Я тоже увидел знакомые «Жигули», которые двигались нам навстречу. Я быстро свернул налево и, насколько было можно, углубился в чащу.

— Ложись,— свистящим шепотом скомандовал Матвей.

Мы пригнули головы, закрыли глаза и затаили дыхание. Прошло, наверное, минуты три, когда я открыл один глаз и, скосившись, увидел, что красный «жигуленок», подпрыгивая на ухабах, удаляется в сторону дачи. Мне показалось, что на заднем сидении кто-то сидел. По всем приметам, женщина.

Удивительно, но Хриплый не обратил внимания на стоящую в лесу машину. Но ведь он знал, как выглядит вездеход. Наверное, вновь сработала уверенность, что старики и дети сами не выберутся из западни. Раз капкан захлопнулся, мышка должна смиренно ждать, пока ее не слопают.

— Ах, дьявол, чуть не попались,— чертыхнулся Матвей,— надо было ехать через поселок…

— Это крюк в пять километров,— сказал я, выруливая задом на дорогу.— Ничего, время у нас есть… Пока Хриплый доберется до дачи, пока войдет в дом и найдет Бледнолицего…

— Минут пятнадцать у нас в запасе есть,— прикинул Матвей.

— Нет, меньше — десять,— возразил я и прошептал: — Друг, не подведи.

Вездеход стал медленно взбираться на горку. Перед шоссе был крутой подъем. У меня, когда я вижу подобную картину, всякий раз замирает сердце. Как старому человеку, то есть старой машине, преодолеть такой подъем? Ведь сердце, то есть мотор, может не выдержать.

Взобравшись на шоссе, вездеход остановился передохнуть. А я его не торопил.

— Чего ты стоишь? — вскипел Матвей.— Они вот-вот бросятся в погоню.

— Погоди,— про себя я считал, сколько бы мне понадобилось времени, чтобы перевести дух, если бы я вскарабкался на эту горку.— Все, поехали.

И отпустил педаль тормоза. Вот Матвей вроде неглупый человек, а не может понять простую вещь, что нельзя подгонять старика. Я имею в виду, конечно, мой вездеход. Старик сам знает, когда ему отправляться в дорогу.

— Хриплый остановил машину метрах в пятидесяти от дачи,— Матвей принялся комментировать события, которые он не видел,— и, соблюдая осторожность, двинулся к дому.

— Мне показалось, что с ним девушка,— заметил я.

— Да, это блондинка Бледнолицего,— с уверенностью произнес Матвей, словно перед ним находился телевизор, на экране которого он и наблюдал происходящие события.

— Наверное, в ее квартиру они собирались отвезти детей,— пришла ко мне неожиданная догадка.

— А вот они распахнули калитку,— Матвей снова взялся за свой репортаж,— поднялись на крыльцо и увидели, что дверь заперта… Это вызвало подозрение у Хриплого. Значит, что-то случилось…

— Ах, черт, зачем я закрыл на замок дверь? — огорчился я.

— Хриплому не впервой открывать чужие дома без разрешения их хозяев,— продолжал Матвей.— Повозившись немного с замком, Хриплый очутился на веранде. Вдвоем с блондинкой они обегали все комнаты в поисках Бледнолицего…

— А того нигде не видно,— включился и я в репортаж.-— Но вот до слуха блондинки донеслись приглушенные стоны…

— Хриплый подставил лестницу, влез на чердак,— подхватил Матвей,— следом за ним забралась блондинка. И что же они увидели?

— Они увидели связанного по рукам и ногам Бледнолицего, а пленников и след простыл,— продолжал я.

— Хриплый пытается освободить от веревок приятеля, но это ему не удается,— Матвей явно гордился делом рук своих.

— В попытках развязать Бледнолицего проходит три минуты,— вставил я.

— Нет, пять минут,— не согласился Матвей.

Сейчас мы напоминали футбольных комментаторов, которые, перебивая друг друга, ведут репортаж со стадиона. Или мальчишек, делящихся впечатлениями от просмотренного фильма…

— Стоп,— вдруг перешел на шепот Матвей.— Поворачивай назад — милиция!

Мимо нас одна за другой пронеслись две «канарейки». Так прозвали милицейские машины за их ярко-желтую окраску. Все почтительно уступали им дорогу.

Я сбавил скорость, приготовился к повороту. Но, как назло, навстречу двигалась колонна военных машин. Зеленые тяжелые грузовики растянулись на десятки метров… Придется подождать. Я свернул к обочине и выключил мотор.

— Значит, ты все-таки сказал в милиции, куда мы отправились? — спросил я Матвея.

— Само собой,— ответил Матвей.

— А зачем ты каких-нибудь пятнадцать минут назад наплел с три короба, что никакой милиции не будет и надо поскорее уносить ноги,— напомнил я.

— И, как видишь, оказался прав,— Матвею не были ведомы сомнения.

— Но врать-то зачем? — вскипел я.— Всегда лучше говорить правду…

— Не уверен,— помотал головой Матвей.— Скажи я правду, мы бы сейчас сидели на веранде и распивали чаи. И дождались бы момента, когда распахнулась дверь, ворвался Хриплый и скомандовал: «Руки вверх!»

Нет, Матвея не переубедишь. Всю нашу жизнь мы врали. И, разумеется, делали это ради высших интересов. Только сейчас, с трудом, запинаясь, начинаем говорить правду… Но то и дело сбиваемся на вранье...

Колонна военных грузовиков, наконец, прошла. Я глянул в зеркало, чтобы посмотреть, кто за мной едет, и увидел идиллическую картину.

Анюта спала, положив голову на плечо Андрюше. И Андрюша прижался к ней и сладко посапывал. У него был вид обыкновенного, но страшно симпатичного мальчишки. Боже, как я мог вообразить, что он строит козни, плетет сети заговора против собственных дедов? Ведь он ребенок, пусть трудный, но где они, скажите, легкие? И Андрюша нуждается в нашей защите…

Решение пришло сразу.

— Милиция там и без нас обойдется,— понизив голос, сказал я.— А нам надо отвезти детей домой…

Кивком головы я показал Матвею на заднее сиденье. Он обернулся, и в его суровых глазах блеснули слезы.

Я видел, что Матвей рвется в бой, что у него, как говорится, чешутся руки. Он, наверное, представлял себя руководителем операции, который отдает приказы твердым, непреклонным голосом, а в самую решительную минуту встает и подымает бойцов в атаку… Но, видно, не судьба, придется довольствоваться ролью спасителя детей…

— Ладно, поехали домой,— вздохнул Матвей.— Все-таки в милиции не маленькие дети служат, как-нибудь сами справятся, хотя если бы мы были там, то…

Матвей не стал дальше развивать свою мысль. Но я его понял без слов. Если бы мы участвовали в операции, она прошла бы блестяще.

Я ехал не спеша, чтобы быстрая езда не разбудила детей. Им, беднягам, досталось и вчера, и сегодня, да и, вообще, все последнее время не было у них ни минуты покоя. Мы, старики, люди привычные. Столько всякого повидали, что, кажется, нас ничем не проймешь. Битые мы, перебитые, да и кожа у нас задубела… А детям все внове, все непривычно.

По лицу Матвея было видно, что сейчас он там, в центре боевой операции. Время от времени он сжимал кулаки, пытался взмахнуть палкой. Но где ты развернешься в маленькой машине? Но вот на лице Матвея засияла довольная улыбка. Значит, операция закончилась успешно.

Я глянул в зеркало на мирно спящих детей. Теперь уже Андрюша спал на плече у Анюты и чему-то во сне улыбался.

Но что это? Далеко-далеко за нами появился ярко-красный «жигуленок». Он вышел на встречную полосу, чтобы обойти грузовик… Не было никакого сомнения в том, что Бледнолицый и Хриплый нас догоняют. А где милиция? Где группа захвата?

Я толкнул Матвея и прошептал:

— Смотри… Бледнолицый за нами гонится…

— Нажимай на газ,— оглянувшись, прошипел Матвей.— Упустили, сопляки…

Я понял, о ком так пренебрежительно отозвался Матвей. Нет, определенно мы бы с ним еще сгодились, с нами операция прошла бы без сучка и задоринки. Я догадался, почему упустили милиционеры мафиози. Группа захвата ехала со стороны поселка, а Бледнолицый с Хриплым ее засекли и дали деру.

Все эти мысли мелькнули у меня в голове, руки между тем делали свое дело, а губы шептали: «Ради всего святого, приятель, не подведи. Если ты встанешь посреди дороги, пиши пропало. Мафиози скрутят нас, а детей снова похитят. Дотяни, прошу тебя, до города! Там, на виду у людей, они не осмелятся напасть на нас… Дотяни до города!..»