Можно понять растроганных ученых и военных (впрочем, кое-кто из них сразу же оправился от умиления: «У нас есть средство обеспечить быстрое окончание войны»; добавим: войны, которая и без того была бы вскоре выиграна). Понять можно, но простить?!

«Ослепительная зеленоватая вспышка, взрыв, сознание подавлено, и в следующий момент все загорается. Миг — и с людей свалилась вспыхнувшая одежда, вздулись руки, лицо, грудь, лопаются багровые волдыри, и лохмотья кожи сползают на землю. Оглушенные и обожженные люди, обезумев, сбились ревущей толпой и слепо тычутся, ища выхода…» Таким запечатлелся хиросимский ад в памяти его очевидцев.

Но есть люди, которые весьма своеобразно усвоили уроки истории. «Бумажный тигр страшен только с виду» — эти слова Мао, сказанные некогда об атомном оружии, пекинская пропаганда твердит как заклинание. Как ни кощунственно звучит «утешение» того же Мао на случай новой мировой бойни, оно тоже повторяется во всеуслышание: «Если во время войны погибнет половина человечества, это не имеет значения. Не страшно, если останется и треть населения. Через сколько-то лет население снова увеличится… Если действительно разразится атомная война, не так уж это плохо». Дескать, перед народами открывается перспектива построить «в тысячу раз более высокую цивилизацию». Построить на костях миллиардов…

Советские люди знают, что такое война, и их не надо агитировать за самоочевидное для нас веление времени, сжато выраженное в словах «мирное сосуществование». Но, оказывается, не всем еще ясно, какими она чревата бедствиями. Тем более термоядерная, с радиоактивным заражением среды, которое смертельно опасно и для выживших: их будет ожидать медленная агония, постепенное вырождение…

Отец американской водородной бомбы Э. Теллер деловито прикинул: убийство одного вражеского солдата по нынешнему курсу обходилось Цезарю в 75 центов, Наполеону — в 3 тысячи долларов, Гитлеру — в 50 тысяч долларов, а при термоядерном «блицкриге» обошлось бы дешевле, чем даже Цезарю… Чтобы оценивать КПД мегатонных зарядов, введен даже новый масштаб измерения — в «мегатрупах» (миллионах убитых).

Тоже «прогресс»! Одна из сторон пресловутой «тройственной революции». Тоже нечто эффектное и эффективное. Только это оружие. Орудие разрушения, а не созидания.

«Самое важное — понять, что выгоды от использования науки на благо людей столь колоссальны, что по сравнению с ними все споры, из-за которых в прошлом велись войны, совершенно бессмысленны, — доказывал с цифрами в руках английский ученый-марксист Д. Бернал в своей книге „Мир без войны“. — Богатство, которое теперь может стать для нас доступным благодаря применению уже известных нам достижений науки, гораздо больше всего того, что можно получить завоеванием самых плодородных территорий или безраздельным господством над источниками сырья, нефти и угля».

Ведь если остановить гонку вооружений, то уже накопленные запасы бомб удалось бы употребить с пользой для человечества. В Советском Союзе успешно проводятся многообещающие эксперименты с демобилизованным атомом.

«Пусть будет атом рабочим, а не солдатом», — написано на фронтоне Нововоронежской АЭС. Под этим лозунгом подписалось бы, несомненно, подавляющее большинство людей. Но, отвергая все античеловеческое, многие отвращают лицо и от науки, видя корень зла именно в ней, как будто она существует сама по себе, вне общества. Да и теоретическое обоснование такому отношению к науке есть на Западе в виде антисциентизма, который обрекает ее на вечное противостояние человеческой сущности, трактуемой антропологически, не социологически.

У такого антропологизма есть «достойный противник» — сциентизм, рассматривающий науку как монопольную в будущем властительницу умов и душ, которая должна поглотить «нерациональные» сферы культуры. И вот конфликт между тем и другим становится как бы «клапаном общественного темперамента», отвлекающим внимание от подлинных социальных противоречий буржуазного общества. Нечто подобное мы уже встречали: экологическая истерия на Западе тоже раздувается не без тайного умысла воспользоваться очередной ширмой, прикрывающей экономическое «неглиже» капитализма.

Марксистско-ленинскому миропониманию чужд как антропологизм, так и сциентизм. Маркс говорил: «Впоследствии естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, в какой наука о человеке включит в себя естествознание: это будет одна наука». Она будет гармонично сочетать в себе познавательные, эстетические, нравственные, мировоззренческие начала. В полном соответствии с идеалами коммунизма, для которого всестороннее развитие человека является самоцелью.

У нас нет почвы для конфронтации между «противниками» и «сторонниками» науки. То, что она есть на Западе, притом благодатная, демонстрируют многоразличные эпизоды, порой трагикомичные.

В ноябре 1960 года автомобильная промышленность Франции вроде бы не переживала кризиса. Тем не менее «Рено», вполне преуспевающая фирма, приняла решение о частичном локауте, ибо «электронный мозг», который ревизовал ее склады и проанализировал рыночную конъюнктуру, посоветовал свернуть производство. Рабочие, возмущенные увольнением, разбили вычислительную машину, установленную в Булонь-Бийянкуре. Увы, они обратили свой гнев не по адресу: автомат ведь сообразовывался с интересами хозяев…

Погром был рецидивом движения луддитов, возникшего еще во второй половине XVIII века в Англии и направленного против «машинерии». Название оно получило по имени легендарного рабочего Н. Лудда, который первым разрушил свой станок, увидев в нем «исчадие ада», несущее людям зло. Настоящий же «сатана» — капитал — долгое время оставался незримым. — А когда пролетарии начали прозревать, делал все, чтобы свалить грехи с больной головы на здоровую.

«Господа присяжные, конечно, этим коммивояжерам горло было перерезано. Но это не моя вина, а вина ножа. Неужели из-за таких временных неприятностей мы отменим употребление ножа?.. Уничтожьте нож — и вы отбросите нас назад, к глубочайшему варварству».

Таким глаголом жег сердца судей Билл Сайкс — философствующий головорез, который выведен в «Капитале». Маркс, воспользовался этим литературным приемом, чтобы подвергнуть осмеянию буржуазных экономистов, фетишизировавших технику.

Такого рода мироощущение оказалось весьма живучим: оно нередко, хотя и не всегда заметно, даже сегодня. И как правило, оно влечет за собой пассивность — в форме ли фаталистически-пессимистического смирения («все равно ничего не поделаешь: будь как будет»), в форме ли благодушно-оптимистической беззаботности («авось все образуется само собой»). Когда же пробуждается социальная активность, то ей уже уготовано русло антисциентизма, луддизма и т. д. и т. п.

Современнейшая «машинерия», которой приписывается умение «думать самостоятельно», еще больше работает на «тему рока». И даже несклонные к мистицизму люди прислушиваются к посулам, будто она сама по себе может вручить ключи от рая, некоего кнопочно-кибернетического Эдема. Или, наоборот, спровадить в ад. Даже Холдейн вопрошал: не сотворила ли научно-техническая мысль некую Демогоргону, которая уже начинает восставать против человечества и когда-нибудь низвергнет его в бездну?

«Это страшнее, чем кошмар Хиросимы!» О чем речь, как вы думаете? Об автоматизации. Еще отец кибернетики Н. Винер предупреждал: «Внедрение автоматических машин вызовет безработицу, по сравнению с которой нынешний спад производства и даже кризис 30-х годов покажутся приятной шуткой». И на Западе, где за пятилетие (1970–1975 годы) число безработных удвоилось, перевалив за 17 миллионов, есть кому сваливать вину за невзгоды «лишних людей» на внедрение автоматических машин. Между тем это возможно, как писал сам Винер, обращаясь к западным читателям, именно «в таком обществе, как наше, открыто основанном на купле и продаже, в котором все природные и человеческие ресурсы рассматриваются как полная собственность первого встречного дельца».