А ведь и Ньюлендс был человеком не робкого десятка — сражался в рядах гарибальдийцев за свободу Италии…

Надо верить природе. Природа знает, что ей нужно. Если ей нужна чечевица — сделай чечевицу.

Не раз и не два видел я искусственные алмазы — и в лупу, и в микроскоп, и просто так — в спичечном коробке и баночке из-под пенициллина, и зачеканенными в стеклорез, в токарный резец, в буровое долото. Но услышу слово «алмаз» или сам произнесу его — и вижу бриллианты, оруденелый свет солнечный.

Почему красота производит на нас такое сильное впечатление — непонятно. Но производит!

И уже по одному тому было бы очень жаль, если бы алмазная эпопея остановилась в своем движении. Банки с алмазным порошком, тюбики с алмазной пастой, всяческий инструментарий — и все.

Когда Мстислав Всеволодович Келдыш — в то время президент Академии — вручал верещагинскому институту орден Ленина, он сказал:

«Следующий рубеж — крупные алмазы!»

Вторая беседа с Верещагиным

— Как вы относитесь к гипотезе сибирских геологов о том, что большие алмазы образуются в результате повторных взрывов?

— Отрицательно.

— Почему?

— Взрывы мгновенны, а хороший кристалл растет медленно. Недавно американцы запатентовали присадку, замедляющую рост кристаллов искусственного пьезокварца.

— Тише едешь, дальше будешь?

— Если бы мне поручили не мелкие монокристаллы, а крупные, я не взялся бы не то что за три года — за тридцать лет. Чистейшая авантюра! Как алмазы образуются в природе? Не знаем. Там камеры с комнату. Даже — с дом. А у нас миллиметры, сантиметры. И никакой возможности иметь камеры такой величины, какие имеет природа, пока нет и не предвидится.

— Значит, на синтез крупных монокристаллов алмаза вы смотрите скептически?

— Да.

Году этак в одна тысяча семьсот семьдесят девятом или, возможно, восьмидесятом поползли по Санкт-Петербургу прельстительные слухи.

Будто в яхонтовой литейке, что налажена в Горном училище, не токмо яхонты льют, но тако ж и адаманты. Ну как стекло! Возьмут худых камушков дюжинку — да в огонь пышущий. И на тебе — брильянт в сто карат! А то напротив — возьмут брильянт да и пожгут, аки угль. И куда казна глядит…

Дошли те толки до президента Берг-коллегии, в велении которой находилось то училище. Тайный советник Соймонов, человек острый умом, многоопытный, только что вернувшийся из путешествий по Европам, быстро прикинул, как тут быть надлежит. На каждый роток не накинешь платок. Да ведь и не всё — лай. В собственном Его Превосходительства присутствии господин профессор Карамышев, Александр Матвеич, демонстрировать изволил сожжение алмаза нарочитой величины. Зрелище паки удивления достойное! Но чтоб сплавить хоть бы две песчинки в одну поболе — то уже сущий навет. А ведь дойдет до матушки-государыни, иди доказывай. Надобно таковые нежелательные последствия упредить. А не пригласить ли к себе ввечеру Ивана Ивановича Хемницера — столь отменно себя в путешествии показавшего? Не подчиненного коллежского асессора пригласить, но любезного приятеля? И дело досконально ведает, как есть он того Горного училища чиновник. И изобразить сумеет.

По прошествии немногих дней заместо слухов, передаваемых из уст в уста, появились в домах петербуржцев передаваемые из рук в руки листы. С новой басней молодого сочинителя.

Финал этой славной истории наступил через двести, без малого, лет. В 1966 году уже упоминавшийся на этих страницах американец Холл решил осуществить то, о чем мечтали еще современники русского баснописца. Он взял мелкие кристаллики искусственного алмаза, поместил их снова в пресс и вынул оттуда один-единственный, зато суммарного размера камень. Сплавил!

Уроборос? Не совсем.

Холл получил не монокристалл, а поликристалл — черный и непрозрачный материал из проросших друг в друга кристалликов.

Тем не менее он тут же объявил о своем достижении, а фирма, на которую Холл трудился, начала продажу нового алмазного материала — спёка.

Дело в том, что крупные алмазы нужны не только для украшений. Прежде всего нужны они для сверления, бурения и прочих операций, когда приходится иметь дело с обработкой твердых материалов, плохо поддающихся даже лучшим вольфрамовым сплавам. В этом случае и прежде, когда искусственных алмазов не существовало, прозрачным монокристаллам алмаза предпочитали не годящиеся на ювелирные поделки, но более прочные поликристаллы. Их именовали карбонадо — от «карбо», уголь. Из-за черного цвета.

…Прошел год-другой, и стало ясно, что алмазный спёк все же уступает по прочности природным карбонадо. Алмазное вещество одних кристалликов недостаточно глубоко внедрялось в другие кристаллики, инструменты, оснащенные спёком, выходили из строя довольно быстро.

Верещагин с самого начала пошел другим путем.

Вторая беседа с Верещагиным. Продолжение

— Мы пробовали делать монокристаллы побольше. Чтоб добраться до предела. Полмиллиметра — еще хорошие. Прозрачные. Сделали чуть ли не в сантиметр. Прозрачность ухудшилась. Прочность ухудшалась. Масса включений, графит, железо, нарушения решетки. И все же сделали крупный алмаз — но не монокристалл, а поликристалл.

— Это хуже?

— Смотря для чего. Для бура лучше. Для резца лучше. Для подвесок королевы не годится совсем. Но королев теперь мало, а буров и резцов много. Правда, был случай, когда из нашего карбонадо сделали четыре короны. Но опыт оказался неудачным.

— Настоящие короны?

— Две для королей и две для королев.

— Серьезно?

— Совершенно серьезно. Шахматы в подарок Спасскому. Алмазные шахматы чемпиона. А он взял да и проиграл Фишеру.

— Так что короны лучше делать из монокристаллов?

— Безусловно.

— Скажите, пожалуйста, какими идеями вы руководствовались, решая проблему синтеза карбонадо?

— Идей не было. Был случай. Но, конечно, его надо было заметить. Я вам, кажется, рассказывал про гравировальные карандаши.

— Которые подарили Капице с Арцимовичем?

— Да, да. Теперь мы вспомнили о том материале. По-видимому, прорастание одних кристаллов в другие шло там с самого начала, с самых зародышей. Подняли старые лабораторные журналы. Повторили опыты. Поварьировали. И получили крепчайшие карбонадные блоки.

…Дрессированный Уроборос…

Вторая беседа с Верещагиным. Окончание

— В Штатах карат карбонадо стоит 25 долларов. Приезжал к нам министр финансов…

— Американский?

— Ну, зачем… Мы привели его в прессовый зал. Показали, как получаем карбонадо. На изготовление одного поликристалла уходит ровно секунда. Секунда — 25 долларов. Секунда — 25 долларов.

— Понравилось?

— Понравилось. Еще больше понравился поликристалл в 20 карат. Такие на мировом рынке идут по две тысячи долларов…

Меня тоже приводили в прессовый зал института.

Цех как цех. Размером — со средней руки мартеновский. Под крышей ходит мостовой кран. А внизу круглые башни и башенки — прессы. Маленькие — тысячетонные, побольше — на пять тысяч тонн, самые большие — на десять тысяч. Числа эти — не вес пресса, а усилие на поршне. С такой силой поршень давит на наковальню, на которой вы можете располагать все, что вам угодно сдавить.