Любимые герои Купера — последние могикане Америки. И могикане-индейцы, и белые «могикане» — Кожаный Чулок, Красный Корсар, «шпион» Гарви Бёрч.

Сродни им и Джон Теннер. Ведь «настоящим yankee», вопреки предположению Пушкина, он не стал. Отказался быть пособником в ограблении индейцев. Двадцать лет жил изгоем среди белых своих соплеменников и ими же, белыми, был убит и сожжен вместе с жалкой своей лачугой…

У Купера семидесятилетний Натти Бумпо жилье свое сжигает сам. Не выносит глумления односельчан, уходит от них подальше, в степи. Пока было куда уходить. «Цивилизация» настигла его и там. И Натти умер…

Кто же они, последние могикане Америки? Почему над этими «прямыми человеками», подвижниками и правдолюбцами, реет дух обреченности? Почему так ненавистны они своим согражданам, они, чье сердце открыто людям, чужой беде, чужому страданию?

У них нет инстинкта собственности. В этом суть. «Ржавчина души» (так называл корыстолюбие Байрон) не коснулась их. Все то «благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую», столь ценимое Пушкиным, делающее человека человеком, в них живо, ничем не подавлено, не опошлено, не замутнено.

В их деяниях нет делячества. Они служат своей цели, своему призванию, ничего не требуя взамен. Так идут на выручку всегда готовые к самопожертвованию Натти Бумпо и его друзья-индейцы. Так служат революции Красный Корсар и Гарви Бёрч. Они отдают ей жизнь, не ожидая ни признания, ни награды.

Они, представители первого поколения американской революции, стали последними могиканами Америки. Такова историческая трагедия Соединенных Штатов Америки, трагедия, запечатленная Купером, отмеченная Радищевым, Пушкиным, Толстым. «Что сказать о народе, чьи идеалы погибли на протяжении жизни чуть ли не одного только поколения?» — это слова Толстого из его беседы с американским корреспондентом.

«Мечта» в Америке осталась — но в облике своего антипода. «Поиск счастья» превратился в поиск прибыльного дела. На смену «прямому человеку» пришло существо бездуховное, циничное, одержимое лишь одной страстью — к наживе. Купер назвал это существо «моникином» — слив воедино понятия «человечек», «обезьяна», «деньги». И озаглавил этим словом свой сатирический роман, опубликованный в 1835 году. За эту книгу Купер подвергся у себя на родине яростным нападкам прессы, общественной травле, обвинениям в «антиамериканизме». В эту пору писатель и завершает свою пенталогию о Кожаном Чулке, ставшую подлинным гимном несломленному человеческому достоинству, песней свободному, прекрасному человеку.

Собственность разъедает. И душу отдельного человека, и сообщество людей. Едины могут быть лишь люди, не думающие о своей кастовой принадлежности. Герои Купера, люди разных цветов кожи, идут по жизни рука об руку, как друзья и соратники. Собственники, дельцы на их пути — всегда персонажи отталкивающие, безнравственные. Таков, например, «Непоседа» Гарри Марч, промышляющий скальпами индейских женщин и детей. «Ты можешь считать себя братом краснокожих, — говорит Непоседа Зверобою, — но я считаю их просто животными…»

Теодор Рузвельт, видимо, и не предполагал, что лишь повторяет слова своего духовного предтечи, когда в многотомном труде «Завоевание Запада» сделал обобщающий вывод: «И вообще белые относились к своему противнику не как к людям, а скорее как к зверям».

Могикане уходят из жизни — им нет в ней места. Могикане и моникины не могут сосуществовать. Победили моникины. Но самой своей гибелью последние могикане Америки обрели бессмертие. Оно — в непреходящей популярности романов Купера, в многочисленных использованиях образа могикан крупнейшими писателями мира, в том внимании, наконец, которое оказал этому образу В. И. Ленин.

В появлении образа могикан у Ленина очевидна своя закономерность. Тут и связь с традицией русской культуры. И обогащение этой традиции марксистским пониманием предмета, способностью видеть будущее его развитие. И личное, пережитое увлечение творчеством Купера, характерное для нескольких поколений русских революционеров.

Примечателен момент появления этого образа у Ленина.

«Могикане» вошли в духовную жизнь России в эпоху последекабристскую, «удушливую», как называл ее Герцен. У Ленина они появляются в аналогичной ситуации — в пору реакции столыпинской.

Потерпела поражение первая русская революция. «…Отступление и распад сил демократии, разгул ренегатских, „веховских“, ликвидаторских идей…» — характеризует Ленин период 1907–1911 годов.

Символом времени стали небезызвестные строки Федора Сологуба:

И вот в декабре 1910 года в ленинской статье, опубликованной в первом (окончание статьи во втором) номере первого — после нескольких лет вынужденного молчания — легального журнала большевиков, появляется приметный, выделенный в сноску образ «могикан» — персонажей героических, «прямых человеков», готовых и на помощь, и на борьбу до конца. Появляется для характеристики пролетариев-стачечников. Никто до Ленина не вносил столько новизны в трактовку куперовского образа…

Осенью 1910 года, живя в Париже, на улице Мари-Роз, Ленин изучает «интереснейшую, — как он пишет Юлиану Мархлевскому, — статистику стачек 1905–8 годов…». В рабочей тетради Ленина «Статистика стачек в России» и появляется впервые образ могикан. Здесь, в особо выделенном разделе «Выводов», относящемся к числу стачечников 1908 года, Ленин пишет: «…в одной Бакинской губ. 46.698!! „Последние могикане“ революционной стачки!»

По материалам тетради Ленин пишет статью «О статистике стачек в России». Размышляя о первой русской революции, ее уроках и той роли, которую сыграл в ней пролетариат («человечество до сих пор не знало, какую энергию способен развить в данной области промышленный пролетариат»), Ленин вновь отмечает бакинцев — сохранив и куперовский образ: «В 1908 году во главе губерний с значительным числом стачечников стоит Бакинская с 47 тыс. стачечников. Последние могикане массовой политической стачки!»

Борьбу бакинских рабочих возглавлял Степан Шаумян, будущий руководитель Бакинской коммуны, первый из двадцати шести, бессмертных бакинских комиссаров.

Статья была опубликована в журнале «Мысль», выходившем в Москве. Ленин был и инициатором его создания, и фактическим руководителем. «Вся наша, — писал он о „Мысли“ Горькому, — и радует меня безмерно…»

…Московская редакция «Мысли» находилась на Большой Пресне (сейчас улица Красная Пресня), в доме № 36. Дом этот сохранился — даже номер остался неизменным! Он недалеко от станции метро «Улица 1905 года». Редакция «Мысли» располагалась здесь пять месяцев, до закрытия журнала полицией. Продолжателем его стало петербургское «Просвещение». Однако достопримечательные события в биографии дома № 36 на этом не кончились. Два года спустя здесь поселилась семья Маяковских. «Я живу на Большой Пресне, 36, 24», — начинает поэт стихотворение «Я и Наполеон». Сейчас в бывшей квартире Маяковских открыт мемориальный музей. Квартира 56, которую занимала редакция «Мысли» (квартира находилась во втором строении дома), в первоначальном виде, к сожалению, не сохранилась — совсем недавно, в 1978 году, она была переделана под комнаты общежития. Примечательно, что это была единственная на этаже квартира с запасным выходом. В «Мысли» было опубликовано шесть работ Ленина; в журнале печатались также В. В. Боровский, И. И. Степанов-Скворцов, М. С. Ольминский, Клара Цеткин, Г. В. Плеханов…