ПРИБЫТИЕ НАСЛЕДНОГО ПРИНЦА
На вокзал я попал задолго до прибытия поезда. Сверил свои золотые с вокзальными часами — идут тютелька в тютельку. Значит, мне куковать на перроне целый час. А если поезд из столицы опоздает? Нет, столичные поезда приходят по расписанию.
Я выбрал себе наблюдательный пункт возле газетного киоска. Отсюда хорошо просматривалась водонапорная башня, выложенная из потемневшего от времени красного кирпича. Из-за нее и должен был появиться столичный поезд.
Настя мне говорила:
— Не связывайся ты с вездеходом, езжай на автобусе.
Но я не послушался ее:
— У Андрюши, я уверен, большой багаж.
— Такси возьмете,— ответила Настя.
— На такси два часа стоять,— не сдавался я. — Поеду на вездеходе.
Видя такое с моей стороны упрямство, Настя отступила и махнула рукой.
— Интересно, что ты будешь делать, когда вездеход станет вдруг посреди дороги?
— Пойду на автобус,— все, что мог я ей ответить.
— Так не лучше ли сделать это с самого начала? — произнесла моя мудрая Настя.
Вездеходом мы прозвали старый, первого выпуска «Москвич», известный у автолюбителей под кличкой «горбатый». Чиненный-перечиненный, вездеход исколесил сотни километров, и везде ходил, всюду побывал — вот откуда у него такое лестное прозвище.
Но Настя была права, водилась за моим вездеходом такая вредная привычка — вдруг ни с того ни с сего станет посреди дороги. И что с ним ни делай, не сдвинется с места.
Не раз вездеход (и меня заодно с ним) отбуксировали в гараж. Приходили мастера, ковырялись в моторе, и вновь вездеход обретал спортивную форму. На время, конечно. А потом все повторялось сначала.
Однажды явился долговязый длинноволосый парень. Не осмотрев толком машину, поставил диагноз:
— На пэнсию!
Он так и произнес — вместо «е» — «э». Я возмутился, даже руки задрожали.
— Это почему же на «пэнсию»? — вслед за ним я исковеркал ни в чем не повинное слово.
Долговязый только сейчас заметил меня:
— А потому что, дед, запасных частей к твоей кобыле нет, не существует в природе.
Но все-таки сжалился надо мной, поковырялся в моторе, и вездеход снова ожил.
— Покупай, дед, новую тачку! — посоветовал на прощанье долговязый. Я уже знал, что в переводе с современного языка это означает — покупай, дед, новую машину! Но на какие шиши, спрашивается? В переводе со старинного языка это означает,— на какие мани, то есть, на какие деньги?
Поскольку денег на покупку нового автомобиля у меня не водилось, я водил старый вездеход. И мне кажется, понял его душу. Вездеход любил, чтобы обращались с ним по-человечески. Ему нравилось, когда его просили: мол, так и так, старый приятель, надо съездить туда-то и туда-то, будь другом, подвези… А еще, стоило ему с недельку постоять в гараже, чуток отдохнуть, и он снова был на ногах, то есть на колесах.
Перед приездом Андрюши вездеход уже дней десять отдыхал в сарае. Вот почему я не послушался Насти и поехал на нем. У меня было предчувствие, что сегодня он не подкачает. К тому же, чего скрывать, захотелось пофорсить перед внуком, прокатить его с ветерком на вездеходе — мол, смотри, какой у тебя дед молодчина, лихо, как заправский гонщик, водит машину. Но на всякий случай я выехал пораньше. Вот и кукую теперь на вокзале в ожидании поезда.
Я полез во внутренний карман пиджака и достал фотографию Андрюши. С любительского нечеткого снимка глядела на меня лупоглазая недовольная мордашка шестилетнего внука. Сфотографировали Андрюшу зимой, на санках, в меховой шапке и шубке, отчего разглядеть его лицо было нелегко. Ко всему прочему внук, раздосадованный, что его оторвали от любимого занятия, имел вид недовольный и даже сердитый.
У меня впервые екнуло сердце — узнаю ли я внука? Не прогляжу ли его в вокзальной кутерьме? Ведь Андрюше недавно стукнуло одиннадцать лет. Вся надежда на то, что он узнает меня. Ведь последний раз родители его привозили к нам лет пять назад. Или шесть. Ну, не важно. Главное, что я с тех пор не очень изменился. Седым я был и пять лет назад. Разве что давление стало повыше да сердце стучит чаще, но этого внук не заметит.
Вот не могли, посетовал я на Андрюшиных родителей, прислать фотографию поновее. А еще лучше — приехали бы сами и привезли внука. Ведь поначалу так и договаривались. Перед своей поездкой за границу Сережа с Ириной приедут к нам, погостят недельку, попрощаются перед долгой разлукой. Три года они будут жить в Африке, где Сережа должен строить электростанцию. А внук на те же три года останется у нас, у деда с бабой.
Так нет! Родители посадили ребенка в поезд, а сами отбили телеграмму: встречайте внука…
Объявление по радио о прибытии столичного поезда я все-таки пропустил и увидел уже локомотив, который обогнув водонапорную башню, въезжал на первый путь и тянул за собой вагоны. Я рысцой устремился навстречу поезду. То, что я прослушал объявление, имело самые серьезные последствия. Я не знал, откуда идет нумерация вагонов — с головы или с хвоста. И потому должен был ориентироваться на ходу.
Так и есть. Нумерация вагонов шла с хвоста, и потому мне пришлось совершить крутой поворот и помчаться в обратную сторону, не забыв прибавить газу.
Когда, запыхавшись, я прибежал к седьмому вагону (давно таких пробежек не делал!), его покинули почти все пассажиры. Сходила пожилая пара — их встречала шумная ватага родственников.
Больше никто не появлялся. Неужто проворонил внука?
Кляня себя на чем свет стоит за опоздание, я вытащил Андрюшину фотографию и предъявил молоденькой проводнице для опознания.
— Скажите, пожалуйста, этот мальчик не ехал в вашем вагоне?
Розовощекая девица бросила беглый взгляд на снимок:
— Маленьких детей в вагоне не было.
— А это седьмой вагон? — на всякий случай я не поверил своим глазам.
— Вы что, не видите?
— Вижу,— покорно кивнул я.— Скажите, пожалуйста, а все сошли?
— Кажется,— на безмятежном лице проводницы появилось облачко сомнения,— мальчик еще остался…
— Ага, мальчик,— возликовал я и вскарабкался по крутой лестнице в тамбур.
Оттуда проник внутрь вагона и пошел по коридору, заглядывая в распахнутые двери купе. В третьем купе сидел мальчишка в джинсовом костюме и со скучающим видом поглядывал в окошко. Нет, решил я, ничего общего с моим внуком.
Я проскочил в конец вагона, а назад пошел уже медленнее. В висках стучало — проморгал, не встретил внука. Настя мне задаст перца. В противоположном конце вагона стояла проводница и, как я понимаю, на всякий случай присматривала за шустрым старичком.
У третьего купе я остановился:
— Простите, молодой человек…
Мальчик повернул ко мне хмурое, недовольное лицо — дескать, кто его отвлекает от раздумий о бренной жизни.
Если бы я мог, вернее, если бы мне не мешал избыточный вес, я бы подпрыгнул от радости. Я узнал своего внука. Точно такая же сердитая мордашка была у него и пять лет назад на любительской фотокарточке.
— Андрюша! — Я ворвался в купе, обнял и прижал к груди внука.
— Дедушка?! — в голосе внука прозвучало удовлетворение.
Судя по всему, он не сомневался, что его найдут и встретят. В конце концов, он не иголка в стоге сена, а личность и потеряться не может.
Андрюша оказался на голову выше меня. Но в отличие от меня — круглого, толстого — худым, костлявым мальчишкой.
— Экий ты, брат, худой,— огорчился я, но тут же нашел выход из трудного положения.— Ничего, бабушка тебя откормит.
Из коридора подала голос проводница:
— Граждане, освободите вагон.
— Это всё твои вещи? — с некоторым испугом я посмотрел на огромный чемодан, большую сумку и странное сооружение, похожее на чемодан, поставленный на попа.
