские. Помнишь, отец рассказывал тебе о русских…

Да, маленький Чу хорошо помнил, как отец говорил ему, что где-то далеко за морем есть такая страна, где все дети едят и рис, и мясо, и конфеты… «Каждый день?..» спрашивал тогда с удивлением маленький Чу.

Ведь за семь лет своей жизни он ел мясо два раза: когда умерла бабушка и был устроен поминальный обед, и второй раз, когда мать собрала две корзины грибов и снесла их лавочнику и он вместо денег дал ей жилистый кусок воловьего мяса. Суп из этого мяса семья ела три дня подряд, по капельке, боясь расплескать хоть чуточку. А отец все говорил про замечательную страну, где нет угнетателей, где у каждого рабочего есть свой дом, и теплые мягкие одеяла, и радио, такое же, как у толстого лавочника Ким Ды Гена.

«Там живет наш большой друг, — говорил отец. — Он хочет, чтобы каждый ел мясо и рис, чтобы у каждого была хорошая рубашка и новая обувь. Он выгнал из своей страны всех богатых и отдал их богатства таким, как мы с тобой. Великого человека зовут Сталин. Запомни, сынок, это имя — оно принесет тебе счастье».

— Это Сталин идет к нам в гости? — спросил теперь маленький Чу.

— Да, я думаю, он послал вперед своих сыновей, а потом, наверное, придет и сам, — ответил мальчику старый Чу.

Ночью они проснулись от громких выстрелов. Внизу, под горой, шел бой. Они видели, как горели японские казармы, и слышали громкое «ура».

Утром старик и внук спустились с горы. Город был какой-то особенный — нарядный, праздничный. Всюду — в окнах домов, над лавками — появились яркие флаги и бумажные венки. На улицах шли люди в зеленых гимнастерках, и на фуражках у них горели алые звездочки. У старого Чу девушки раскупили сразу все розы, и только одну, самую яркую, маленький Чу крепко сжимал в руке.

На повороте показались русские танки. Ликующая толпа преградила им путь, и они остановились. Танкисты, став во весь рост, весело здоровались с жителями городка. Чу пробрался к самым танкам и протянул командиру, высокому голубоглазому человеку, свою последнюю розу, на которой еще дрожали росинки.

Танкист засмеялся, подхватил маленького Чу на руки, высоко поднял над головой. И тогда Чу звонко выкрикнул то слово, которому научил его отец:

— СТАЛИН! СТАЛИН!

И танкисты захлопали в ладоши и стали передавать маленького Чу из рук в руки. В карманы его штанишек они совали сухари, конфеты и яблоки. Прошло немало времени, пока счастливый, раскрасневшийся Чу снова стоял рядом с дедом, крепко держась за его жилистую руку.

Танкисты торопились вслед за убегающим врагом. Но они обещали вернуться в городок вечером на отдых.

Маленький Чу ждал их весь день. И они вернулись, но среди них уже не было молодого голубоглазого командира: он пал в бою.

На следующий день командира хоронили. Друзья молча несли перед его гробом подушечку, на которой сняли две красные гордые звезды.

Маленький Чу, плача, шел за гробом в толпе горожан. Путь к кладбищу лежал мимо их горы, и он не заметил, как дед отстал и почти бегом поднялся к пещере.

Когда гроб опустили в яму и засыпали землей, танкисты подняли вверх автоматы, и прощальный салют гулким эхом отозвался в горах. В эту минуту к могиле пробрался старый Чу. Он еле шел, по его спине струился пот, а лицо было бледно. За его спиной была какая-то огромная поклажа, заботливо увязанная в цыновки. Все молча расступились перед стариком, а он лихорадочно развязывал веревки, высвобождая свой груз. И когда упала последняя цыновка, все увидели чудесный розовый куст, выкопанный с корнями. Старик опустился на колени, руками вырыл яму посредине свежей могилы, посадил розовый куст и полил его водой из тыквенной бутыли, захваченной в пещере. Потом он поднялся и, взяв за руку маленького внука, сказал просто:

— Это все, что у нас есть. Мы дарим это нашему другу…

…Весной, летом, осенью на могиле танкиста стелется ковер душистых цветов. Это или розы, или гладиолусы, или астры, или бессмертники. Каждый день после занятий маленький Чу, который уже очень вырос, одетый в форменную одежду гимназиста, вместе со своими одноклассниками приходит к могиле. Дети обрезают засохшие веточки у розового куста, который растет посредине могилы, поливают цветы. Они обнесли холм живой изгородью из дикого винограда и устроили вокруг скамеечки.

А на горе возле пещеры старый Чу нетерпеливо поджидает внука. В пещере сложены дрова и уголь, стоят новенькие глиняные кувшины вышиною в человеческий рост, с засоленной кимчой и черной жидкой соей, без которой невозможно приготовить настоящий корейский обед.

Рядом со старой пещерой примостился маленький домик. Он совсем маленький, в нем всего две комнатки и кухонька, но деду и внуку больше не надо. Этот домик построила народная власть в знак уважения к памяти погибшего героя — молодого машиниста Чу.

Старый Чу получил работу по своим силам: он сторож в той самой школе, где учится его внук, в школе, разместившейся в доме бежавшего лавочника Ким Ды Гена. Старика очень уважают ученики, да и учителя нередко заходят в маленький домик, чтобы потолковать с ним.